и качнулись на восток, в первую очередь, нацеливаясь на Москву. В этой ситуации крайне важно было попробовать зацепиться за Поволжье и Урал, а потому Лопухина вдобавок усилили еще и гвардейской кавалерией.
Пребывавшего в дни восстания в Петербурге и примкнувшего к нашему Обществу полковника Булатова Александра Михайловича, пятнадцатого декабря отправили в его родной 12-й егерский полк, точнее говоря во второй батальон этого полка, что сейчас находился на поселении в Новгородской губернии. А дальше он должен был попробовать связаться с Угличем и если не будет противодействия, принять на себя командования остальными расквартированными в Угличе батальонами 12-го егерского, а затем двинуться вниз по Волге, вслед за кавалерией Лопухина.
Со слов прибывшего Волконского и по нашим собственным разведданным ситуация на юго-западе России складывалась тяжелая. В Киевской, Подольской, Херсонской, Екатеринославской, Таврической губерниях и в Бессарабской области в десятых числах декабря наблюдался самый настоящий слоеный пирог - восставшие армейские части 2-й армии входили в боестолкновения с правительственными войсками.
Самой монолитной силой оказалась дислоцированная в Кишиневе 16-я дивизия Орлова М.Ф., взбунтовавшаяся и выдвинутая опальным генералом через Тульчин, где дислоцировался штаб 2-й армии, на Киев. Орлов действовал не в одиночку, а заодно со своим старым приятелем – генерал-майором в отставке, бывшим командиром 2-й бригады 16-й Орловской дивизии – Пущиным Павлом Сергеевичем.
Туда же, на Киев, что был одиннадцатого декабря занят 2-м батальоном Черниговского пехотного полка Бестужева-Рюмина, дислоцированным в Василькове, выдвинулись Артамон Захарович Муравьев – заговорщик со стажем (член «Союза спасения», «Союза благоденствия» и «Южного общества») – командовал Ахтырским гусарским полком, выступившим в поход на Киев совместно с Черниговским полком во главе с подполковником Сергеем Муравьевым-Апостолом.
Витебский пех. полк дислоцированный в Ржищево Киевской губернии под командованием подполковника Хотяинцева И.Н., члена Южного общества, в числе первых вошел в Киев. В Киев также вошли Полтавский полк Тизенгаузена и 1-я бригада 18-й пехотной дивизии, в составе Казанского пех. и Вятского пех. полков. Командовали этими самыми полками соответственно - полковник Аврамов Павел Васильевич, член Южного общества, и полковник Пестель Павел Иванович - непосредственный руководитель Южного общества.
На сторону восставших переходили не только целые полки – Харьковский драг. полк (плк. Канчиялов Г.А., член Южного общества), Пермский пех. полк (плк. Леман П.М., член Южного общества), Саратовский пех. полк (плк. Повало-Швейковский И.С., член Южного общества), Екатеринбургский пех. полк (плк. Астафьев А.Ф., член Союза благоденствия), Мариупольский гусар. полк (плк. Горленко П.И., член Южного общества), Северский конно-егерский полк (плк. Граббе П.Х., член Союза благоденствия), но и более мелкие подразделения – роты пехотные, конно-артиллерийские, иногда целые арт. бригады, как в случае с полковником Фроловым А.Н. из 3-й гусарской дивизии.
От первоначальных своих намерений идти прямиком на Москву южане, слава Богу, отказались – Москва с первых же дней восстания оказалась занята полками Нарышкина, а потому южанам волей-неволей пришлось переключить свое внимание на войска монархистов, что двинулись от западных границ на восток.
2-я армия, состояла из двух пехотных корпусов (16 пехотных и 8 егерских полков в составе четырех пехотных дивизий), девяти казачьих полков, одной драгунской дивизии, нескольких артиллерийских бригад и пионерных батальонов. Всего во 2-й армии числилось около 100 000 человек. 2-я армия была сравнительно небольшой на фоне размещенной в западных российских губерниях 1-й армии из пяти пехотных корпусов, не считая кавалерии и артиллерии.
Разрозненные восставшие подразделения 2А в один кулак пытался собрать начальник штаба 2-й армии генерал-майор Киселев. Пару лет назад, на дуэли им был убит командир бригады 2-й армии генерал-майор Мордвинов. Причина дуэли была в следующем. Командира входившего в эту бригаду Одесского полка во время дивизионного смотра за грубое обращение с офицерами и солдатами избил его собственный офицер. Киселев узнал, что это было сделано с одобрения Мордвинова, и он снял его с должности командира бригады, а тот вызвал Киселева на дуэль, так как счел поступок Киселева оскорблением. В результате, Мордвинов был убит.
Сам же Киселев личностью был довольно скользкой, с одной стороны он придерживался либеральных взглядов, но с другой стороны всегда был ловким царедворцем, находя общий язык с правительством. Но сейчас, после захвата Тульчина, похоже, Киселев просто был вынужден сделать окончательный и бесповоротный выбор в пользу революции. Но разбрасываться даже такими нестойкими кадрами было бы грех, тем более штаб Киселева находился под «присмотром» Пестеля, Орлова, Пущина, Юшневского и других более стойких в своих убеждениях и проверенных временем товарищей.
- Все свободны, господа министры! – шумно задвигались отодвигаемые стулья. – А вас, генерал Волконский, я попрошу остаться …
С Петром Михайловичем мы проследовали к дальнему углу, где притулился круглый шахматный столик. С этим генералом мне требовалось поговорить тет-а-тет, чтобы окончательно принять одно важное для всех нас решение.
Временному правительству, да что там темнить, прямо скажем, лично мне, Петр Михайлович был интересен, прежде всего, как основатель русского генерального штаба. Ему русская армия обязана учреждением училища колонновожатых, из которого и стал комплектоваться генеральный штаб. При личном общении Волконский меня не разочаровал, довериться ему полностью, конечно же, было нельзя, но, тем не менее, как минимум специалист из него был стоящий. В связи с этим, генерал от инфантерии после консультаций с Военным министром Боком на следующем заседании Правительства был утвержден в своей прежней должности - начальника Главного штаба.
Кстати, насчет Бока Тимофея Георгиевича – царского генерала, семь лет проведшего в заключении, в одиночной камере Шлиссельбургской крепости, что я могу сказать? Только одно – при нашем личном общении, он меня ничуть не разочаровал. Тимофей Георгиевич сознательно пожертвовал своей карьерой, всей своею жизнью ради спасения страны!
В 1818 году он представил Александру "Записку", в которой с самоубийственной откровенностью и яростным мужеством сказал ему все, что он думал о самом императоре и самодержавии вообще. Его пером водили ясное сознание нетерпимости сложившегося в стране положения дел и отчаяние от невозможности немедленно эту ситуацию исправить.
Вот, например, что он писал: "Благородное поведение, которое так выгодно отличает первые годы царствования его величества, заставило наших сограждан забыть, что они имели дело с деспотической формой правления. Самое жестокое разочарование последовало за этой недолговечной иллюзией. Его величество использует освобождение крестьян только в качестве повода, чтобы подавить единственный класс, который до сих пор сопротивлялся проявлениям тирании. Сами крестьяне разоряются огромными повинностями и жадностью чиновников. Деревни систематически опустошаются рекрутскими наборами, необходимыми в силу огромной численности армии. Домашний покой и преуспеяние крестьян принесены в жертву голоду и прихотям солдата и возмутительному произволу. Чтобы не обесчестить
