Пропорции Ирина помнила наизусть, ещё бы, сколько она в своё время дома наварила этого добра. Все кастрюли из нержавейки были задействованы.
Рассказала, что на выходе получится «сироп», он быстро застывает, но его всегда можно расплавить.
Договорились встретиться на следующий день после обеда. По лицу Софьи Ирина поняла, что та теперь спать не ляжет пока глицерин не сварит.
Софья также подтвердила, что в аптеке продаётся водка. Ирине стало смешно, она и не знала, что двести лет назад водку считали лекарством и называли «хлебным вином»*. Градусов в ней было тридцать восемь, но для целей Ирины это вполне подходило, для сохранности средств надо было добавлять спиртовую составляющую. И если другого варианта не было, то будет использовать «хлебное вино».
* «хлебное вино» - До 40-х — 60-х годов XVIII века водку в России изготавливали преимущественно из ржи, к середине XIX века рожь составляла половину сырья для производства водки, позже уступив в популярности пшенице и картофелю. До появления в России спиртометров крепость водно-спиртовой смеси («хлебного вина») измерялась так называемым отжигом. Если из подожжённого вина выгорала ровно половина, то такое вино называлось «полугаром». Полугар, крепость которого составляла около 38 %, и служил базовой нормативной единицей крепости водки, с 1817 года — рекомендованной, с 1843 года — официально закреплённой.)
***
В хлопотах прошло ещё три дня и Ирина, забрав с собой Павла вернулась в поместье. На подъезде их встречал конный разъезд из шестерых всадников.
Возле ворот тоже стояла охрана и внутри поместья строился деревянный дом.
Вышедший встречать Ирину Никодим, сообщил, что взял ещё десяток в охрану, теперь надо строить небольшую казарму. Разрешение у барина получил.
Услышав про отца, Ирина даже вздохнула с облегчением, значит он не закрылся снова «в скорлупе».
Ирина передала Никодиму Павла, попросила помочь ему добраться до комнаты. Решила разместить его на первом этаже, чтобы травмированному Павлу было легче. У него оставалась перебинтованная голова, второй глаз ему открыли, и Ирина обрадовалась, увидев, что глаза Павел не лишился. А синяки пройдут.
Дети все уже были в холле, и набросились на Ирину с обнимашками. Даже Танюша поучаствовала. Ирина подняла девочку, и прижала её к себе, понимая, что вот оно счастье, когда к тебе доверчиво прижимается такое вот лохматое и глазастое чудо. Вдруг Танюша немного отодвинулась от Ирины и показав пальчиком на Глашу, сказала по слогам:
– Гла-фа
Потом повернулась к Ирине и чётко произнесла:
– Ма-ма
Да, Ирина не была Танюше мамой, но, когда она услышала, что её назвали мамой, что-то в ней изменилось навсегда.
Глицерин Ирина тоже привезла с собой, а также весь запас украшений и столовых приборов из чернёного серебра, который Павел хранил в специально оборудованном подполе, который вырыл, когда понял, что оставляет дом почти без присмотра. Но к нему в дом так никто и не залез, зато вот пригодилось, и бандиты ничего не нашли, а на витрине всего-то пара колечек и браслетов лежало. А избили Павла за то, что он рецепт чернения не сказал. Они собирались увести Павла с собой, но, во-первых, Павел сразу покалечил двоих, а, во-вторых, после побоев Павел был без сознания, и они просто не смогли его дотащить, всё-таки роста и комплекции ювелир был богатырского. Выволокли бесчувственного Павла на улицу, а кто-то услышал и вызвал городничих. Бандиты бросили его и сбежали.
Ирина корила себя, что сразу не догадалась приставить к Павлу и его мастерской охрану. Ну да ладно, главное живой, теперь оборудует в поместье мастерскую и будет спокойно работать. Учеников возьмет.
Отца в поместье не было, Пелагея сказала, что он уехал по деревням, должен к ужину вернуться. И добавила, что от помещика Картузова вчера человек приезжал, привёз письмо для Ирэн и её отца. Письма Пелагея отдала Леониду Александровичу.
К отцу Ирина поднялась после ужина, ей было интересно с ним пообщаться, с таким изменившимся.
Леонид Александрович даже помолодел. Нет, конечно, он оставался таким же седым, но аккуратно постриженный и с небольшой бородкой он больше напоминал профессора, чем старого деда, стоящего одной ногой в могиле, каким Ирина впервые его увидела.
Отец рассказал, что в деревнях, похвалил Ирину за Отраду, что помогла крестьянам с закупкой зерна, новый староста Кротовки Леониду Александровичу тоже понравился:
– Толковый мужик, обстоятельный, – улыбаясь проговорил Леонид Александрович
Ирина рассказала ему о том, что произошло в Никольском, о спичечной фабрике, о Павле, о нападении бандитов Абруаза. Рассказала об идеях с глицерином и о том, что будет делать ювелирную мастерскую здесь, в поместье.
Попробовала обсудить с отцом вопросы продвижения и торговли, но вскоре поняла, что Леонид Александрович нисколько не коммерсант, зато он с радостью согласился выполнять поручения, которые ему даст Ирина, а также озаботился тем, чтобы взять на себя вопросы с Никодимом и охраной поместья.
Ирина подумала, что если он будет заниматься хотя бы этим, то у неё появится гораздо больше свободного времени на её задумки.
А помещик Картузов писал, что они сделали плуг и приглашал их приехать, чтобы посмотреть.
Скоро весна, значит всё вовремя.
Глава 24
К помещику Картузову Ирина отправилась вместе с отцом. Мальчишки тоже напросились, узнав, что отец с Ириной едут сразу после завтрака и занятий не будет. Леонид Александрович поворчал, но разрешил.
Танюша с Глашей вышли прогуляться и проводить маму с дедой. Да, Танечка освоила ещё одно слово. И теперь разучивала имена кузенов, которые важно продолжали величать себя дядями, а Ирина смеялась и называла их тон-тон*, и это у Танюши славно получалось.
(*tonton – по-французски, может использоваться в детской речи и как разговорное выражение)
Картузов Иван Иванович встретил семейство Лопатиных радостно, особенно обрадовался мальчикам. Стал звать сразу в дом, но у Ирины не было терпения, ей очень хотелось увидеть, что же получилось. И под укоризненным взглядом отца, она попросилась сразу в литейку.
В литейке к Ирине сразу подскочил Проша (Джузеппе Феррати) и целуя ей руку восторженно на ломаном русском заверещал, что это пробный вариант и она не должна судить строго.
Прошли к небольшому огороженному помещению недалеко от второго выхода из литейки и там, заботливо укрыты ветошью, стоял первый плуг Стоглавой. Он был точно таким каким она его помнила, и к нему даже были приделаны рукояти и оглобли для сцепки с тягловым животным. В её мире такой стальной самоочищающийся плуг был изобретён позже и точно не в её стране, но Ирина посчитала, что ранее появление такого изобретения не повредит этой реальности. Это же не химическое оружие в конце концов.
К сожалению, проводить испытания плуга было ещё рано, на дворе наступал март, но снега было много и ночные морозы сковывали землю.
Довольные все пошли в дом. Хлебосольный Иван Иванович рассказывал смешные истории из своей жизни, всё больше связанные с его увлечением. И как-то сам собой разговор перешёл на то, что не так давно Иван Иванович получил письмо от императорской службы. Ему как владельцу литейного производства предлагалось начать разработку металла, схожего по свойствам с гандийским булатом. На это выделялись средства, в случае согласия.
Ирина, услышав знакомое слово, тут же переспросила:
– А что такое гандийский булат?
На лице у Проши отразилось недоумение: – как вы не знаете, что такое гандийский булат?
А Картузов вместо того, чтобы ответить, попросил подождать и вскоре принёс небольшой кинжал, которым легко разрубил обычную стальную шпагу.
Ирина поняла, что удача сама идёт ей в руки. Она не знала, как подойти к этому вопросу, и вот, есть письмо императорской службы и есть Картузов с Прошей, с которыми она может попробовать сделать булатную сталь.
