— Ну, хватит рассуждений! — призвал князь Орлов. — К делу, господа, к делу!
…За несколько километров от места, где проходило собрание, в маленькой комнатке в служебном крыле Зимнего дворца, отведенной для телефонистов, помощник инженера Кирилл Углов снял наушники и отключил аппарат. Слушать дальше, про распределение подрядов, было неинтересно. Необходимо было обдумать только что услышанное — там имелось много важной информации. А подряды… «Да, газетчики дорого бы дали за эти сведения, — размышлял помощник инженера, облачаясь в пальто и следуя к выходу из дворца. — Но это как раз тот случай, который Григорий Соломонович называет „классическим вмешательством в историю“. Нельзя, нельзя… Но и без этого — вон сколько удалось узнать! Молодец Маша! А всего-то помощи от нее потребовалось — точно узнать время собрания и вовремя меня известить. Да, но как узнать, кто это „известное нам лицо“? Тут уж без Маши никак не обойтись…»
Способности Вани, нашедшие себе мало применения на Капри, пригодились, едва оперативники отъехали от Неаполя. Вечером, вызвав Дружинина на вагонную площадку, Полушкин тихо сказал инженеру:
— С нами едет шпик! Я его чувствую!
— Кто? — заинтересовался Дружинин. — Тот патер, что едет с нами в купе? Или его спутник?
— Нет, ни тот, ни другой, — уверенно заявил Ваня. — Патер — действительно священник, хотя мысли у него вполне грешные, а его спутник и правда заведует церковным хозяйством. Нет, шпион находится в одном из соседних купе. Но кто это, я сказать пока не могу.
— Ладно, и на том спасибо, — отвечал Дружинин. — Дальше я сам.
И он перестал видеть прекрасные пейзажи, проплывавшие за окном поезда, целиком сосредоточившись на поиске «топтуна». Он стал чаще прогуливаться по коридору, чаще бывать в ресторане, стал выходить из поезда на каждой остановке. Вскоре он обнаружил слежку. Следовало признать, что организована она была превосходно: агенты сменяли друг друга, и когда выехали из Рима, слежку вел уже другой человек, чем тот, что был в Неаполе. Но один человек не менялся. Он ехал через два вагона от оперативников и сам за ними не следил, поэтому инженер смог увидеть его лишь один раз, да и то мельком. Но и этого раза ему хватило, чтобы узнать «главного следопыта» — это был тот самый человек, которого он заметил на перроне варшавского вокзала. Стало быть, за ними следила не итальянская или какая еще европейская полиция, а своя, российская, и следила от самого отъезда из Петербурга.
Придя к такому выводу, Дружинин решил сделать все, чтобы оторвать этот «хвост». Поэтому в Клагенфурте, когда они покинули пределы Итальянского королевства и оказались в Австро-Венгерской империи, оперативники сошли с поезда и наняли возок до Брунна. Сделали они это в последнюю минуту, перед самым отходом поезда, и по возможности скрытно. Однако Дружинин не надеялся, что им удастся сразу оторваться от преследователей, и потому они продолжали то и дело менять направление и способы передвижения, пересаживаясь с местных узкоколеек на извозчиков, с них — на дунайские пароходики и снова на узкоколейки.
Когда они прибыли на станцию Чоп, до России осталось совсем недалеко, и Дружинин решил, что они наконец оторвались от слежки. Он решил, что во Львове они сядут на поезд и проследуют до Петербурга уже без остановок. Однако, покупая билеты до Львова, он вдруг заметил мелькнувший в окне вокзала знакомый силуэт.
— Ты поедешь один, — сказал он Ване. — Во Львове подожди; я постараюсь тебя догнать.
— Что ты собираешься делать? — встревожился Иван.
— Хочу разобраться с этим навязчивым господином, — ответил Дружинин.
Он вышел на перрон вместе с Ваней и до самого отправления не показывал, что собирается остаться. Но, когда раздался третий гудок паровоза, инженер вдруг повернулся и двинулся прочь от вокзала. За углом он остановился и подождал. Так и есть: знакомый господин с цепким взглядом высунулся из-за угла и беспокойно огляделся.
— Ну, что ж, — процедил сквозь зубы Дружинин. — Есть только один надежный способ от тебя избавиться…
Он двинулся дальше, и вскоре вышел из поселка — благо он был совсем небольшой. Теперь он шел вдоль высокого берега Тисы. Река в этом месте была быстрая, бурная. Отойдя с полкилометра, инженер спрятался за группой елей. Вскоре на тропе показался его преследователь. Он шел быстро, но осторожно, все время внимательно озираясь.
Когда шпик поравнялся с инженером, тот вышел из своего укрытия и произнес:
— Кажется, вы кого-то ищете? Случайно не меня?
Преследователь (это был ровесник Дружинина, такой же высокий, черноволосый, черноусый, с офицерской выправкой) усмехнулся:
— Вы правы, господин бомбист, вас.
— Ну, раз уж вы меня нашли, может, скажете, чем объясняется такое внимание к моей персоне? — спросил Дружинин.
— Думаю, вы и сами понимаете, — отвечал шпион. — Вы нарушаете законы империи, выдаете себя за другого человека. Жаль, я не видел ваших документов. Думаю, если их внимательно рассмотреть, станет ясно, что они поддельные. Ну, а там и другие делишки вскроются.
— Однако, какие решительные выводы! — заметил Дружинин.
— Обычные выводы, которые следуют из наружного наблюдения, — сказал его противник. — А теперь, когда вы меня раскрыли, думаю, это наблюдение подошло к концу. Пора перейти к следующему этапу — задержанию преступника. Руки вверх!
В руке черноусого внезапно возник револьвер, и его дуло смотрело прямо в лоб инженера. Делать было нечего, инженер поднял руки.
— А теперь тем же путем обратно! — приказал черноусый. — И без глупостей!
И он отступил с тропы, пропуская задержанного. Дружинин понял: сейчас или никогда. В тот момент, когда он проходил мимо врага и расстояние между ними было минимальное, инженер вдруг сделал резкое движение в сторону и оказался слева от шпика, вне зоны стрельбы. Черноусый быстро развернулся, вытянул руку с револьвером и нажал на спуск. Грохнул выстрел. Но пуля просвистела рядом с головой проворного инженера — он уже успел присесть и поймать своей рукой запястье врага, в котором тот держал револьвер. Прогремел еще один выстрел, пуля ушла в небо. Дружинин резко дернул — противник вскрикнул от боли, револьвер упал на землю. Однако преследователь и не думал сдаваться, он вновь кинулся на инженера. Тот увернулся и, в свою очередь, нанес ему мощный удар в челюсть. Адъютант генерала Спиридовича, слишком ревностно кинувшийся исполнять приказ своего начальника, пошатнулся, не удержался на краю обрыва — и рухнул в мчавшуюся под обрывом Тису. Течение подхватило его и понесло. Один раз голова упавшего показалась в волнах, потом скрылась и больше не показывалась.
Спустя два дня в доме купца Мартынова на Лиговском проспекте, где снял комнату статский советник Углов, состоялось совещание оперативной группы. После возвращения Дружинина из поездки, после его рассказа о преследователе, который следил за ним в Италии, и о гибели этого шпика было решено из гостиницы выехать и поселиться порознь, причем не в гостинице, где каждый постоялец на виду, а на квартирах. Правда, пока сняли только эту квартиру, на Лиговском, — Дружинин и Ваня должны были найти себе жилье позже.
Сначала Дружинин рассказал об их с Ваней поездке на Капри, о знакомстве с Горьким и его семейством, о разговоре с секретарем.
— Очевидно, что тут имеется отработанная схема, — закончил он свой рассказ. — Вокруг Горького постоянно крутятся новые люди самых крайних взглядов. Выбрать среди них человека, готового «ради дела революции» совершить политическое убийство, — дело вполне осуществимое. Я думаю, что господин, с которым я беседовал в задней комнате кабинета Мосолова и который представился мне как Вычужанов, бывал на Капри. И уже вербовал там себе исполнителей.
— Странно как-то получается, — заметил Ваня. — Ведь люди, которые собираются у Мосолова, — крайние реакционеры. Для них даже кадеты — слишком левые, для них Столыпин — революционер. И они пользуются услугами эсеров, большевиков, вербуют среди них себе исполнителей… Как же так?
— Ничего странного, — ответил Углов. — Ты ведь знаешь, что крайности часто сходятся. Если использовать формулу, выведенную Столыпиным, им нужны великие потрясения, а не великая страна.
— Большевикам — да, им нужны потрясения, — кивнул Дружинин. — А «мосоловцев» ты сюда почему приплел?
— А вот почему, — ответил Углов. — Я тут позавчера воспользовался твоим жучком и подслушал разговор «государственных людей». Знаешь, о чем они говорили? Как бы им побыстрее и понадежней втянуть Россию в войну с Германией!
И он пересказал содержание беседы в кабинете Мосолова.
— В общем, большую часть задания мы уже выполнили, — сказал он, подводя итог своему рассказу. — Мы выяснили, кто отдал исполнителю приказ убить премьера, что за люди стояли за плечами организатора, каковы их побуждения. Выяснили мы и роль во всем этом революционных кругов. Мы узнали, что существуют конкурирующие группы «антистолыпинцев», которые борются между собой за влияние на императора. Что осталось неизвестным — это некое «значительное лицо», о котором говорил Мосолов. Создается впечатление, что у заговора есть более глубокий слой, кукловод, который вертит всеми этими генералами и министрами. Может быть, кукловод находится за границей? Кроме того, неясны еще некоторые детали заговора — например, кто такой Вычужанов, он же Стрекало, кому он непосредственно подчиняется. Когда мы узнаем и это, можно будет возвращаться.
