— Ты совсем спятил? — Шона легко толкнул меня, чуть не свалив с ног. — Он — наследник ка…
— Знаю! — перебила я. — Но никакой титул не даёт права так обращаться с другими!
— Марко, — смуглое лицо моего единственного не-врага было мрачным. — Ты чуть его не ударил. Нападение на принца карается…
— …смертью? — усмехнулась я. — Что ж, тогда присоединюсь к тем, кого вы, кровожадные варвары, уже отправили в праотцам! И, поверь, их общество мне приятнее вашего! — резко развернувшись, я бегом пустилась обратно в конюшню.
— Марко! Вернись! — крикнул мне вслед Шона, но я только ускорилась.
В конюшне уже никого не было — только лошади. Мой Хуяг — среди них. Поспешно вскочив в седло, я тряхнула поводьями и вынеслась из конюшни, пролетев мимо подбежавшего ко входу Шоны. Что ж, я честно пыталась. Но плохой мир не всегда лучше хорошей войны.
Война в самом деле получилась славной! Каганёнок снова не нажаловался на меня отцу, а я показала ему, как выглядит настоящая ловушка на следующий же день. Заметив, что он всегда входит в любое помещение первым, подстроила так, что перед уроком каллиграфии ему на голову вылилась плошка воды, в которой накануне я растворила комья земли и кусочки конского навоза. Ханёнок не остался в долгу, сделав нечто подобное, когда я возвращалась в свою комнату. Обернувшись на свист, когда уже стояла на пороге, я получила выплеснутое в лицо ведро помоев…. а ночью подпилила лесенку, по которой мы поднимались на "ветки" в Зале журавля и змеи. Каганёнок, всегда восходивший на "снаряд" первым, шарахнулся на пол вместе с подломившейся ступенькой, разбив губу о "ветку". А следующей ночью у меня в постели оказалась крыса, грызанувшая меня за ногу, когда я спроснья попыталась столкнуть её на пол.
Вспомнив, как Элька рассказывала, что пчёлы агрессивно реагируют на конский пот, я отловила несколько пчёлок и, засунув их в чайную чашечку, обвязала её кусочком ткани. А на уроке верховой езды подъехала к принцу, якобы для того, чтобы показать крысиный укус и устыдить его. Пока каганёнок глумливо хохотал, сняла ткань с чашечки, вытряхнула пчёлок прямо на круп его коня и ускакала прочь. Хуягу опасаться было нечего — я заренее накинула на него попону. А принц понял: что-то не так, когда озверевшие пчёлы начали жалить его коня, и тот, обезумев, скинул седока — по счастливой случайности тоже в кучку навоза. Но коронным номером оказался наш с каганёнком "танец змей".
Я нежилась в деревянной ванне, наполненной водой с примесью кобыльего молока — подобная "роскошь" предоставлялась всем обитателям дворца, кроме слуг, хотя бы раз в неделю. Погрузившись в горячую беловатую жидкость до подбородка, я закрыла глаза, как вдруг что-то холодное скользнуло по груди, обвилось вокруг руки… Змея?! Я завизжала так, что чуть сама не оглохла. Торопясь выбраться из ванны, опрокинула её, заработав синяк — край ванны шарахнул меня по предплечью. Когда пришла в себя, в луже разлившейся беловатой воды увидела извивающегося угря, а за тонкой стеной слышался хохот и звук удаляющихся шагов. Я было испугалась, каганёнок успел рассмотреть, что я — не мальчик. Но он после инцидента вёл себя, как обычно, разве только самодовольнее, и у меня отлегло от сердца. Самое время придумать ответный ход! И в этом, сам того не желая, помог Фа Хи. В монастыре он однажды показал нам "танец со змеёй" — очень впечатляющее представление. "Танцующий" кружит вокруг живой кобры, копируя её движения. Кобре это в конце концов надоедает, и она бросается на "партнёра". Тогда "танцующий" проявляет чудеса ловкости — ловит пресмыкающееся на лету и сжимает ему шею, не позволяя себя укусить. Учителя делали это с "полноценными" змеями, мы тренировались с кобрами, у которых были удалены ядовитые зубы. Именно такую Фа Хи распорядился раздобыть для тренировок здесь.
Выкрасть безобидное пресмыкающееся из Зала журавля и змеи не составило труда. Пробраться к принцу оказалось сложнее, но, поторчав в саду до темноты, я всё же прокралась в его покои и чуть не запрыгала от радости: одна из комнат выходила к водоёму — мой путь к отступлению в случае чего! В спальне выпустила змею на кровать, накинула сверху покрывало и спряталась за ширмой. От близкой опасности сердце ухало так, что за его ударами я ничего не слышала: если бы меня здесь обнаружили, наказали бы наверняка сурово. Но это того стоило! Слышать, как верещит перепуганный принц, видеть, как он выкатывается из постели и пытается отползти к сабле, шарахаясь, когда змея вскидывает капюшон — зрелище незабываемое! Не удержавшись, я захохотала, а, услышав топот бегущей со всех ног стражи, подхватила змею, запихала в корзинку, в которой транспортировала её сюда, и, покрутив возле глаза кулачком свободной руки — жест, каким уже не раз дразнила принца, метнулась к окну и прыгнула в поблёскивающее серебром озерцо. Плыть, орудуя только одной рукой, неудобно, но я добралась к берегу — и даже не утопила змею! Хотя, когда возвращала её в Зал журавля, вела она себя довольно вяло — наверное всё-таки наглоталась воды и натерпелась страха из-за диких воплей каганёнка. Довольно хихикая, я вернулась в свою комнату и заснула с блаженной улыбкой на лице, не забыв пожелать приятных снов Вэю — этот ритуал поклялась не оставлять до конца своих дней. А наутро меня ждал сюрприз: приглашение явиться пред раскосые очи кагана Тендзина.
Мы с Фа Хи завтракали, когда заявился стражник. Учитель бросил на меня мимолётный взгляд и молча поднялся со своей подушки, но стражник качнул головой:
— Только парень. Ты, монах, остаёшься здесь.
Фа Хи снова посмотрел на меня, теперь в его взгляде мелькнуло едва заметное напряжение. Но я беспечно улыбнулась и последовала за стражником, понимая, что час мой, скорее всего, пробил. Кобра в постели наверняка была перебором — каганёнок пожаловался-таки папочке…
Стражник привёл меня не в тронный зал, а в небольшую довольно уютную комнату с яркими коврами и резными перегородками. Каган сидел на высокой подушке за квадратным столиком. На столике — доска с шахматными фигурами необычной формы, а рядом с доской — чаша с айрагом. Я даже не успела поклониться, как толстяк вместо приветствия бросил:
— Ты играешь, парень?
— Нет, — качнула я головой. — Мне больше нравятся шашки.
— Не знаю такой игры. Садись, — он кивнул на место напротив и махнул кому-то рукой. — Налейте ему айрага!
— Спасибо, но я не пью, мне ещё нет восемнадцати, — вежливо отказалась я.
Брови кагана поползли вверх.
— И что?
— Лицам до восемнадцати лет употребление алкоголя запрещено законом, — отчеканила я и, увидев выражение обрюзгшего лица, добавила:
— В моей стране.
— Ты сейчас не в своей стране, так что пей, — он кивнул на поставленную передо мной чашу. — В моей стране гость, отказывающийся от угощения, оскорбляет хозяина.
— Если так… За хозяина! — подняв чашу, я поднесла её ко рту и сделала глоток.
Вкус так себе — кисловато-сладкий, в принципе, освежающий, но не настолько, чтобы хлебать это до умопомрачения. И уж точно не на завтрак.
— Ничего так, — я отставила чашу.
— Напитки твоей родины больше тебе по вкусу?
— Да, — кивнула я.
— Но сейчас ты здесь, так что придётся привыкать к этим! — подхватив свою чашу, каган осушил её и махнул рукой, чтобы налили ещё. — Как тебе жизнь в моём дворце?
— Нравится, — почтительно проговорила я.
— А занятия?
— Тоже.
— Что-то ты неразговорчив, — он отхлебнул из чаши. — Во время нашей первой встречи тебя было невозможно заставить молчать!
— Сейчас просто сказать нечего. Занятия мне нравятся — особенно верховая езда…
— Хотя, сев на коня в первый раз, ты слетел на землю вместе с седлом?
Вот оно! Сейчас точно перейдёт к моей позиционной войне с его отпрыском! Но я не подала вида и кивнула:
— Да, несмотря на это.
— Как это получилось? Плохо затянули подпругу?
— Не знаю, — пожала я плечами. — Седлал коня не я.
