После сытного обеда, Марка начало клонить в сон. Это ощущение было ему совсем незнакомо – как можно спать на рабочем месте? Но расслабленное состояние, помноженное на чувство лёгкой безнаказанности, толкнуло пойти на провокацию. Марк опустил рулонные ворота, отрезав бокс от внешнего мира, поставил таймер на час и растянулся на промасленном диванчике, что пылился в углу, ожидая задницы клиентов.
2
В избушке никого не было. Та половина кровати, на которой спала Маруся, давно остыла. Остыла и глиняная печь. Остыл и скромный завтрак, что лежал на кухонном столе.
Марк решил не выяснять, куда делась его «пассия на одну ночь». Он подошёл к столу, быстро расправился с подсохшей болтуньей из двух яиц (какая гадость, хоть бы посолила) и запил терпкой жижей, отдалённо напоминавшей кофе. А затем направился в баню, где омылся еле тёплой водой и нарядился в собственную одежду.
Наслаждаясь прикосновением ветра к влажной коже, Марк закрыл глаза и по памяти вышел из двора. А когда вновь прозрел, то от удивления чуть было не подпрыгнул. «Студер» исчез. Тот самый, который он целую ночь (или целый круг?) снаряжал. А вместе с ним исчезла и вся жизнь из маленькой деревни. Не чадили дымом трубы над избушками, не бродили коровы по загонам, не горел свет в окнах. Да и случайного прохожего не было. Нигде. Кроме избы старейшины. Там был весь комплект – и дым из трубы, и свет в окнах, и коровы во дворе (целый табун коров).
За неимением выбора, Марк поплёлся к дому старейшины.
– Здорово паренёк. Никак, хмель голову замучил? – добродушно поинтересовался дед Макар. Марк неуклюже протиснулся между двумя коровами, чтобы подойти поближе к крыльцу. Старейшина расселся на ступеньках и мирно попыхивал трубочкой. В воздухе снова завоняла нестиранными носками.
– А куда все делись? – поинтересовался Марк, хотя уже догадывался об ответе.
– Як куда? Ды умчали. По вашему же совету и умчали.
– По нашему совету и на нашем же грузовике, – буркнул Марк.
– Но-но, не бузи! Не на вашем. Ваш вон стоит, – дед Макар указал рукой за калитку. Где-то там, вероятно, стоял первый «Студебекер».
– Этот наш, значит? А в поход грузил я тот. И никто ни слова! А как тот снаряжённым стал, так сразу планы поменялись. Так выходит?
Дед Макар насупился.
– Ды за кого ты нас держишь? Чтобы мы за добро подлостью?! Никогда! Вон возле вашего грузовика две полные канистры стоят. Мы бы и залили сами, ды толку с того не будет.
– А оружие, что я погрузил? А шмотки?
– Всё перенесли и уложили так же. Ды не злись ты на нас. Мы ж за ради бабонек наших заморочились. Их полный кузов набился. А в вашем кузове трупами воняет. Вчера ж возили. Ну пойми ты нас и их – как до Белых Вершин ехать в такой вонизме? То ж пути ни на круг, ды ни на два. То ж до второго поклона ехать. Если путь боги устроят. Ды и лавки там оторваны, и жерди погнуты, и стёкла побиты. Смилуйся ты над стариками, что за руль сели. С ветром в лицо они не доедут, с простудой слягут. А кто без них доведёт?
Марк мельком вспомнил Марусю. Да, близки они не стали (разве что физически), но она была к нему добра и хорошо позаботилась. Одежду постирала, трижды покормила, спать уложила да баньку согрела. Ненавидеть её – повода не было (или был? разве не она тебя вокруг пальца обвела?), а вот ответить добром на добро – повод был. Плюс ко всему – уехал грузовик давно, и без особой причины гнаться за ним Блэк не станет. А без Блэка – говорить не о чем.
– А они с собой воды взяли? – спросил Марк, всё ещё держащий в памяти Марусю.
– И воды шесть бочек, и еды кулёчек. И оружие не забыли. Не боись, не пропадут.
Марк расслабленно покивал. Он был рад, что жители деревушки покинули насиженное место. Ещё больше был рад тому, что покинули его не с пустыми руками. Да, на новом месте придётся туго – начинать всё с нуля. Но это лучше, чем жить, уповая на милость вооружённых захватчиков.
– Ты один остался, дед Макар?
– Ды нет. Тут ещё Сарочка осталась, Михайло, Броня. Отчаянные головы! Но а чего им? Чего спасать? Жизни им той осталось – круг-другой. А так, глядишь, коровок сбережём, посевы уберём, ды птице разбрестись не позволим. Может не для своих. А хотя, вдруг вернуться? Как думаешь, могут вернуться? Потом, когда серые отстанут?
Марк хотел подбодрить старейшину, но язык не повернулся сказать хоть слово. Всё, что удалось выдавить – неуверенное пожатие плечами.
Старик опечалился ещё сильнее. Трубка, забытая в пальцах, выскользнула и шлёпнулась на вытоптанный пятачок земли. Зола и тлеющий лист выпали из неё и покраснели от дуновения ветра. Дед Макар поднял трубку и без сожаления растоптал тлеющую крошку тяжёлым сапогом.
– Пусть бы и нет, – задумчиво произнёс старейшина. – Лишь бы жизнь гладко устроилась. Марк молча согласился и похлопал старика по плечу.
Когда Блэк проснулся, у Марка снова всё было готово. «Студер» был заправлен, провизия проверена и арсенал пересчитан. Даже удалось немного поправить изогнутые жерди, дабы тент не смотрелся так убого.
Блэк, на удивление бодрый с похмелья, попрощался с дедом Макаром:
– Бывай, отец!
Тот пожал мозолистую руку и молча отвернулся. Марк не удосужился на подобный жест. Он забрался в кабину, завёл двигатель и, пользуясь заминкой, заткнул дыры в лобовом стекле обрывками ветоши.
Внезапно открылась дверь со стороны пассажира
– Давай, трогай! – бросил Блэк. Пока Марк мучился с включением первой передачи, тот уже комфортно разместился в кресле.
– Почему на первой? – вскинул удивлённые брови Блэк.
– Как почему? Потому что только тронулись, – ответил Марк, чувствуя подвох. Опустевшие дворы мерно поплыли за окнами.
– «Студер» трогается со второй, – с обыкновенной лукавой улыбкой сказал Блэк. – Первая нужна будет, если дождём землю размоет. Так что, давай, не насилуй движок!
Марк переключился на вторую передачу, и грузовик побежал быстрее. Очень скоро за спиной остался последний двор, а просёлочная дорога сменилась укатанной колеёй. Слева, в просветах между рядами плодовых деревьев, снова можно было разглядеть старую спутницу – железнодорожную насыпь.
3
Марк клюнул носом через несколько минут, после того как ряды деревьев скрылись из виду. Сначала он не придал этому значения (да нет, я просто отвлёкся на секунду). Но после понял, что дела его плохи. В глазах резко потемнело, в ушах раздался писк – протяжный, как сигнал профилактики телеканала. Он понял, что теряет контроль над телом (и в то же время его обретает). Единственное, что он считал необходимым сделать, перед тем как тьма и звон поглотят сознание, так это остановить грузовик.
Марк выжал педаль тормоза до упора (очевидно забыл, что такая техника не снабжена антиблокировочной системой) и, не дожидаясь полной остановки, потянулся к рычагу ручного тормоза. Но так и не смог привести его в действие. Пальцы скользнули по рукоятки и свисли с ослабевшей кисти, как отрывные номера с бумажного объявления.
Машину накренило и повело в сторону. Мотор заглох (кто бы про сцепление вспомнил), но инерция ещё толкала вперёд.
К счастью, даже по проторенной колее Марк не ехал больше сорока тысяч шагов (примерно тридцать километров) в час. Потому широкие, двухосные колёса зарылись в грунт. Грузовик замер на месте, лишь немного сойдя с раскатанных полос.
– Эй, вставай, соня, – кто-то мягко шлёпал Марка по щекам. – Вставай, говорю, пока Вика не видит.
Марк недовольно поморщился и приоткрыл глаза. Рулонные ворота в боксе были подняты. Перед ним, поклонившись в пояс, стоял Сашка – коллега из второго бокса.
– Ты вообще как? В порядке? Может скорую вызвать?
– Да нормально, не выспался ночью. Сны дурацкие мучают.
– Ты смотри, Вика застукает – вышвырнет с концами.
– Ой, да пошла она… – отмахнулся Марк.
– Пойдёт, вместе с тобой и пойдёт. Главный вчера приезжал. Сказал, что больше не потерпит, чтобы бокс без дела стоял. Прямо Вике и заявил – сдам в аренду, человек, мол, очень просит. А её вместе с тобой вышвырнут отсюда. Вот и все дела.
