сотрясения мозга, значит уже молодец, растет над собой. Но что ему нужно? Где-то внизу мелькает физиономия Хироши, мелькает и исчезает, растворяется в воздухе.
— Ты это… — говорит Дзинта и поводит плечами. Крутит бычьей шеей. Вздыхает. Щелкает костяшками пальцев. Играет желваками. Снова вздыхает. Нелегко человеку.
— Я — это — легко соглашаюсь я. Зачем спорить с подобным утверждением? Мне ничего не стоит, а человеку приятно. Тем более с уверенностью можно сказать что как объект материального мира я подпадаю не только под определение «это», но и «то», а также «тот» и «этот».
— Да погоди ты… — морщится Дзинтаро: — я не про это… ты того…
— И того тоже я — продолжаю соглашаться со своим одноклассником. Чего бы и не поддержать приятную беседу, раз уж бить меня сегодня не будут.
— Да ну тебя! — говорит Дзинтаро, начиная наливаться красным: — дай сказать! — Я поднимаю руки вверх и делаю шаг назад, дескать высказывайся, дорогой, аудитория вся в твоей власти, микрофоны включены, софиты горят, твой час настал…
— В общем я чего хотел сказать то… — вздыхает он: — подумал я тут. Мне в общем сказали… что неправильно я себя повел по отношению к … ну к ней. Вот. — он бросает на меня быстрый взгляд, предупреждая реплику «а я же говорил», но я молчу. Жду. Действительно, надо дать парню высказаться, уж больно любопытный поворот в разговоре намечается. Действительно, некрасиво себя Дзинта повел, как-то не так интерпретировал он главу Кодекса Настоящих Пацанов о девушках и отношениях с ними. Но вроде ж он в прошлый раз извинялся перед ней, нет? Точно извинялся, помню.
— Ну… и с тобой тоже… неправильно вышло. — говорит он: — в общем я чего хотел сказать-то… надеюсь ты зла на меня не держишь?
— Нет — качаю я головой: — все уже в прошлом, все забыли. Конечно, все могло бы быть намного хуже, хорошо, что ты вовремя остановился. — он не останавливался и мы оба это знаем. С другой стороны, все равно могло быть хуже и что где-то у него все же хватило ума прекратить усугублять ситуацию — уже плюс. А за плюсы людей надо поощрять, говорить им об этом и соответственно — тыкать носом в минусы, чтобы не повторялось. Вот такая простая педагогика, сам товарищ Макаренко гордился бы мною.
— Спасибо — кивает он: — и ты вовремя там показался. Никогда бы не поверил что у тебя духу хватит вот так…
— Ээ… ну тут у меня сильно выбора не было — развожу я руками: — все исключительно в твоих интересах, Дзинта-кун — про себя думаю, что Хироши на моем месте уже этого здоровяка на деньги обул бы. Два раза как минимум. А черно-белые — морально уничтожили бы. Все-таки хороший я человек, да. Карму тут отрабатываю, чтобы на следующее перерождение в мир «Оверлорда» попасть в физическом теле как Лорд этой их гильдии со сложным названием.
— Ну вот. — говорит Дзинтаро: — я ж все понимаю. Просто так ты бы не бросился на защиту. Я ж вижу. Вот и решил поговорить с тобой как мужчина с мужчиной.
— Э? — тут мои логические выкладки начинают давать сбой. «Мужчина с мужчиной» обычно означало что Кенту будут бить. В нынешнем состоянии моего тела и разума это опять-таки означало бы сотрясение мозга и травмы мягких тканей головы у Дзинты-куна, буде он попробует. А мы все-таки на лестнице стоим, отсюда падать травмоопасно и чревато. Переживаю я за здоровье своего одноклассника.
— Я видел, как ты дерешься — продолжает он: — ты же в клане каком-то воспитывался, да? Какая-нибудь додзе древняя? И тебе, наверное, было запрещено это показывать в школе?
— Ээ… то есть да, конечно. — перехватываю инициативу в свои руки. Нельзя это так оставлять, начнутся сейчас легенды зимнего леса, нельзя допускать неконтролируемое безумие, любое безумие должно исходить от меня и быть контролируемым и направляемым!
— Старейшие изгнали меня из клана «Летающие Грейсоны» из-за этого случая. И теперь я живу на чердаке вместе с одноногим ниндзя и вампиром в теле лоли-горничной. — говорю я: — это неудобно, но зато каждую ночь я вылетаю в город, чтобы бороться с преступностью. Вот скажи, слышал ли ты о страшных убийствах и тоннах наркотиков на улицах? Нет? Вот, это все я.
— Очень рад что тебе смешно — говорит Дзинтаро, справляясь с первой реакцией на мои слова: — просто Масаси Тасиро со своими каламбурчиками.
— Ну извини. — пожимаю я плечами. Тяжелая публика, или как говорят стэнд-ап комики в Северной Америке — tough crowd тут сегодня. Шуток они не понимают, значит.
— В любом случае — запомни — говорит Дзинтаро и его глаза сужаются: — даже если я тебе не соперник в бою, я все равно не сдамся! Я буду биться за нее!
— А… вот в чем дело… — говорю я, глядя на раскрасневшегося одноклассника и Настоящего Крутого Пацана: — таки тут тебя никто не держит.
— Что? — теряется Дзинтаро. Он всегда так забавно застывает в пространстве, каждый раз, как не находит инструкцию к происходящему в своем Кодексе Настоящего Пацана. Вот что тут сейчас делать? В морду мне дать? Так чревато — можно и в ответ получить. Иные варианты подозрительно похожи на «сдал назад», а Настоящие Пацаны не сдают назад. Они просто разворачиваются и продолжают движение вперед.
— С кем и когда будет Томоко, на каких условиях и в каких позициях — это исключительно ее дело — объясняю я своему однокласснику политику партии и правительства: — не ты тут выбираешь и даже не я. Женщины выбирают нас — а наше дело пыжиться и на себя внимание обращать. А потом — соответствовать. Уж если женщина решила, что будет с тобой — то как правило сопротивление бесполезно, только силы потратишь, да условия капитуляции себе усугубишь. Если ты хочешь, чтобы она мимо прошла — тут надо падать на землю и притворяться мертвым. Как опоссум. И постараться так же пахнуть — они брезгливые,
