кресло и вы не сделали ему замечание. А я теперь вынуждена стоять у стены, ведь даже завалящего стула мне во всём депо не нашлось — это ли не иллюстрация?
— Виктор Алексеевич, это место Лидии Степановны, — вынужден был признать Альбертик.
— Я не могу стоять, — заявил Урсинович, даже не подумав уступить мне моё кресло, — у меня колено больное.
Я пожала плечами и демонстративно отвернулась.
— Лидия Степановна! — сказал Альбертик, — так, когда вы переделаете форму Б-5?
— Не знаю, Альберт Давидович, — пожала плечами я, — Урсинович мне мешает работать. Пока он будет находиться в кабинете и лезть во все дела — за результаты я ручаться не могу.
— Лидия Степановна!
— Уберете от меня Урсиновича — будет вам отчет!
— Вы что, шантажируете тут меня?
— Нет, Альберт Давидович, я всего лишь пытаюсь отстаивать свои права!
— Хорошо, Лидия Степановна, — после минутного молчания, тихо и веско сказал Альбертик, — Виктора Алексеевича мы переведем в другой кабинет, но вы сделайте отчет и отправьте Гриновскому!
— Альберт Давидович, — и не подумала сдавать свои позиции я, — другой кабинет Урсиновича проблему не решит — он, как мой заместитель, будет лезть во все дела и дальше. И не всегда получится вовремя разрулить, как сейчас.
— Что вы предлагаете?
— Мне не нужен зам. У нас его и в штатке никогда не было. Я сама вполне справляюсь.
— А куда я его дену? — вспылил Альбертик.
— А мне-то какое дело? Вон отдайте в замы хоть Герих!
— Хорошо, Лидия Степановна, договорились, — процедил Альбертик, — а теперь давайте не будем терять времени, идите и сделайте в конце концов этот чёртовый отчёт!
— Как скажете, Альберт Давидович, — я вышла из кабинета в полной тишине.
Судя по выражению лиц Альбертика, Урсиновича и Герих, хоть этот раунд я и выиграла, но лучше бы я его проиграла.
Судя по всему, последние дни августа в депо «Моноельс» обещали стать особенно жаркими и не забывающимися.
Ну-ну, посмотрим…
Оставив за спиной обозлённых коллег, я вышла в приемную. Секретарша, которая возилась с картотекой, подняла голову, скользнула по мне равнодушным взглядом и опять вернулась к прерванному занятию.
Меня взяла злая досада. Ведь что такое секретарь директора на любом предприятии? По сути это — самый главный по значению человек. Он — как лакмусовая бумажка, по которой всегда можно считать отношение к тебе твоего руководства. Опытный секретарь умеет правильно манипулировать своим боссом, знает, когда к нему можно подходить, а когда лучше вообще не попадаться на глаза. И по отношению секретаря к сотрудникам часто сразу понятно, как относится к нему сам директор. Эта вот проигнорировала меня, словно я не заместитель её шефа, а пустое место. А это более чем тревожный звоночек.
Ладно. Значит, нужно подстраховаться и сыграть на опережение. Даже в мелочах.
Я заторопилась к себе в кабинет и вызвала Людмилу.
— Ты ключ от Красного уголка вернула? — спросила я своего секретаря.
— Не успела, — виновато потупилась Людмила, — товарищ Иванов уехал, и я не смогла ему вернуть.
— Куда уехал? Надолго?
— Не знаю, — пожала плечами Людмила, — Он, как обычно, никому ничего не сказал.
— Ты говорила, что там бардак?
— Ой, ужас что творится, — покраснела Людмила, — людей стыдно.
— А ну-ка пошли заглянем, — велела я.
Мы вышли из полуподвальчика и поднялись на второй этаж в то крыло, где был Красный уголок, если использовать народное название, или же Ленинская комната, если официально.
— Открывай, — кивнула я секретарю.
Когда мы вошли в Красный угол, я поморщилась — похоже мое приснопамятное посещение этого стратегического места с целью инспекции пару месяцев назад ничему Эдичку не научило, и он здесь так и не появлялся — всю мебель покрывал слой пыли, на полу валялись обрывки бумажек, какой-то сор, веточки и прочая дрянь. Воздух был спёртый и неприятный.
— Пошли отсюда, — сказала я Людмиле и мы поскорее вышли.
— Людмила, отнеси тихонько ключи и положи их Иванову в верхний ящик стола. И никому не рассказывай, что мы с тобой туда ходили. Ладно?
Заинтригованная Людмила согласно кивнула, но расспрашивать меня не рискнула.
Ну и правильно.
Нагрузив Людмилу работой, я отправила её к себе, а сама подтянула поближе листочек бумаги. Ну не зря же нас на работе в моем прошлом мире столько времени мучили всевозможными курсами по развитию и личностному росту, среди которых были и курсы копирайтинга. Что-то, а тексты и доклады писать кратко, ёмко и красочно я умела.
Через полтора часа я закончила, пробежалась глазами по исчёрканному черновику и удовлетворённо откинулась на спинку кресла (красавчик Урсинович, и где только такую мебель отхватил?).
В общем, решила я как в той былине «одним махом семерых убивахом». То есть сейчас я сделаю так, как всегда люблю — это когда делаешь что-то одно, а оно приносит несколько разных результатов.
Я вытащила из сумочки потрёпанную записную книжку и пролистав, нашла знакомое имя. «Вот ты где, роднулечка!» — широкая улыбка осветила моё лицо, и я набрала заветный номер:
— Алё! Роберт, это ты?
— Слушаю, — послышался знакомый голос, изрядно искажённый треском в трубке.
Роберт был журналистом, который любил «горячие дела» и которому я год назад «слила» материал по дому престарелых, когда вытаскивала Римму Марковну. И сейчас я решила его подключить опять.
— Это Лида Горшкова…
— Лида! — обрадовался он, — Сколько лет, сколько зим! Ты совсем пропала…
— Дела, Роберт, дела. В общем, чтобы не отнимать время скажу, что есть одно дельце, в стиле как ты любишь.
— Интересненнько! — заинтересовался Роберт. — Рассказывай.
— Не могу сейчас. Давай лучше встретимся. И желательно сегодня…
— Горит?
— Не то слово! — хмыкнула я, — а когда ты опубликуешь заметку — обещаю, что полыхнёт так, что «ой».
— Вот прямо «ой»? — хихикнул в трубку Роберт.
— И даже больше, чем «ой»! — пообещала я. — Записывай адрес…
— Тогда до встречи!
— До встречи, — я положила трубку и показала язык репродукции Алёнушки у омута, которую Урсинович почему-то не стал выбрасывать, а наоборот, заменил ей раму и повесил на почётное место на стене.
В этот момент дверь без стука распахнулась, так, что я аж дёрнулась — привыкла, что без вызова ко мне не ходят. Это был Урсинович. Сердитый, надутый, решительный.
Называется — помяни чёрта.
Он неотвратимым «Титаником» вошел в кабинет и окинул обстановку хозяйским взглядом. Молча.
Я тоже молчала.
Пауза затянулась.
Наконец, Урсинович не выдержал первым:
— Лидия Степановна! Что это было на совещании? Вы зачем это на меня Альберту Давидовичу наговариваете? Сами наделали ошибок, сами некомпетентны, причём по всем вопросам, и сразу на меня всё свалили! Очень удобная позиция! Но я вам скажу! Я скажу! Это недостойный и подлый поступок! Это… — он что-то ещё говорил и говорил, а моё сознание отключилась от его наездов и весь этот сердитый бубнёж проходил мимо, фоном.
А я сидела, рассматривала этого человека и офигевала. Ну ведь бывают же такие люди! Всё его поведение, от наглого появления в моём кабинете и до подставы с отчётом — всё это вызывало во мне дикое омерзение. Словно мерзкая плесень, а не человек.
— Лидия Степановна! — заметив моё выражение лица, возмутился Урсинович. — Вы что, меня не слушаете?
— Нет.
— А зачем я тут уже полчаса распинаюсь⁈
— Интересный вопрос. Действительно — зачем?
— Вы должны извиниться передо мной! А потом пойти к Альберту Давидовичу…
— Виктор Анатольевич! — тихо позвала я и Урсинович умолк.
— А?
— А хотите я сейчас скажу вам, куда должны пойти вы?
— Ч-ч-что? — покраснел Урсинович. Он некоторое время смотрел на меня, хлопая глазами, а когда, наконец, окончательно переварил информацию, глаза его налились злобой, — ты ещё пожалеешь, сука! Сгною!
— Пшел вон! — рявкнула я, схватила пресс-папье и запустила в Урсиновича. Ясное дело — промазала и тяжелая штуковина со всей дури врезалась в многострадальную Алёнушку у омута, принеся ей увечье в районе омута.
— Дура! — взвизгнул Урсинович и выскочил из кабинета, хлопнув дверью.
— Опять искусство оказалось крайним, — грустно констатировала я, обозревая кратер на месте омута.
Скажу честно, я всегда немного завидовала этой Алёнушке. Во-первых, ей на работу ходить не надо, знай, сиди себе у омута с грустным видом. А во-вторых, комары её явно не кусают. А это большой бонус, особенно в наших широтах. А тут крутишься, крутишься, как белка в колесе и конца-краю всему этому не видно.
Я вздохнула и принялась перепечатывать содержание того листочка, что я подменила в квартире Инны Станиславовны. Сегодня вечером придется отдать его «опиюсу», так хоть подстрахуюсь, авось потом пригодится.
После работы я сделала главное дело — пошла в коммуналку в переулке Механизаторов проведать Веру-Лиду. Вчера приехала с поезда, весь день
