— Давайте, — говорю. — С утра на ногах.
— Вам квартирку бы хорошую, господин Найдёнов, — буфетчик мне кипяток наливает в чашку. Баранок ко мне подвинул, целую горку, баранки сдобные, румяные. — Нельзя всё ножки бить да по лавкам ночевать, эдак и захворать недолго.
— Есть предложения? — спрашиваю, а сам от баранки откусил, да чаю отхлебнул как следует. Хорошо!
— Есть, как не быть. Вон у вдовы Степаныча, которого значок на вас, комнатка свободна. Детишки у них выросли, одна дочка с ней пока, на выданье. Денежки Зинаиде не помешают. Вы сходите, авось сторгуетесь.
— Спасибо, — говорю. — Схожу.
Буфетчик заулыбался:
— На здоровьишко.
Взял я Микки подмышку, чай допил одним глотком, и пошёл из участка. Как буфетчик сказал — ноги бить.
Глава 28
Иностранца Джеймса Лоу я нашёл в гостинице. Представитель концессии «Стивенсон и сыновья» давал интервью.
Иностранец в кресле сидит, щёки после обеда розовые, сытые, волосы на пробор разглажены — хоть в рамочку вставляй.
Напротив фотоаппарат стоит на трёх ножках, журналист Иванищев вопросы задаёт. Вот ведь шустрый какой, и тут, и там — везде успевает. Волка ноги кормят, а репортёра — тем более.
Слышу, иностранец соловьём разливается, концессию свою хвалит.
— …будущее без сомнения принадлежать железная дорога. Да! Цивилизация скоро приходить в каждый угол… тёмный угол кантри… провинция. Где будет ходить локомотив, там начинаться прогресс. Торговля это есть лучшее… лучше для всех. Господин Стивенсон, основатель фирма, говорит так. Наша дорога будет покрывать земля стальная…
Джеймс Лоу пощёлкал пальцами:
— Стальная… веб…
— Паутина? — подсказал журналист Иванищев.
— Нет…
— Сеть? — говорю.
Иностранец ткнул в меня пальцем:
— Да! Сеть! Стальная сеть! Прогресс не можно останавливать, господа. Торговля и прогресс идти рука с рукой… вместе, да!
— Насколько в столице благосклонны к вашим планам, господин Лоу? — спрашивает журналист. Сам фотоаппарат свой наводит, лицо сосредоточенное. Видно, непросто это — такой штукой фотки делать. — Что говорит его сиятельство, господин министр?
— Его сиятельство очень… добро… доброжелательно слушать наши план. Мы пил на брудершафт, это быть очень мило.
Гляди-ка, а этот Джеймс Лоу непростой человек. Раз уж его сиятельство — кстати, кто он? — с ним обнимается и на брудершафт пьёт. Министры этого Джеймса принимают и доброжелательно слушают, вот как.
А журналист вопросы подбрасывает:
— Нельзя ли конкретнее, господин Лоу, поведать нашим читателям о планах концессии?
Иностранец закивал, отвечает:
— Наша концессия иметь широкие планы. Прокладывать ветка железной дорога далеко. Ваша страна иметь восмож… возможность идти в Азия свой путь. Это не быть быстро, это дорого, но! Это будет окупать всё.
— А как же предложение лорда премьер-министра Болдуина относительно туннеля через Дарданеллы? — спрашивает журналист.
— Мы глубоко уважаем лорд Болдуин, — говорит иностранец. — Однако строить туннель очень, очень дорого. Очень долго. Мы предлагать выгода сейчас.
— В чём же заключается немедленная выгода, господин Лоу? Поведайте нашим читателям.
— О, выгода очевидна! Наша концессия «Стивенсон и сыновья» поставлять локомотив, поставлять вагон для поезд. Мы вложить деньги в земля для стройка дорог. Мы поставлять специалист для работа. Быстро, надёжно и да — выгодно!
— Так вы хотите выкупить землю для строительства железных дорог? От столицы до самых глухих провинций, господин Лоу? — спрашивает журналист.
— Мы создавать акционерное общество, продавать акции, — кивает Джеймс Лоу. — Это окупаться скоро. Туннель через гора — много, много дольше. Много дороже.
— А может быть, вы просто желаете обогнать конкурентов, господин Лоу? — с подковыркой спрашивает журналист Иванищев. — Вы хотите продавать нам поезда, а другие хотят прорыть тоннель и дойти до моря? Вот где настоящая выгода!
Иностранец аж в кресле подпрыгнул.
— Наша концессия честно вести бизнес! Мы уважать свободная торговля, мы уважать конкуренты! Господин Стивенсон всегда говорит: сделай лучше, и я первый пожать тебе рука!
— Тогда скажите, господин Лоу: вы верите в возможность диверсии? Кому, по-вашему, выгодна авария на железнодорожной станции? Не причастны ли к этой диверсии ваши конкуренты?
Джеймс Лоу выпрямился, поджал губы.
— Мы не можно говорить о диверсии сейчас. Ваш инженер, господин Краевский, обещать доставить локомотив в столица для проведения экспертиза.
— И всё же, господин Лоу, кто мог желать гибели локомотива?
— Я не полномоч… не уполномочен делать такой заявление, — строго сказал Джеймс Лоу. — Ваша полиция вести следствие. Его превосходительство господин губернатор мне обещать разобраться.
— А правда ли, господин Лоу, что подобные крушения случались и раньше? — спросил журналист. — Вспомните трагедию, что произошла с локомотивом фирмы Эрикссен!
Иностранец покраснел. Пухлые щёки задрожали от негодования.
— Фирма Эрикссен иметь плохой конструкция! Их локомотив проигрывать гонка. Мы сожалеть об авария, но мы не винить никого. Прошу простить, господин репортёр, мой моцион…
— Всего один, последний вопрос, господин Лоу! Правда ли, что ваша концессия будет владеть половиной акций предприятия? И правда ли, что ваш босс, господин Стивенсон, предложил нашему министру изрядную долю этих акций в качестве подарка?
Господин Джеймс Локу подскочил на диване. Начал что-то говорить, сам красный, как варёный рак. Фы-ш-щь! Вспыхнул магний фотоаппарата.
— Внимание, сейчас вылетит птичка! — весело крикнул репортёр.
А чего кричать, птичка-то уже вылетела. Вот же хмырь этот Иванищев.
***
Иностранец удалился — весь красный. Ушёл, фырчит, ругается по своему. Весь моцион с пищеварением ему журналист испоганил. Тут разозлишься, весь приличный вид потеряешь.
Иванищев свой фотоаппарат складывает, сам смеётся:
— Видали, как я его зацепил? А снимок какой удачный поймал? Отличная выйдет статейка, любо-дорого!
— Они что, правда паровоз конкурентов испортили? — спрашиваю. Вот так дела открываются. Акулы капитализма в полный рост.
— Кто его знает, — отвечает журналист. — Наше дело поставить вопрос.
— Ага, — говорю. — А потом посмотреть, как человек трепыхаться будет.
— Вот! — Иванищев ткнул в меня пальцем. — Вы понимаете!
Взял я его за локоток, отвёл в сторонку. Говорю:
— У меня к вам дело, господин журналист. Государственной важности.
Иванищев сразу скучный стал, куда улыбка девалась. Говорит хмуро:
— Так и знал, что вы за этим. Что вам?
— Мне нужен адрес. Адрес конспиративной квартиры.
Журналист аж побледнел. По сторонам огляделся, шепчет:
— Что вы такое говорите, господин Найдёнов? Откуда мне знать такое?
— Назвался груздем, полезай в кузов, — отвечаю. Взял его покрепче за локоть. Журналист дёрнулся, а я держу, не отпускаю. — Я же не спрашиваю вас, отчего на прошлый адрес, что вы мне дали, облава пришла. Как раз когда я там был.
Журналист побледнел, головой мотает:
— Я здесь не виноват. Случайность, чистая случайность…
Ну я ему опомниться не даю, жму дальше:
— Где главарь народовольцев? Где его найти?
— Кто? — на Иванищева смотреть жалко — трясётся весь.
— Некий Швейцар. Мне стало известно, что он имеет жильё в городе. Адрес. Мне нужен адрес.
— Да откуда я знаю? — завопил шёпотом журналист.
Прижал я его покрепче, в глаза ему глянул и говорю, задушевно так:
— Смотрю я на вас, господин Иванищев, и вижу человека, который всё про всех знает. А тут какая-то амнезия. Странно это. Уж не скрываете ли чего?
— Послушайте, послушайте, господин Найдёнов, — бормочет журналист. — Моя осведомлённость сильно преувеличена…
— Говорите уже, — я ему в глаза заглянул, улыбку как у маньяка состроил.
Как там инженер Краевский сказал: взгляд у меня страшный? Мне-то себя со стороны не видно, как оно там с глазами. Но, видать, правда.
