— Кончай рыдать! И так мокро! Плыть можешь? — обхватывая утопленницу под грудь, цыкнул я.
— Пу-у-у-усти-и-и-и! Жи-и-ить не ха-а-а-чу-у-у-у! Не бу-у-у-уду! — захлебнулась в рыданиях девица.
— Будешь, зар-р-раза! Куда ты денешься! Не в мою смену! — я начал потихоньку транспортировать нас в сторону берега. Благо, что припадошная не билась и не пыталась вырваться. — Тебе детей еще рожать! А ты топиться вздумала! Мужик бросил? Да начхать и растереть! Вот ты какая… аппетитная! Да за тобой небось толпы бегают! Ну и все, ну и плюнь!
Я греб к берегу и забалтывал рыдающую девчонку, фыркая и сплевывая воду, лишь бы только она не вздумала вырываться!
— Лю-у-ублю-у-у-у-у… а-а-а о-он..
— А он гандон! И все!
Я, наконец, дотянул нас до первой отмели, где мне было по пояс. Крепко встал на ноги и развернул недоутопленницу к себе лицом.
— Да чтоб тебя медузу покусали! Ты что, издеваешься?!
Глава 17
Я развернулся и хотел уйти, но сзади раздался всплеск. Эта ненормальная решила присесть и порыдать всласть, забыв, где она находится. Присела! Ноги подломились и она плюхнулась в воду! Естественно, накрыло с головой. Попыталась встать снова упала. Начала истерить, захлебываясь рыданиями.
Вернулся, поднял на ноги, убрал с лица мокрые волосы, схватил крепко за руку и потащил за собой ножками. Альбина шла, спотыкаясь и периодически падал в воду. В конце концов я плюнул, взял ее на руки и решил нести, пока море позволяет: облегчая вес. Будущая тёща и в моем мире была стройной, несмотря на возраст и фигуристую фигуру. А в это время и вовсе больше пятидесяти видать не весила.
Н-да Леха, дожил ты! Тёщу на руках носишь! Кому расскажи — не поверят! Зная характер Альбины Николаевны, решили бы, что я её сам напоил и топить повел, чтоб уж наверняка. Радует, что что в этом мире мы с ней родственными узами еще не связаны и вряд ли будем. А потому — спас дуру пьяную, и вали по добру, по здорову!
Альбина крепко обхватила меня за шею, уткнулась в плечо и плакала. Истерика то накатывала бурными волнами, то стихала до поскуливания. «Бросил что ли беременную?» — мелькнула мысль. — Да вроде в той жизни одна у нее дочка была, жена моя Галка. Что ж так убивается, болезная?»
Жалости к теще я не испытывал. Столько она нам нервов попортила, пытаясь нас развести и поссорить. Я год не вмешивался, терпел, скрипя зубами слушал: «Леш она моя мама, я не могу ее бросить!». Жили мы отдельно, но в одном городе. Тещины истерики посреди ночи срывали жену из нашей кровати и неслась моя бедная Галка и я вместе с ней, через полгорода в два часа ночи утешать маму, которая обнаружила очередной седой (сука!) волос! Или с хахалем рассталась! Или встретилась с новым богатым поклонником!
В один прекрасный момент, когда Галчонок в очередной раз рыдала у меня на руках, выслушав монолог о неблагодарной дочери и нищеброде зяте, я попросил на работе перевод в свой родной город. Место в энском отряде МЧС было, я узнавал. Давно думал о возвращение.
Когда получил одобрение, разрулил ситуацию с квартирантами, смотался типа в «командировку», навел порядки в доме, сделал небольшой ремонт, вернулся и поставил жену перед фактом. Галка обалдела, но сопротивлялась недолго. И мы свалили с благословенного черноморского побережья в тихий провинциальный купеческий Энск.
Решение оказалось верным. Уж какая бабка пошептала в момент нашего переезда, не знаю, но тещины истерики прекратились. Галка звонила матушке по утрам, интересовалась житьем-бытьем, разговоры заканчивались за пять минут.
Первое время Альбина Николаевна еще пыталась закатывать скандалы. Но когда нельзя приехать и лично потрепать дочери нервы, позакатывать глаза, схватится за сердце и потребовать сию минуту прибыть вместе со скорой, оно как-то не так азартно скандалится. Тем более Галка научилась вежливо прощаться с матерью, купирую начало ссоры, и отключать телефон. И звонки стали редкими, Галчона выдохнула и расцвела. Уж не знаю, то ли и вправду пословица сработала: чем дальше, тем роднее. То ли Альбина Николаевна себе новую жертву нашла, но жизнь заиграла новыми гранями.
И теперь я тащил тёщу на руках, едва сдерживая желание притопить тут же, пока никто не видит. Но — Галка еще не родилась, а лишать себя счастья, пусть и короткого, в той своей жизни я не собирался.
— Все, конечная! — рыкнул я, опуская руки и ставя Альбину на ноги. — Ну, стоишь? — грубо уточнил я, придерживая одной рукой за спину, дико желая оторвать от себя тещины руки.
Женщина (ну вот не поворачивается язык её девушкой назвать и всё тут!) отлипла от моего плеча, но рук не расцепила.
— Альбина дальше ножками. Давай! Мелко уже, не утонешь и не упадешь! Руку давай и пошли на берег! Ну! — я все-таки перехватил женские запястья и осторожно попытался разжать захват.
— А?... — женщина смотрела на меня растерянным затуманенным взглядом, словно н понимала, где она и кто я.
А может так и было. Ночь алкоголь, глупые мысли, стресс и истерика как вишенка на торте. Немудрено, что её отключило.
— Я… — взгляд сфокусировался на моей переносице, брови нахмурились, моя недоутопленница пыталась сообразить, что происходит. — О, боже мой! — видимо, память вернулась в красках.
Лицо Альбины поблденело так, что даже ночь стало видно, насколько на испугалась собственного поступка.
— Вспомнила? Протрезвела? — не сдержал я ехидства в голосе.
— Я… Господи! Я не пила! Я что? Я… пыталась… я тонула?
— Да нет, не тонула, как раз-таки именно пыталась, — грубовато уточнил я. — Давай руку, пошли на берег, — я развернул тещу лицом к берегу, крепко ухватил за запястье, и повел за собой, как овцу на веревочке, молясь всем известным богам и комсомолу, чтобы её сейчас не накрыло отходняком. А то тащить мне её на руках снова!
Хотя… можно же и леща отвесить, чтобы в чувство привести! Я хмыкнул про себя, на секунду представив, с каким удовольствием привел бы Альбину Николаевну в чувство таким способом … за все годы жизни. Мечты, мечты… Эх, Леха, Леха, две вещи в жизни ты не умел и никогда не научишься делать: бить женщин, даже спасая, и прощать предательство. Но — не жалею.
Альбина шла молча, вцепившись свободной рукой в мое запястье. Я тоже молчал, и вел е1 к камышам, где оставил свою одежду. Сначала сам оденусь, потом пойдем искать тещино барахло.
— Помнишь, где раздевалась?
— А… — женщина откликнулась, но на вопрос не ответила.
— Альбина, — стараясь быть терпеливым, повторил я. — Ты помнишь, где одежду оставила?
— А… Там… — Альбина кивнула головой в сторону.
«Ну, да, прям точные координаты… Будем искать…»
— Что там рядом было? Зонтик? Раздевалка? Может, ты с подругой была, и она вещи сторожит? А ты купаться ушла? Или ты с парнем отдыхала?
— С парнем? — судорожный вздох. — Нет… Он… — женщина глубоко и часто задышала, стараясь купировать очередной приступ истерики.
Я даже зауважал тещу. Ишь ты, ведь умеет, когда хочет. Точнее, умела, когда молодая была. Куда вес делось с возрастом?
— Я… одна была… вина выпила… там, в кафе… мужик какой-то… пристал… я ушла… он за мной… я убежала, спряталась в деревьях.. темно было…
Заговорила, это хорошо!
— А дальше?
— Дальше? — эхом откликнулась женщина. — А дальше как в тумане… Спустилась на берег… Там ребята с гитарами… песни… костер… Я с ними посидела. Еще вина выпила… Или нет? Портвейн, кажется, был… Мне нехорошо стало, я решила отойти в сторонку, посидеть одна. А потом захотелось смыть с себя… все это… расставание… а на море сегодня тихо… волны нет… я и пошла…
С каждым словом женский голос звучал все отстранённей и сосредоточенней. Хреново конечно, в себя уходить начинает, рану ковырять будет всю ночь, да и потом… Но это не мое дело! Я — спасатель! На психолога меня не учили! Ну да, курс есть положенный, но я мозгоправов не люблю! Попортили они мне жизнь после Галкиной гибели, едва с работы не выперли, лекари хреновы!
