Они спустились на первый этаж и осторожно приоткрыв дверь подъезда, Олег осмотрел прилегающую территорию. Не заметив ничего опасного, он еще раз напомнил Оксане, — Бежишь четко за мной, если наступишь на покойника, говно, кишки — не вопишь, не тошнишь. Просто беги и все. Боимся не покойников, а живых. Ясно?
Оксана кивнула.
Они перебежали открытое пространство от подъезда до гаражей и проскочили в проход между ними. Олег отметил, что на растерзанные тела его подруга отреагировала спокойно.
В проходе отдышались и в его конце вновь осмотрелись. В проезде между гаражами в нескольких местах лежали остатки тел, вернее кости с обрывками одежды, перепачканной кровью и пылью. В дальнем конце проезда было видно две фигуры, но смотрели они в другую сторону. Так же, без происшествий, они преодолели еще два ряда гаражей. За гаражами начинался участок частных домовладений, которого вчера еще тут не было.
Там же нашелся и дядя Витя, вернее его останки. Разорванный тельник и брюки, двустволка с разбитым прикладом, разорванный патронташ без патронов, несколько костей. В нескольких метрах валялись разбросанные кости, вероятно тех, кого Рембо успел подстрелить или убить прикладом.
— Тсссс! — Олег прижал палец к губам, — Тихо.
В тридцати шагах от них стояло три мужчины, в полностью окровавленной одежде. Смотрели они в другую сторону, но благодаря чуткому слуху, могли их обнаружить.
— Приготовься, сейчас побежим вон к тем кустам, — Олег рукой показал направление. Оксана кивнула. Он размахнулся и закинул винную бутылку как можно дальше за головы людоедов. Бутылка разбилась о крышу одного из гаража. Мужики тут же сорвались в том направлении, а Олег с Оксаной перебежав к большому кусту сирени, пролезли в проем из поваленных досок забора.
Дальше они продвигались по двору от дерева к дереву, часто оглядываясь и прислушиваясь. Так они прошли три двора, используя проходы в заборах, оставленные соседями для общения между собой, не выходя на дорогу.
В четвертом дворе увидели две собачьи будки. Одна была перевернута и возле нее валялись обглоданные остатки псины. А вот второй пес, крупный двортерьер рыжего окраса, натянув свою цепь, смотрел на них и не по-собачьи урчал, точь-в-точь как зомбаки.
— Опа-на, а собачки то, тоже перерождаются! — удивился Олег. — Попробуешь прибить? — и видя сомнение в глазах подруги, добавил, — она уже не собака, а все те, уже не люди. Он урчанием может других привлечь. Пробуй, он привязанный, цепь его не пустит. Я рядом подстрахую.
Оксана несколько секунд раздумывала, а за тем перехватив по удобней молоток, решительно пошла к собаке, которая увидев приближающуюся к ней пищу, заурчала с довольной интонацией.
Первый удар был решительный, но не умелый. Молоток вскользь ударил по морде псины, очень ее расстроив. Она сильно рванулась к Оксане, которая после удара отскочила на пару шагов.
— Быстро добей, — Олег оказался за спиной девушки и шёпотом подбодрил ее, — у тебя получится.
Оксана вновь шагнула вперед и нанесла резкий удар как раз между ушей. Лапы пса подогнулись, и он рухнул на живот.
Глава 30. Мелов и Кречет. В селе.
11.00
— Вот такая у меня, хочешь, верь, хочешь нет, история приключилась.
Мелов и Кречет сидели за столом в летней кухне, во дворе бывшей пенсионерки и сельской активистки, Лещенко Надежды Петровны в селе Киянка, улица Лесная, 12.
Хозяйка, вернее бывшая хозяйка, вместе с тремя подругами примерно того же, что и она возраста, сейчас разлеглись в тени большой груши, которая была посажена наверно еще родителями Надежды Петровны и, судя по имевшейся на ветвях завязи, обещала обильный урожай. В тенек, их по очереди, волоча за ноги, перетащил Мелов, пока Кречет по-хозяйски осматривал домовладение в поисках еды и одежды.
Во двор они вошли со стороны огорода и сразу же столкнулись с этой группой воинственных бабушек, которых перерождение застало на этом подворье, вероятно за обсуждением последних событий в виде исчезновения телефонной связи и электричества.
Судя по отсутствию на их одежде следов крови, схарчить бабули еще никого не успели. Голод и инстинкт вскружили их перерожденный разум, и бабушки, урчащим квартетом, устремились к гостям.
Участковый, как всегда, орудуя кочергой и постоянно уворачиваясь от цепких пальцев, успел забить двух из них. В это же время Кречет, который прихватил, проходя мимо сарая вилы, проткнув одну из зомби, играл в догонялки с оставшейся.
— Глянь, что там на улице, — улыбаясь и не глядя на милиционера, сказал Кречет, и вогнал в бедро, уперто преследовавшей его бабки, два острия вил, после чего в два прыжка увеличил от нее отрыв.
— Рядом никого, — Владимир, выглянул на улицу через калитку, осмотрел улицу. — Только в начале, возле выезда на трассу, один стоит и перекачивается.
— Обрати внимание, коллега, они равнодушны к боли. Вот смотри, — Кречет проткнул одним острием вил правое предплечье бабки. — Гримаса на роже показывает, что боль она чувствует, но это ее все равно не останавливает. Инстинкт желания еды превосходит инстинкт самосохранения. Типа — «вижу цель, не вижу препятствий».
— Смотри, а то пока эксперименты будешь ставить, соседи придут, бабушек своих искать.
— И то верно. Хоть я это и делал с исследовательской целью, но пора заканчивать. Опять же, Органы внутренние требуют прекратить, а я почти законопослушный. А мои внутренние органы хотят есть и пить, а их я еще прилежней слушаю, чем государственные.
Кречет, перехватив древко вил двумя руками и как штыком винтовки, нанес сильный удар вилами в грудь перерожденной. Колени у нее подогнулись, и она завалилась на левый бок.
Сейчас они оба сидели, уплетая сало, зеленый лук и хозяйские котлеты, которые обнаружились на газовой плите, где, вероятно тушились до момента исчезновения газа в трубопроводе. Еще был абрикосовый компот, который принесли из погреба.
Пока ели, Кречет рассказал Мелову свою историю попадания в дом Сапрыкина.
— То есть, ты считаешь, что офицер внутренней службы, из корыстных побуждений, организовал, а может быть и участвовал в убийстве двух человек с целью завладения какого-то там пистолета? — пристально смотря на Кречета, произнес Владимир. — Не верю. В голове не укладывается такое.
— Вот опять заставляешь меня называть тебя зеленым. Ты оцениваешь поступки других людей с позиции своего мировоззрения, которое сложилось у тебя под воздействием воспитания родителями, учебы в школе на хороших примерах, обучения в милицейской твоей школе, где преподаватели говорили о том, как надо служить, а не как есть на самом деле. Потому ты и считаешь, что человек в погонах, который призван перевоспитывать зеков-злодеев, не может совершить тяжкое преступление.
Такие, как ты идеалисты, когда смотрят на лесную поляну, видят зеленую травку, разноцветные, радующие взор, цветочки, пчелок и бабочек, летающих вокруг этих самых цветочков.
А стоит только опуститься по ниже, стать на коленки и засунуть свою голову в эту самую сочную травку, как видишь, что на полянке каждую секунду кого-то убивают и жрут. Толпа муравьев — гусеницу, оса — муху или ту же пчелу, паук — комара, красивая божья коровка — тлю, богомол — жука, а если богомол-девочка, то и своего мужа.
— Ты знаешь сколько предложил Падишах за маузер? Десять штук бакинских комиссаров, — Кречет трусил зажатой в руке вилкой так энергично, что котлета с нее свалилась под стол. — Десять!
Подхватив вилкой новую котлету и отправив ее в рот, Кречет продолжил свой воспитательный монолог.
— У нас в отряде было тело, Качан его звали, он за банку молока, правда трех литровую, грудку творога и пол батона хлеба, соседа забил до полусмерти. Так есть хотел, а просить стыдно было. Вот и сломал старику-соседу восемь ребер. Трезвый. И пошел есть домой. А сосед в своем доме, с открытой в зимнюю ночь на распашку дверью, так и лежал, пока не замерз. Правда, это версия Качана была, а других очевидцев не было.
