— Увы, не все такие умные как Вы, — затем хмыкнул и перешёл на прозу: — Но если Вам это так важно, то я могу съездить домой. Мне не влом. Я быстро. Одна нога здесь, другая там. Подождёте пару-тройку часиков?
— Товарищи, да он издевается над заседанием, — раздались крики с мест и напряжение в воздухе сгустилось ещё больше.
— Спокойно, товарищи. Спокойно. Заседание по обсуждению персонального дела комсомольца Васина Александра Сергеевича открыто. Номер комсомольского билета мы уточним чуть позднее, раз произошла путаница, — громко произнёс парторг и, глянув в мою сторону, показал рукой на свободный стул, стоящий в конце стола, и добавил: — Садись, Васин, туда.
— Гм, персональное дело, панимашь, — буркнул себе под нос и прошёл на предложенное место.
— Итак, Васин, сегодня все мы здесь собрались, чтобы обсудить твоё поведение. Поднимись, когда с тобой говорят.
— Если заседание в мою честь, то это что получится — мне стоять тут несколько часов? — резонно заметил Васин, продолжая сидеть.
— А что тут такого? Тебе постоять невмоготу? — рявкнул усач.
Я не обратил на неорганизованные выкрики с мест никакого внимания, почесал нос и философски заметил: — Мы, товарищи, с вами товарищи. Мы общество и должны быть все как один в строю. А посему, какой вывод из этой истины можно сделать? Да очень простой — стою я, стоите, все вы и наоборот — сажусь я и садитесь вы.
— Ладно, сиди пока, — махнул рукой парторг, не став продолжать начинающуюся демагогию.
— Вот же нахал какой, — проскрежетало пару человек с мест.
— Тишина, — призвал всех к порядку агент Дорн. — Давайте, товарищи, конструктивно работать.
Все с этим согласились, дружно промолчав.
Глава 20
— Идём дальше, — продолжил товарищ Таран. — На заседании, кроме меня, присутствуют, — и стал называть имена и должности, а я стал их определять и отсортировывать по визуальным спецэффектам. — Ну, меня ты знаешь — Таран Павел Павлович — парторг. Я председательствую на этом собрании.
«А ещё ты балабол, который панибратски любит называть человека «братком» и тот, кто не смог выкружить мои лаве. Зато гонора, сколько было… «Да, я это», «да, я то»… А на деле оказался треплом. Как там, в народной мудрости-то говориться: «На словах я — Лев Толстой, а на деле — *** простой!» Вот не Львом ты оказался дяденька. Совсем не Львом…»
— Это Пётр Карлович Дорн — третий заместитель Министра Культуры товарища Демичева. (фактически реинкарнация Всесоюзного старосты товарища Калинина: седой, бородатый, в очках и с простецким лицом).
«О-о! Свои! Этого седого дедулю я помню. Вижу и он меня не забыл. Вон как глазки сверкнули. Помнит, что он является моим внештатным агентом, которому с его фамилией даже псевдоним присваивать не нужно. Надеюсь на сегодняшнем сходняке будет топить за своего «куратора» от спецслужб — меня».
— Марат Львович Вереница — Член Бюро ЦК ВЛКСМ. (Не приятный на вид, чуть полный усач, разглядывающий меня с неприязнью).
«Ну-ну. С тобой, по ходу, придётся повоевать. Уж больно наглый взгляд у тебя, усатенький. Посмотрим, кто кому более гладко причешет и кто, в конце концов, останется без усов. Гм, опять стихами закончил…»
— Савелий Паничкин — комсорг Московской филармонии. (Прилизанный тип, с собачьей преданностью смотрящий по очереди на Тарана и на Вереницу иногда, правда, не забывая поглядывать и на всесоюзного агента 0077 Дорна).
«Не тот это Савелий и даже совсем на нужного Савелия, по кличке Сева, не похож. Мой-то «Ух»!!! А этот так… — просто погулять вышел… Как говорится — не пришей к п*** рукав. Явный приспособленец, карьерист, подлиза и, как правило, коз** на не ровных копытах. Характерный «сальный» вид, во всяком случае пока, такие во мне чувства вызывает. Буду очень рад, если ошибусь, но, к сожалению, скорее всего, этого не будет. Уж больно глаза преданно смотрят на начальство, ловя каждое его движение, в стремлении предугадать их желания и всячески им угодить. Таких верноподданнических глаз у нормальных людей не бывает. А вот у всяких п**** — у каждого первого имеется именно такой взгляд. Ну да ладно, посмотрим, через несколько минут, что окажется на самом деле. Глядишь, может я и ошибусь…»
— Елизавета Андреевна — секретарь-референт. (Зрелая тётенька в больших очках. Причёска, а-ля, башня. Лицо морщинистое и сморщившееся ещё больше при моём появлении.
«Чё я тебе сделал-то? Что ж ты, тётя, на меня так смотришь? В глазах прямо ненависть какая-то горит».
— Маша Державина — староста группы во «ВГИК», в которой числится ответчик. (Светловолосая симпатичная девушка, 18 лет).
«О, эту красавицу я тоже помню. Она мне тогда — при первой встрече, очень понравилась. Я ей журналы со своими романами дал почитать, на недельку, месяца два назад. Хорошая Маша. И смотрит на меня во все глаза чуть краснея своим прелестным личиком. Останусь жив, обязательно приглашу в кафе-мороженое».
Ну а далее шли ещё какие-то имена, какие-то люди, которых я даже не стал запоминать, ибо смысла было в этом ровно ноль. Они мне никто. Я им тоже. Сегодня, возможно, мы встретились в первый и последний раз в жизни. Так к чему забивать голову их ФИО и должностями?
Единственный кого запомнил, и то не полностью, это длинного худого штемпа, который был на голову выше всех и, сидя с умным лицом, постоянно поправлял очки. ФИО долговязого не запомнилось, а вот то, что он является комсоргом «ВГИК» в мозгу засело.
Ещё пару минут парторг представлял присутствующих, а затем перешёл к делу.
— Итак, товарищи. На комсомольца Васина, к нам поступило множество разного рода жалоб. Но во всех из них говорится об одном — не достойное звания комсомольца поведение комсомольца Васина. Вы все, товарищи, читали эти письма и знаете о чём идёт речь. Поэтому обобщу кратко, не вдаваясь в подробности. Во всех жалобах говорится, что Васин ведёт себя отвратительно, хамит, пререкается, обзывается, не слушает советов товарищей и игнорирует приказы начальства.
— Ну ничего себе списочек, — хохотнул усатый Вереница и тут же стал пугать: — Да с такой характеристикой как он ещё в комсомольцах числится, я не знаю. Тут явная недоработка комсомольского актива учебного заведения, в котором числится этот студент.
— Доработаем, товарищ член Бюро ЦК ВЛКСМ! — тут же вскочил длинный штемп — комсорг ВГИК.
— Мы хотели с Сашей поговорить, но он всегда очень занят. Его тяжело поймать. Он кино снимает и песни пишет, — колокольчиком прозвенела староста и решила заступиться за меня: — Но, товарищи, вы не волнуйтесь, он больше так не будет себя вести. Я с ним поговорю, и он исправится.
«Гм. Очень самонадеянно. Но с другой стороны, Маша очень красивая девушка, так почему бы нам с ней не заняться, гм… моим перевоспитанием».
— Поздно уже исправлять. Теперь мы его воспитанием займёмся, — сказал Вереница и, повернувшись к парторгу, добавил: — Пал Павлович — извини. Я перебил тебя. Просто не могу сдержаться, когда вижу куда катится молодежь! А точнее отдельные её представители.
— Ну так это ещё не всё, Марат Львович, — обнадёжил всех Таран. — Мало того, что Васин ведёт себя так у нас в стране. Но он позволяет себе ужасные выходки за рубежом.
— Вот как? — поднял бровь усач и зло посмотрел на меня.
— К сожалению, это, подтверждённая документально, правда. Поэтому, товарищи, предлагаю начать разбор персонального дела именно с его заграничных свистоплясок. То, что комсомолец Васин хулиганит у нас в стране, это, товарищи, полбеды. Мы как-нибудь между собой всё смогли бы тихо уладить. Но этого Васину показалось мало, и он решил прославить нашу страну, последние слова, товарищи, я, разумеется, беру в кавычки, на весь земной шар. Давайте же разберёмся с его поездкой к его любимому западному свободному миру.
— Даже так? Любимому? — хмыкнул я, пытаясь вспомнить, кто мне говорил что-то подобное.
«Лебедев? Кравцов? А может кто из Минкульт?»
— Не придирайся к словам. Мы сейчас вот зачитаем, что ты там делал и по пунктам разберём. Все согласны с таким планом?
