Трое помощников с ужасом следили за его действиями, но постепенно втянулись в процесс, и дело пошло.
Несколько несчастных умерли на его руках.
Один — юноша лет двадцати, которого, кажется, звали Мануэль, с надеждой смотрел на Максима и все повторял раз за разам:
— Я выживу? Я, правда, выживу?..
Пот тек по его смуглому, довольно красивому лицу, а пальцы были сжаты в кулаки, но он не стонал, а держался.
Левая его нога висела исключительно на честном слове, прочие же повреждения организма предстояло еще определить.
Но сначала — нога.
— Терпи! — приказал Макс и взялся за пилу.
Мануэль хотел кивнуть, но сил уже не хватило, он упал на спину и прикрыл глаза. Когда Максим начал отпиливал ему ногу, матрос громко вскрикнул, потом вздрогнул всем телом и обмяк.
— Мертв… — даже не произнес, а прошептал один из помощников.
Флинт безразлично смотрел на труп.
Максим несколько раз судорожно вздохнул, пытаясь унять дрожь в руках, а потом скомандовал:
— Давайте следующего!
Когда умирали другие, он уже сразу, не останавливаясь, переходил дальше. В душе он клял себя за то, что умеет так мало. Казалось бы, все человеческие знания, накопленные за века, были для него доступны. И что он выбрал? Штудировать никому не нужные законы! Дьявол!
— Травматическая ампутация, вашу мать! — бормотал Максим себе под нос отчекрыжывая очередную конечность следующего бедолаги.
Вскоре палуба начала напоминать лазарет совмещенный с моргом. Тел вокруг было столько, что сложно было ступить куда-то без боязни споткнуться об очередного покойника или раненого, своего или чужого.
Поэтому, пока Максим и Флинт занимались ранеными испанцами, де Кардос, Ганс и оставшиеся матросы споро прикончили всех еще живых англичан и покидали их за борт, на корм акулам и прочей мелкой рыбе, оставив в живых единственного человека — капитана Бартоломью Шарпа, который каким-то чудом уцелел в потасовке, но был тяжело контужен, захвачен в плен, связан и брошен в трюм.
После чего все, кто не помогал Максиму, занялись кораблем и транспортировкой легкораненых в кубрик, где их устраивали со всеми возможными удобствами в гамаках и поили водой и ромом — ничего иного местная медицина не предписывала.
Максим же, не покладая рук, трудился на верхней палубе, словно мясник. С диким, непригодным столярным инструментом, он, тем не менее, делал свое дело, и, наверное, спас несколько жизней этой ночью.
Сколько именно часов продолжалась его смена, он не знал, но уже начало светать, когда один из помощников негромко произнес:
— Это был последний…
Флинт кивнул Максу, как равному, и ушел с верхней палубы.
Тогда Макс сел на палубу прямо там, где стоял, положил рядом пилу, потом сам прилег и в следующее мгновение уснул.
* * *
Проснулся он в каюте на кровати, когда день уже перевалил за половину. Он был все в той же одежде, лицо, шея и руки оказались покрыты коркой засохшей крови, и только ботинки кто-то с него заботливо снял.
Максим широко потянулся и сел в постели. Он отчетливо помнил произошедшее ночью, как помнил и свои действия, но сейчас все как бы отошло на задний план, а молодой организм отчаянно нуждался в пище.
Благо, на столе в каюте обнаружился кувшин с вином, несколько сухарей и пара кусков солонины. Все это Макс поглотил с рекордной скоростью, после чего заозирался по сторонам в поисках добавки. Но более ничего съедобного он не нашел.
Вчерашние раны почти не беспокоили его, и все же Максим осмотрел себя со всех сторон, как только мог. Мелкие порезы уже слегка затянулись, более глубокий — на боку — слегка воспалился, но выглядел сносно. Макс тщательно промыл рану, а плеснул на нее ромом — все, что мог сделать. Голова немного побаливала, но не кружилась. Он перемотал рану какой-то относительно чистой тряпкой — на этом лечение закончилось.
Поэтому, оставалось только перейти к водным процедурам. Тут же в каюте стояло ведро с чистой водой, и следующие полчаса Макс приводил себя в порядок, смывая кровь и пытаясь хоть как-то отстирать одежду, дабы придать ей чуть более благообразный вид. Но безуспешно, одежда отказывалась отстирываться, а никакой замены у Макса под рукой не имелось.
Плюнув на приличия, Максим вышел на палубу. Там все уже отмыли от крови, а раненых унесли в кубрик. Мертвецов зашили в джутовые мешки и сложили в трюме, дабы, согласно морской традиции, похоронить их в открытом море, как только шхуна покинет бухту.
Первым, кого встретил Макс, был Джон Флинт, собственной персоной.
— Капитан! — Макс уважительно поклонился пирату, вспомнив, как тот помогал прошлой ночью, не считая это зазорным. — Вы мне очень помогли, хотя и не должны были…
— Сэр Валленштейн, — Флинт, где-то раздобывший кожаную треуголку, приподнял ее легким движением руки, — видал я коновалов на своем веку, но вы превзошли их всех!
Настроение у Максима резко испортилось.
— Неужели, все мои пациенты умерли за утро?
— Я крайне удивлен, но почти все живы! — Флинт ухмыльнулся. — Еще вчера я не поставил бы на такой исход и жалкий пенни. Либо у вас счастливая рука, либо им невероятно повезло. Позвольте узнать, у кого вы обучались?
Максим, у которого слегка отлегло на сердце после этих слов, лишь пожал плечами.
— Признаться, это был мой первый опыт в качестве лекаря.
— Тогда, тем более, результат поразителен! Поздравляю вас, сэр, вы можете по праву гордиться собой. Вчера вы спасли минимум дюжину жизней! Правда, некоторые еще умрут: кто от гангрены, кто от иных причин — такова Судьба!
Флинт так и произнес это слово с большой буквы. Так вот во что он верит, понял Максим, в судьбу и удачу. Что же, не самый худший выбор божественных сущностей.
Макс потряс головой, собираясь с мыслями. В словах Флинта все было логично, значит, требовалось облегчить боль раненным, но как? Ром — явно недостаточное средство.
— Вот бы раздобыть немного опиума, — мечтательно, как заядлый наркоман, сказал Максим. — Это бы помогло им забыться…
— Опиум, говорите? — задумался Флинт. — Не обещаю, но, возможно, я сумею с этим помочь…
Макс внезапно кое-что вспомнил.
— А каким образом вы обрели свободу? Что-то я не припомню, чтобы кто-то приказывал выпустить вас из клетки!
Флинт лишь пожал плечами в ответ.
— Как услышал выстрелы, вскрыл замки и вышел. Пара пустяков!
— И решили драться на нашей стороне?
— Ну, уж не на стороне Шарпа, это точно! Этот пес давно должен был познакомиться с моей саблей. Жаль, что я не успел его прикончить. Теперь, очевидно, старина Бартоломью будет болтаться на рее… что же, обычная участь для такой отъявленной мрази, кем он является.
Еще один момент оставался непроясненным.
— Неужели, когда все кончилось, наш капитан не приказал посадить вас обратно под замок?
— Не счел нужным. Бежать я не планирую — что мне делать одному на пустынном острове? А если алькальд и этот ваш Мендес сдержат слово и снимут с меня всяческие обвинения, да немного ссудят деньгами, то я вернусь в Англию, а возможно, поселюсь в Испании, хотя там жара, как на сковороде у дьявола — не люблю такое.
— Я лично замолвлю за вас свое слово! — искренне пообещал Максим, но чуть подумал и честно добавил: — Вот только, боюсь, значит оно не слишком много…
Между тем, на палубе было удивительно мало матросов. Максим решил было, что утром даже у тех, кто получил легкие ранения, как он сам, наступила общая слабость и апатия, и теперь они отдыхают от ночного боя, но Флинт, заметив его недоумение, тут же опроверг это предположение.
— Все уплыли с капитаном считать золото, — гнусно ухмыляясь, как умел лишь он один, сообщил пират.
— Но…
— Их раны, хотите вы сказать? Поверьте мне, когда на горизонте начинает сверкать золото, раны заживают сами собой. Только самые тяжелые лежат в кубрике, да дежурные на своих местах. Все остальные отправились на трофейных шлюпках осматривать приз!
