Я окончательно понял, что тут произошло. Ефим заманил магистра в ловушку, отравил, и та, столкнувшись с незнакомой тёмной магией, приняла единственно верное решение — навечно заморозить саму себя.
— Возьми с собой Креону… Ты, наверное, её ученик, да?
От такого заявления я чуть не поперхнулся.
— Я… — начал было я, но меня опять перебили:
— Девочка молодец, раз добралась сюда… Молчи, бросс! Их уже четверо, они называют себя Тёмными Жрецами. Совет Камня должен знать.
Да чтоб её! Она тараторит без умолку, даже слово не даёт вставить.
— Давай ты мне п… п… просто поможешь одолеть…
— Поздно! — при каждом её слове изо рта уже вырывался иней, — Вы скажете Верховному, что мы ошиблись. Это не пришествие Хморока, нас обманули!
— Что?
— Это какой-то другой бог. Тёмный и чуждый этому миру. Пророчество о Хмороке — обманка, чтобы нас запутать!
От такого признания я замер. А потом в моей голове стала складываться цельная картинка… Так вот какую роль мне отрядила Бездна.
Ведь все условия пророчества складываются в этом Малуше. Бросс, предавший свою веру… Тёмная душа внутри… Цербера даже вот прихватил, и рукоять от топора раздобыл…
И получится, что все силы света в этом мире будут бороться с пришествием не того тёмного бога. Гениально…
— Теперь у нас есть шанс. Я отвлеку Ефима на себя, бросс, и похороню его вместе с собой в этой пещере, — поджав губы, сказала Агата, — А ты беги, и предупреди свою наставни…
Она не договорила, потому что я обхватил её за шею и теперь уже сам поцеловал. Яд «тёмного желания» штука невероятно сильная, и было бы глупо этим не воспользоваться.
Её ногти впились мне в ключицы, пытаясь оттолкнуть. Да, характер у неё есть.
А впрочем, уже спустя несколько секунд её руки скользнули мне за шею, обнимая… Воля Агаты сломалась. Ефим использовал очень сильный яд, ничего не скажешь.
Вот только душевный холод колдуньи, кажется, тоже держался на последних ниточках её воли. И теперь ледяные глаза Агаты стали раскрываться в подобия лун, захватывая моё сознание.
* * *
Нет больше никакой пещеры, нет посреди пропасти высокой скалы с «кровавым барьером» на ней.
А есть только бескрайняя ледяная пустыня, пронизывающий до мозга костей ветер, и две луны, едва видимые через снежную метель. Ощущение беспомощной пылинки, которой суждено замёрзнуть в этом царстве вечного холода, разом охватило мою душу.
Я, Десятый, думал, что испытал всё на свете. Тьма по своей природе холодное место, и я знал, что такое — холод.
Думал, что знал…
И вправду, этот мир демонстрировал мне те грани магии, которые были мне раньше недоступны. И теперь я узнал, что такое Холод с большой буквы. Когда не успеваешь подумать, и твои мысли застывают… Когда чувствуешь, как леденеет кровь, и даже бросское пламя застывает в венах.
Агата — пятый ранг, Дочь Луны. Или магистр, если переводить в знакомые мне титулы.
Как же холодно! Не может быть такой силы у магистра. Не может, если только она… если только она не выжигает себя дотла. Креона в крепости Вайкула так же погружала свою душу в вечный холод.
Огненная сфера вокруг моего тела бессильно била в холодную вселенную вокруг. Именно так это мне представлялось — будто я стою посреди бескрайней ледяной пустыни, вокруг моего тела бушует огонь, но его жар растопил лишь несколько метров вокруг.
Силы Огнецвета мало. Но моё чутьё давно подсказало, что у меня есть чем ответить на такую силу…
Я — Всеволод… Я — Десятый!
Я могу призвать гораздо больше Тьмы, и вызвать гораздо больше огня! Я никогда не спрашивал у Бездны, сколько сил мне брать. Тем более, когда у меня есть Червонное Кольцо.
Ну, а теперь взрыв!
На моих глазах ледяная равнина вокруг начала таять. Посветлела снежная метель, и две луны в небе плавно стали превращаться обратно в синие глаза на прекрасном лице.
Агата была удивлена, потому что на её жизни ещё никто не мог остановить предсмертное заклинание душевного холода. Но сказала она другое:
— Я не могу сопротивляться яду!
— Я знаю, — усмехнулся я.
А потом Агату охватила та самая страсть… И я, обнимая изгибы её тела, медлить не стал.
* * *
Ну да, купол «кровавого барьера» — место не самое подходящее для любовных утех. Снаружи ждут уродливые упыри, и злобно чахнет коварный Тёмный Жрец… И он, кстати, наверняка бесится, глядя, что творится за «барьером».
А за «барьером» бросскому варвару, далёкому от магии, открывали магический источник. Так-то холод и огонь — практически противоположные стихии, но, как выразилась Агата, так даже лучше.
Кстати, яд «тёмного желания» тоже выгорел из крови колдуньи, причём даже раньше, чем растаял душевный лёд. И я Агате об этом обязательно скажу, но потом…
Глава 26
Есть у богов одна нехорошая черта характера. Они лезут в человеческие жизни, иногда не разбираясь, на пользу это вмешательство или нет.
Не успел я насладиться прекрасным телом Агаты, как моё сознание снова выкинуло в ту ледяную пустыню, которую я до этого усиленно размораживал и магией, и, собственно, телом.
— Смердящий свет! — вырвалось у меня, когда холод снова проник в каждую клеточку моего организма.
Каким-то краем разума я понимал, что это Агата таким образом ищет источник магии. Я — огонь, а она — лёд. Там, где лёд превратится в воду, и находится источник огня…
На мгновение я подумал, что, возможно, душа Агаты снова падает в вечную мерзлоту, только уже вместе со мной. Но вдруг сквозь снежную метель показались две яркие луны, превращаясь в огромные зрачки серебристого цвета, и я ощутил на себе пронзительный взгляд.
Эти глаза принадлежали не Агате…
— Значит, ты вернулся, муж мой?
Голос Моркаты звенел и гудел посреди метели, словно ветер, воющий в вышине. Он и был ветром — каждое слово богини луны и холода било в меня ледяным порывом, заставляя моё сердце сжиматься от мороза.
Ветер бил в лицо, налепляя снег, и я подумал, как это всё же странно… Где-то моё тело сейчас обнимается с колдуньей, а разум здесь мёрзнет, общаясь с богиней.
Морката, получается, застукала воплощение Хморока с другой женщиной. Наверное, нас не спасёт даже «кровавый барьер».
Я расправил плечи, выпрямляясь. Ещё не родилась та богиня, которая заставит Десятого бояться…
Ветер захохотал, закручиваясь вихрями. Морката веселилась.
— Я не помню ни одной послушницы из своих монастырей, которую обошёл бы стороной Хморок, — сказала богиня.
Да, было бы удивительно от холодной северной богини ожидать такого горячего темперамента, как от южных Мавши и Сияны.
Морката явно услышала мои мысли и прошипела с ненавистью:
— Не бойся, Хморок. Когда я их встречу, выцарапаю им божественные глаза. А тебе оторву твой… кхм… темперамент.
Мне пришла в голову мысль, что, возможно, я не совсем понимаю отношения между богами и людьми. Ведь в сторону Агаты богиня не показала никакой ненависти.
— Любая жрица, которая возносит мне молитвы, это часть меня. Странно, что ты этого не помнишь, Хморок… Хотя не удивительно, ведь ты — мой муж, но в то же время — ещё нет.
— Здравствуй, Морката, — произнёс я, хотя из-за воя ветра почти не слышал своего голоса.
— Ты всё ещё не его воплощение, — зрачки приблизились, — Но за тобой уже охотятся.
— Знаю.
— У меня мало времени. Яриус не терпит меня на юге, и без тебя я давно стала слабее.
— Говори, — без лишних вопросов сказал я.
— Паладины Яриуса заполонили весь север, они пытаются попасть в Бросские горы. Скоро будет война, броссов обвинят в предательстве, их много погибнет.
Я поджал губы. Мне, как Всеволоду, в общем-то было наплевать на броссов. Тем более, Отец-Небо прямо сказал, что где-то «текут реки бросской крови, а где-то важна одна капля». Вот я и спасаю каплю… ну, то есть, лучевийскую принцессу.