Пользуясь отсутствием Лёшки, я первым делом отправился на лодке в Викторию. Понятно не океаном отправился, а через дырку в пространстве.
Гавань оказалась пуста. Народ занимался своими делами, и даже на стенах крепости не было часовых. Что ж, такая беспечность сейчас пришлась кстати. Заскочив в контору, я наспех собрал всё, что могло понадобиться для антуража. Несколько бутылок вина, сладости из личных запасов, серебряную посуду, пару ковров, различные ткани, стопку книг, включая и брошюрку из Флиссингена. Руки чесались забрать и все наличные фальконеты. Если бы не Тропинин, я так бы и поступил. Вопросов бы ни у кого из парней не возникло. Но Лёшка обязательно потребует ответа, а волшебным сундуком их появление не объяснить. И потому пушечки пришлось оставить.
На обратном пути, я заскочил на Кадьяк, чтобы поторопить Яшку. Торопить его, однако, не пришлось. Мне доложили, что корабль ушёл две недели назад. Ещё как минимум неделя ему понадобится на плавание до Виктории.
* * *
Наши фальшивые батареи по обоим берегам пролива сделали по холостому выстрелу из фальконетов, а макеты пустили дым. Расход дефицитного пороха был одобрен не столько из уважения к первым гостям, сколько желанием показать, что мы укрепились серьёзно. Испанский корвет имел по шесть орудий с каждого борта и мог при желании смести наши щитовые домики единственным залпом. Вот, чтобы не вводить в искушение соседей видом нашего потрёпанного галиота и потребовалась демонстрация.
Все силы были брошены на создание нужного эффекта. Мы блефовали почем зря. Запас парусины пустили на изготовлениедополнительных палаток. Их поставили тут и там, стараясь охватить побольше пространства. Повсюду накидали мусор, как бы подчеркивая давность пребывания. Зверобои создавали многолюдность и оживление, расхаживая взад-вперёд, перетаскивая с места на место припасы, а выряженные солдатами туземцы, изображали часовых.
Вернувшись из Виктории, я и сам едва не уверовал в то, что к нам подошло сильное подкрепление. Повелись на наш блеф и испанцы, которые внимательно наблюдали за городком с борта. По крайней мере, корабль мирно бросил якорь неподалеку от «Онисима» и спустил шлюпку, а Тропинина не оставили в заложниках, выпустив на берег одним из первых. Вместе с ним прибыло несколько солдат в кожаных куртках, которые встали на берегу. Большинство из них выглядели смуглыми, как мексиканцы, только что без сомбреро.
— На корабле полно солдатни, — успел шепнуть Лёшка. — В основном, правда, индейцы. Карт мне не показывали. В разговорах я слышал про Сан-Диего. Но шла ли речь о порте, о корабле или об одноимённом святом, сказать трудно.
— Можешь перетащить сюда пушки и мушкеты? — спросил я Ватагина, который, сделав выстрел, явился на лодке вместе со всем гарнизоном фальшивой батареи. — Их нужно поставить на склоне и прикрыть городок от возможного десанта.
Ватагин кивнул и умчался. Тем временем от корабля отошла вторая шлюпка, на сей раз с офицерами.
— Вот этот тип у них капитан, — украдкой шепнул Лёшка.
Он показал на усатого человека в треуголке, ботфортах и синем камзоле с золотым шитьём. Тот держал руку на эфесе шпаги, что висела на богатой перевязи. Он отличался военной выправкой и благородной осанкой. Пожалуй, капитан даже несколько переигрывал и в том и в другом, словно не стоял в качающейся лодке, а упражнялся в родовом замке перед зеркалом. Однако нужный эффект он произвёл и заставил меня принять более подобающий вид. Туземцы подыграли мне, выстраиваясь небольшой шеренгой во главе с Чижом.
Едва гость ступил на землю, я снял шляпу и пару раз махнул ею, словно сметая с земли всякий мусор. А туземцы под короткий выкрик Чижа взяли ружья к ноге. И откуда он только успел узнать, что именно требуется делать?
— Ми нобре ес Иван Эмонтай! — произнес я, как обычно представлялся в Европах.
— Хуан де Орвай, — представился гость и произнес длинную фразу из которой я понял лишь капитано, эль пакетбот, и эль Сан-Хосе.
Но сложить слова вместе было несложно.
— Теньенте Мартинес, — представил капитан знакомого офицера, что первым установил контакт.
Их имена мне ни о чём не говорили. Я вновь обозвал себя комендантом порта, но видно напутал с артиклями или окончаниями, так как гость едва заметно улыбнулся. В ответ я заявил, что не говорю по-испански.
— Абла устед итальяно о португес? — поинтересовался капитан.
— Инглес и алеман, — ответил я.
Капитан пожал плечами и задумчиво потёр свой чисто выбритый волевой подбородок. Общего языка не находилось. Возможно, таковым мог стать французский, но я воздержался от поспешного предложения, не желая вести серьёзный разговор на малознакомом языке. В дипломатии лучше вообще молчать, чем сморозить глупость.
Тут кстати появился Окунев.
— Расстрига латынь знает, — шепнул он.
— Латино? — спросил я капитана. — Абла устед латино?
— Си, — кивнул он с видимым облегчением. — Пор супуэсто!
— Биенвенидо! — я указал рукой на крыльцо, перед которым с ружьём на плече прохаживался сам Чиж. Его плечо, словно генеральский погон, украшала шкура чернобурки.
Мы вошли в большую палатку из парусины, оставив солдат снаружи. Парни изрядно подсуетились. В углу на небольшой конторке стоял глобус с «Онисима», лежали книги, разнообразные навигационные приборы. На стол выставили доставленные мной бутылки вина, сладости и кое-какие закуски. Но вместо кресел или стульев поставили два моих сундука, прикрыв их коврами, а рядом соорудили из бочек и досок лавки для людей попроще. Впрочем, испанец не проявил недовольства и весьма ловко пристроился за столом. Мартинес уселся рядом, а я с Тропининым напротив.
Анчо с видом вышколенного слуги разлил по кубкам вино.
Прибежал Расстрига.
— Знаешь латынь?
— Угу. Но, это… книги читал, конечно, а говорить, не говорил.
— Садись, будешь переводить, как сможешь. Но переводить будешь только то, что я скажу. Ни слова от себя, понял? Ни единого слова. О чём бы речь не зашла. И рожу кирпичом сделай.
Я улыбнулся капитану, поднял кубок.
— Салют!
Мы выпили, и гость заговорил.
— Для нас неожиданность велика есть, здесь русские челны повстречать, — перевёл Расстрига.
В обыденной речи он так не загибал. Вряд ли и капитан взял высокий штиль. Скорее всего, сказались прежние занятия Расстриги. Что он мог переводить с латыни в своём монастыре?
— Так уж и велика неожиданность? — я усмехнулся и точно опытный следователь выложил на стол брошюру. — Мне казалось, ваши монахи давно написали об этом.
Капитан, увидев брошюру, слегка удивился, что изобразил чуть вздёрнутой бровью, а, выслушав перевод, улыбнулся.
— В книге сей лишь о том писано, что природные жители сюда из пределов Московии пришли. Но учёный монах наш вовсе не мыслил о флоте императрицы вашей.
Вон оно как! А этот монах не дурак, раз сумел предвосхитить современные мне научные концепции о расселении народов.
— Тем не менее, мы здесь, как видите. И довольно давно. Давнее вас, во всяком случае.
— Но знать вам должно, что земли все от Горна-мыса до Аниан-пролива, Азию от Америки отделяющего, суть его католическому величеству принадлежат.
— Католическому величеству? — переспросил я Расстригу.
— Так он сказал.
— Пролив Аниан открыл греческий мореплаватель, Хуан-де Фука, — заметил я.
— Будучи на службе короны испанской, — уточнил капитан.
— Да, на службе их католических величеств, согласен. Но старинные карты весьма не точны. Кто знает, что на самом деле описал мореплаватель? Какие-то земли гораздо южнее подлинного пролива. Вы можете поискать их там.
— Пусть так. Однако Альто Калифорния провинция Новой Испании несомненно есть.
— Альто Калифорния? — я сделал удивлённый вид. — Мы называем эти земли Новым Альбионом. И открыты они британцем. Нога Кортеса сюда не ступала, зато ступала нога другого… хм… путешественника — Дрейка. Суть, однако, не в этом. Целых два века никто не заселял землю, почему мы полагаем, что старые претензии утратили силу.
