удавалось: парень периодически сидел на веслах, уставал и валился спать как убитый.
А вот с Аладдином, благо, жили рядом, в когге, она музыкой баловалась. Сближение их произошло после одного редкого лагеря на берегу Березины.
***
Ирина перестала считать дни, поэтому не могла точно сказать, сколько они уже плыли. Накануне целый день и ночь шел дождь: мелкий, противный, ну хоть тепло было. Все равно-брр! Ребята махали веслами, принц медитировал, Ирина злилась.
Слава богу, следующий день стал жарким, ватага повеселела, и Густаффсон объявил остановку на песчаном побережье, редком в этих местах. Молодцы разделились, как обычно: кто — охотится, кто — по дрова, Ирина — к костру, готовить. Поели горячего, ребята бросились мыться, стираться, Ирина, перемыв котелки, тоже поплескалась в вечернем сумраке: потерлась песком как скрабом, промыла немного голову, постирала одежду и вернулась к кострам, застав там веселье.
Дело в том, что Аладдин держался особняком, ни с кем в контакт не вступал, даже с Эйвом, но от помощи в делах не уклонялся, как и его охрана: те даже на весла садились иногда. А вот мыться со всеми не ходил: либо после всех, либо в сторонке, под присмотром бодигардов. Норды посмеивались, но молчали, а тут, видать, прорвало.
— Нежный у нас пассажир — завел шарманку Лейв Свенссон, шутник и язва. — Вот смекаю, а не девка ли переодетая, а? Эй, Ала, как тебя, принц! Ты стесняешься чего? И платок не снимешь? Ты не баба, часом?
Парни ржали, пустынник помолчал, да и выдал на нордском:
— Я-воин не хуже тебя, северянин! И я — мужчина! Платок называется куфия, и снимать его-нарушать запрет Аллаха! Ты лучше извинись или я вызову тебя на поединок!
Лейв обалдел, остальные тоже, а потом, как обычно, заржали конями.
— Смотри, немтырь заговорил, а мы думали — немой совсем!
— Я не немой! Я учил в дороге вашу речь! Жду извинений! — строго проговорил Аладдин, а Ирина не выдержала и ляпнула:
— Я ж говорила, 13 воин!
Народ оживился — какой такой 13 воин?
— Эйрин, кому говорила? О чем? Давай, расскажи!
«Вот язык мой-помело!» — посетовала Ирина, но начала рассказ — не отстанут:
— Однажды великий воин из северных земель, прославленный Беовульф, возвращался со своим хирдом домой. И пришла к нему колдунья, и повелела пойти к местному королю, и помочь ему в борьбе с племенем Пожирателей трупов, держащим округу в страхе. Но победа будет за Беовульфом только в том случае, если с ним пойдет 13 воинов, и последним станет иноземец, пришлый, которого пошлют ему Боги Асгарда….
Ирина пересказывала сюжет голливудского блокбастера с Бандерасом, который не раз смотрела, невзирая на сказочность и излишнюю пафосность. Но Антонио скрашивал своей харизмой все шероховатости. Повествование в свете костров приобретало черты реальности, и ватага подбиралась все ближе к девушке, желая не пропустить ни слова.
Момент, когда Бандерас поразил рыжего викинга познаниями в брани на их языке, был встречен громовым хохотом и указаниями пальцами на Лейва и принца.
Норд тоже ухмыльнулся, встал и поклоном извинился перед принцем. Конфликт был исчерпан, а под ночным небом рекой текла история о подвиге 13 воинов, изгнании нелюдей и славной гибели Беофульфа.
***
Окончание рассказа ознаменовалось всхлипываниями Ярика и предложением Эйрика почтить память славного воина пивом.
— Ярик, ты почему плачешь? — спросила Эйрин юного раба. — Птичку жалко? — не смогла не поддеть.
— Какую птичку? — не понял малец, естественно. — Мне главного воина жалкооооо! И товарищей его! Их же всего трое осталось! И эта ведьма, уууу! — погрозил кулачком невидимой врагине парень. — Зато Ахмед стал настоящим мужчиной! Мой господин такой же! — гордо закончил Ярик.
Норды обсуждали историю, а Эйрин вдруг поймала себя на мысли, что совсем не беспокоится о тайне своего перерождения. За все время ей никто, кроме ротмистра, не дал понять, что сомневается в ней или подозревает. Норды, да и Микола, приняли ее без вопросов — даже если они у них и были.
«Странно, но пусть так и остается. Если их моя необычность не напрягает, то мне-то чего загоняться?» — решила попаданка и пошла спать.
После той ночи Аладдин начал наигрывать по вечерам на флейте. Иногда это было «в кассу», под настроение, а иногда его ребята обрывали. Араб (ну, допустим) не обижался. И однажды Ирина напела ему «Одинокого пастуха» и «Парящего кондора», потом вальс Свиридова из «Метели» и Доги из «Мой ласковый и нежный зверь».
В исполнении флейты звучание было не так поразительно, как в оркестровке, но слушателям понравилось. Потом они начали подбирать аккомпанемент к некоторым ее песням или Ирина напевала мелодии без слов, типа «Yesterday» или «La vie en rose», саундтреки к французским комедиям, советским фильмам. Что вспоминала и что могло подойти флейте. Неплохо получалось, кстати.
В постоянном движении, с некоторыми мелкими проблемами они дошли до Борисова, немного отдохнули, посетили баню, нормально выспались и, помолясь, пустились в самый трудный и опасный участок пути между истоками Березины, воды которой им предстояло покинуть, и Вилии, который надо было найти в паутине лесных болот и протоков.
***
Эту часть Ирина вспоминать не любила, потому что все время, пока они наобум крались по мрачной болотистой безлюдной местности, она БОЯЛАСЬ. Да, вот так, большими буквами.
Еще и солнце, по которому явно ориентировался Эйвинд, периодически пряталось за редкие темные тучи, проливавшиеся мелким настырным дождиком на их бедовые головы.
«Нас точно черти водят или леший испытывает»- маялась опасениями Ирина, пока не плюнула и не попросила капитана остановиться на более-менее сухом месте.
— Что ты хочешь сделать, Эйрин? — устало спросил ее Густафссон.
«А он тоже тревожится. И парни молчат задумчиво. Эй, хуже не будет!» — махнула про себя рукой попаданка.
— Лешему мы не поклонились и дар не дали, вот он нас и крутит. И болотнику тоже! — выпалила Ирина. — Я сама пойду, вы сидите. Эйв, хуже не будет, я так думаю.
Видя решимость девушки, вождь нордов дал отмашку, и на берег протоки гребцы бросили широкую доску, по которой девушка на трясущихся ногах спустилась и, отойдя метров пять(дальше побоялась), положила на ближний куст черники в чистой тряпочке кусок хлеба, сало, мясо, несколько пряников и малый кувшинчик меда. Не веря сама себе, поклонилась и прошептала:
— Батюшка леший, хозяин леса, прими, не побрезгуй! И ты, господин Болотник-Водяной, составь ему компанию! Откушайте да выполните просьбу мою: выпустите нас к воде большой, к Вилии, мы уйдем и дадим вам
