И тишина. То есть был ночной городской гул, но это естественный фон, он не воспринимается как звук. Я сжал и разжал кулаки, ощущая, как уходит адреналин.
Мы постояли молча. Потом глянули друг на друга… и рассмеялись.
— Вы хотели приключений? — спросила Карина сквозь выступившие от смеха слезы.
— Не помню, чтобы я так говорил… — ответил я, еще смеясь. — Но вообще, думаю, что для копилки впечатлений пока хватит. Идем обратно?
— Пошли, — охотно согласилась она.
Шли не спеша. Карина поведала, что этот самый Аяз — парень из ее двора, в школе учился классом младше. Обычный пацан, правда, заводной, шустрый, этим выделялся. По разным спортивным секциям вроде бы мотался, но не сказать, чтобы чем-то увлекся, чего-то достиг. Потом, как положено, армия, а потом неожиданно парня понесло не туда…
— Хотя… — Карина вздохнула, — ожиданно, неожиданно, это еще как сказать…
Наркотики! — по ее словам, вот бич Средней Азии. В разных видах. Конопляные: анаша и гашиш. Первое курится наподобие табака, второе — вроде пастилы, кладется в рот и рассасывается. Но это сравнительно легкие наркотики. Тяжелые — опиаты, эти приготовляются из незрелых маковых растений. Они сложнее в приготовлении, встречаются реже, но бывают.
— И многие подсаживаются? — спросил я.
— Многие-не многие, но есть, — Карина вновь вздохнула. — А это страшное дело. Человек втягивается, не замечает как, теряет постепенно все, а ему кажется, что все нормально, ничего страшного… А потом поздно. Вот и этот Аяз! Нормальный вроде бы ведь парень был, и вот уже видите, что… А дальше, боюсь, будет только хуже. И чем кончится тоже неизвестно… Хотя… известно ведь — ничем хорошим.
Она пожала плечами.
Какое-то время мы шли молча.
— Но ведь не все же так, — сказал я скорее утвердительно, чем вопросительно.
— Да, конечно, — подхватила она. — И все-таки это есть. Знаете, я была и в России, и в Белоруссии, и там не так.
— В Белоруссии хотели родственников найти?
— Мама хотела. Мы вдвоем ездили. В ее родную деревню. Так там не то, что родственников, знакомых не осталось. Никого! Шаром покати.
Сказав это, она умолкла, и я понял, что данную тему лучше не трогать.
— Слушай, — сказал я, — а почему имя Курбан… оно оказалось таким волшебным словом? Сработало как из пушки!
— О-о!.. — засмеялась она, — ну он же знает, закакую команду я играю. Здесь и это работает. Клановая система. Человек не сам по себе, а из такого-то рода. Туркмены все свои роды-племена знают, кто откуда. Из какой глубины веков. Какие повыше, какие пониже. Система сложная.
— Но вы-то ни из какого рода, получается.
Она чуть развела руками:
— Выходит, так. Но я все-таки в системе.
— У Бердымухамедова?
— Ну да. А Курбан у него фигура! На уровне ближнего круга. И все это знают…
Под эти необычные для меня разговоры мы и вернулись. Мне, конечно, было интересно послушать: приоткрывался новый для меня мир со странными, но интересными нюансами. Я все мотал на ус: пригодится.
Когда вошли, вымыли руки, я потянулся к спиртному:
— Выпьем?
— Можно, — согласилась она, и я щедро повел рукой: выбирай! Но она остановилась все на том же белом портвейне, а я не собирался менять на другое уже распробованный коньяк. Мы восприняли понемногу, мир слегка поплыл в сторону романтических берегов. Алкоголь стягивает с нас скорлупу социальных условностей, кто бы спорил.
Я не только себя имею в виду. Карину тоже. Я же видел, как меняется ее взгляд. И я вовсе не собирался принуждать ее к чему-то. Я лишь не возражал против того, чтобы звезды этой ночью сошлись так, чтобы… ну, понятно. Насколько я видел, она тоже была согласна с таким раскладом созвездий. Какая-то искорка пробежала между нами Поэтому дальнейшее нетрудно представить без описания подробностей.
…Посреди ночи я проснулся и не сразу сообразил, где я и с кем. Впрочем, пары секунд хватило. Карина, такая теплая и нежная, мирно спала, прильнув ко мне, прямо живая грелочка во весь рост. Горячо и приятно дышала мне в плечо и шею. И я в приливе умильных чувств очень бережно поцеловал ее в темечко, отчего она вздохнула, немножко повозилась, не посыпаясь, и вновь задышала ровно и умиротворенно. И я тожеуснул, и даже видел хороший сон, но не запомнил. И потом пытался вспомнить, и не смог.
Проснулись мы довольно рано, и как-то сразу обоим стало ясно, что небольшой наш общий праздник жизни кончен, потекли трудовые будни. Хотя впрямую мы об этом не сказали, просто фигура умолчания была ясна обоим. Так по-дружески болтая о пустяках, проснулись, умылись, Карина умело приготовила чудесный завтрак. Мы уже завершали его, когда зазвонил телефон.
— Курбан, наверное? — кивнул я в сторону элегантного ГДР-овского аппарата.
— Кто ж еще, — сказала Карина тоном, в котором я безошибочно уловил: ну вот и пришла мне пора покидать сцену… — Возьми трубку.
Я кивнул и прошел к телефону:
— Да.
— Привет дорогому гостю! — радостный голос Курбана. — Как освоился?
— Лучше не бывает, — я улыбнулся.
Затем на полминуты растекся необязательный церемонный разговор, после которого мой собеседник перешел к делу:
— Слушай, Артем! Сегодня у нас начинается культурная программа! Исключительно интересное мероприятие. Белая рубашка, галстук с собой имеются?
— Конечно, — твердо ответил я. В Москве главредменя настроил, что парадный костюм надо обязательно с собой взять.
— Отлично! — воспрянул Курбан. — Я через час буду.
— От меня что требуется?
— Быть готовым, больше ничего!
— И куда мы отравимся?
— А это, дорогой, пока секрет. Увидишь!
Карина, узнав о содержимом разговора, усмехнулась:
— Скорее всего, тебя приглашают на свадьбу. В общем, зрелище интересное… Ну, увидишь. Давай пока рубашку поглажу.
— Давай. А что за свадьба? Кто женится или замуж выходит?
— Кто? Да младший сын нашего хозяина. Двое старших у него женаты, это третий. Не знаю, что из этого выйдет, потому что…
Она покачала головой, уже умело возясь с моей рубахой.
— Что?
— Потому что женится он на дочери… ну примерно такого же…
И Карина объяснила остроту момента. Суть в том, что жених и невеста — представители двух конкурирующих или, мягче сказать, находящихся в сложных отношениях кланов. Местные Монтекки и Капулетти. Ну с поправкой на менталитет, и все же на советский двадцатый век. Отец невесты — директор крупнейшего, богатейшего предприятия: совхоза, где разводят овец каракульской породы, именно тех, из чьих шкурок изготавливают дорогую и престижную зимнюю одежду. В результате неких невидимых миру раскладов «башлыки» — так в Туркмении называют влиятельных высокопоставленных лиц — решили объединить силы, несмотря на очень непростые отношения в прошлом. Но политическая мудрость оказалась выше распрей и самолюбий. И вот свадьба! Той, как говорят здесь.
Той (или туй) — вообще на тюркских языках значит примерно «праздник» (синоним — байрам). Отсюда, например, сабантуй — «праздник плуга», то есть окончание весенних полевых работ, примерно совпадает с Иваном Купалой. Карина, поглядывая на часы, наскоро описала мне некоторые нюансы и традиции туркменской свадьбы… И мне показалось, что она что-то недоговаривает. Не о традициях, а об этой конкретной свадьбе. Какие-то там есть подводные камни. Но это я и так угадывал по вводным данным.
За четверть часа до прихода Курбана Карина засобиралась.
— Ну, — сказала она, — пока?..
— Пока.
Что я мог еще ей ответить? Мы поцеловались ласково, но немного грустно, как бы сознавая, что расстаемся навсегда. А что останется на память от нашей встречи? Я мысленно поежился, понимая, что может женщина унести на память от мужчины после произошедшего, но промолчал. И она тоже деликатно промолчала на эту тему. Последнее «пока», последний поцелуй… и дверь захлопнулась.
Странно! Я знал девушку меньше суток, а расставание показалось таким печальным. Конечно, я ни на секунду не размагнитился, не дал себе впасть даже в элегию, но ведь, как говорится, сердцу не прикажешь. И я принял для душевного равновесия рюмочку.
