— Может быть ты сам, сделаешь это, добрый хозяин, — острожное сказал я. — Не знаю ведь я, что и где у тебя лежит, и не пристало гостю вносить беспорядок в хозяйскую справу.
Бьёрн криво усмехнулся. Он подошел, — пахнуло на от него каким-то резким, незнакомым мне запахом – осмотрел меня и державшегося дичком Лейва, и полез в погреб, подставив мне и спину и затылок.
— Вот свеча – сказал я ему, но Бьёрн только отмахнулся и по затрещавшей под его весом лестнице спустился в непроглядную погребную тьму. Не знаю уж как он там хоть что-то видел. Я дунул на свечу, и она потухла пустив напоследок тонкий извилистый дымок.
— Принимай, — сказал он через некоторое время, и начал подавать снедь. Потом он вылез сам. Споро организовал он стол, нарезал мясо толстыми ломтями, и коротко сказал.
— Вижу, оголодали. Угощайтесь.
Кружка у него нашлась еще одна. А мне он отдал свою. Мы ели, а он просто сидел и рассматривал нас, положив на стол свои здоровенные заросшие рыжеватыми волосами ручищи.
— Спасибо тебе, добрый Бьёрн. — Я почувствовал приятную тяжесть, и отвалился от стола, и решил, что надо бы немного расспросить нашего хозяина. — А скажи, что, ты так и живешь здесь один?
— Не страшно жить ли одному в такой глуши?
— Чего же мне тут бояться? — Вопросом на вопрос ответил Бьёрн.
— Ну, всё-таки глухой лес. Диких зверей.
Бьёрн раздумчиво поглядел на меня.
— А вот ты, Димитар, оказался в глухом лесу, в моем доме, неужто спасаясь от лесных зверей? — В глазах Бьёрна мелькнула лукавая хитринка. — Значит бывают вещи среди жилищ людей, и пострашнее тех, чем полнится лес. Или нет?
— С чего же ты взял, что мы здесь от кого-то спасаемся? — Про себя я подумал, что не прост наш Бьёрн. — Может мы просто охотники, что заплутали в лесу.
— Охотников я не очень-то жалую, — раздумчиво сказал Бьёрн. Правда, да, есть у тебя охотничье копьецо с поперечиной. — Он кивнул в угол, где стояло мое копьецо, Но от него пахнет овечьим и коровьим дерьмом. Эта рогатина не охотника, а пастуха.
Я посмотрел на копье. Потом на Лейва, наши взгляды пересеклись и широко раскрытые глаза парня показали мне, что удивлен он не меньше меня. Ну пусть даже я, или мой предшественник с Хёскульдова двора, что носил это копье, и макнул его пару раз куда не надо, опираясь на выгоне. Но учуять запах? Даже не взяв его в руки, а просто пройдя мимо? Я скорее поверю в то, что Бьёрн сейчас достанет трубку, и произнесет с ливановскими интонациями – "это же элементарно, Ватсон". После чего расскажет о логической цепочке, что привела его к таким выводам".
— Чуткий должно быть у тебя нос, Бьорн. — С неясной самому мне интонацией сказал я. — Что же он еще рассказал он тебе о нас?
— От мальчишки пахнет незажившим горем. От тебя тоской. Но от вас не тянет холодом мертвечины застарелых убийц. Потому я и не побоялся сойти при тебе в погреб, Димитар. Запах мне говорит так же, что ты и Лейв не родня.
— Вовсе не бывает у людей таких чутких носов, — отставил кружку Лейв. — Кто же ты, Бьёрн?
Бьёрн посмотрел на нас.
— Никогда не стыдился я своего племени, и не скрывал своего происхождения. Я из тех, кого люди когда-то уважали больше, чем сейчас, а вражды меж нами было меньше. В память о тех временах, вы еще называете своих соплеменников, что удались от рождения силой бьёрнами-медведями. Я же ношу это имя от рода.
— Ты из тех лесных стариков, что научились оборачиваться человеком! — выдохнул Лейв.
— Правда, — молвил Бьёрн. — Ибо, скажу тебе, не слишком удобно махать молотом в кузне, или писать руны когтистой лапой.
— Так ты Бьёрн-кузнец! Старый Оспак рассказывал мне о тебе. Да, он говаривал мне, что сам еще мальчишкой слышал о тебе от стариков. Когда-то ты бывало торговал с людьми. Если заказчик обманывал с оплатой, то не было ему счастья от твоего инструмента, тот всё норовил поранить владельца. Но если заказчик платил без обману, тогда твои серпы и ножи никогда не тупились, им не было сносу! Однажды, люди племенного вождя пришли к тебе, и потребовали, чтобы ты сделал им не серпы а мечи с рунами на клинках. А ты отослал их, и сказал что не делаешь оружия для войны. Вождь и его воины долго потом пытался найти твой лесной дом, но так и не нашли. А ты уже не выходил к опушкам, чтобы взять заказ, по крайней мере никто об это вслух не рассказывал. Вот что говаривал Оспак.
— Твой Оспак наверно знал еще много сказок, — улыбнулся Бьёрн.
Я слушал их разговор с Лейвом, и молча рассматривал Бьёрна, пытаясь найти в нем что-то… нечеловечье. Память услужливо подсовывала образы ульвсёрков дроттина Эйнара, и их странные круглые глаза. Я смотрел на Бьёрна, искал взглядом. И не находил. Просто здоровый, очень крепкий мужик в годах. Не пожилой, но поживший.
Бьёрн неожиданно повернулся ко мне повернулся ко мне и встретился взглядом.
— Ты рассматриваешь меня так, будто надеешься что-то найти. Но не лучше ли тебе поискать внутри себя, Димитар.
— Что ты имеешь в виду? — Спросил я.
— Ты спрашивал, что чует мой нос. И я сказал. Но знаешь, вот что еще. Парень-то пахнет как и должно. А от тебя… — Бьёрн замялся. — запахи идут как из запертого сундука. Что-то я чувствую, да только не могу поднять крышку. Я сказал тебе, кто я Димитар. А кто же ты сам?
— Я, обычный человек, Бьёрн.
— Ты сказал. И не запах ложью. Тогда, что?.. — Раздумчиво сказал Бьёрн. — Или ты и сам забыл, как поднять крышку своего сундука…
— Димитар не обычный, — кивнул Лейв. — Он не родился здесь. Он попал к нам из другого мира.
— Нет, это не то. Не то… — Пробормотал Бьёрн. — Однако же, интересных послала мне судьба гостей. Расскажите мне о себе, то что считаете нужным рассказать.
Мы с Лейвом переглянулись. Я думал о своем. Этот необычный лесной житель Бьёрн был, пожалуй, первым за все время моего пребывания здесь действительно непростым, знающим нечто, видящим такое, что недоступно простым людям. Упустить этот шанс я не мог. Лейв же тем временем кивнул мне.
— Я расскажу тебе сперва о себе, Бьёрн. А потом о нас с Леёвом. Может быть ты сможешь помочь нам разумным советом.
— Утро цветет, и наш стол не пустой, — тяжело опустил руку на столешню Бьёрн. — Сегодняшний день не будет скучным. Рассказывай, Димитар.
И я стал рассказывать. Я снова попал в толпу обезумевшего народа, внезапно провалился в снег, замерзая, шел по берегу заледеневшей горной реки, заходил в пещеру, бежал от ползучей снежной гадины, падал в воду, лежал в тяжелом беспамятстве, приходил в себя, и Лейв снова кричал, что я должен быть его рабом… Я пас коров, и ехал на кормление дроттина. В этом месте рассказа я посмотрел на Лейва, и он снова мне кивнул, хоть и видно было, что ему тяжело. И тогда Вермунд снова отказывал Эйнару в своей дочери. И Дроттин снова въезжал со своими волками к Вермунду во двор. И мы бежали. И двуличный Хёскульд давал нам приют, и Оса шла против отца, и мы снова бежали… Это был длинный рассказ.
Я закончил. И молчал Бьёрн, подставив руку под тяжелую голову.
— О странных и злых делах, рассказал ты, Димитар. — Наконец сказал Бьёрн. А эта Оса, храбрая девушка. — Он повернулся к Лейву. — Ты парень, не забудь что она сделала для тебя… Что же касается тебя, Димитар… Известно что мировое ясень-древо имеет много листьев, и каждый его лист, — это мир. На вершине древа живет орел, корни его точит червь. Когда вестник ссоры, посланница слов, белка Рататёскер передает брань орла червю, и наоборот, и те начинают биться в гневе, то мировое древо содрогается. В таких случаях, бывает, листы соприкасаются, миры расположенные на них сходятся, и тогда могут происходить странные вещи. Появляются из ниоткуда странные создания и люди говорящие на неведомых языках, пылают небеса и выходят из берегов воды, и целые края выкашивают странные болезни… Но в то время когда ты здесь появился, Димитар, мировой ясень стоял спокойно, и ничто не трясло его ветвей… Такие события вообще редки, и многие поколения уходят ничего не зная о них.
— Ты, мудрый Бьёрн, сказал что появляются люди говорящие на неведомых языках, — вступил Лейв. — А Димитар вот, как проснулся, так сразу заговорил на нашем наречии.
— Дивно и мне слушать, как он понимает и молвит будто родился с датскими словами на устах, — чуть развел руками Бьёрн. — Немногим дан такой дар. Говорю же я, что-то сокрыто в его сундуке…
У меня тем временем были свои мысли, поважнее моего нежданного полиглотства. Если откинуть видимо принадлежащую к местной образной традиции дребедень о орле, черве и белке, — какие бы сущности под ними не понимались – аналогию к листьям мирового древа я уловил четко. Бьёрн сказал, что существуют разные миры, — называй их хоть параллельными, которые не соприкасаются в обычных условиях, но могут частично пересекаться при серьезных мировых катаклизмах. Однако, такие катаклизмы редки, и в последнее время их не происходило. Да уж…
