На большой перемене меня отловил СанСэй и утащил в столовую. Еще когда шли туда, начал мне жаловаться на всех. Ему не дают записаться так, как он видит. Он думал в столовой подкупить меня парой сосисок с винегретом, и приватно добиться защиты, «от этого жлобства».
Но в столовой, за парой сдвинутых столов с прокурорским видом уже сидели Ефрем с Филом и девицы.
— Антоха, не слушай их. Они все врут.
— Внимание! — пресек я всякие поползновения. — Подсудимый признается виновным. Ибо сосиски не только холодные но и невкусные. Слушай приговор.
— Ты — я указал пальцем на Серебрянского — не увидишь её — я указал пальцем на Алку — до тех пор, пока не запишешь все что нужно, так, как надо. Алла Викторовна. Можете попрощаться с осужденым. Тело вам выдадут в понедельник. У вас одна минута. Андрюха! Найдешь и привезешь в ангар панцирную кровать и ведро. Будем его привязывать. Ведро сами понимаете зачем. Поищи длинные электропровода. Будем его пытать электричеством для просветления. Да, кстати. Завтра я привезу мастера по свету. Он же режиссер-постановщик. Будет смотреть что из нас сделать визуально. К часу всем быть. Все. Я ушел на матпрограмирование.
Я ушел, что не видеть сцену прощания.
Глава 23
Я думал, что заседание СНО будет в ленинской аудитории. Был такой эпизод, Ленин однажды выступал в здании нашего института. На доме, и на входе в помещение об этом висит табличка. Но экономисты скромно собрались на последнем этаже, подальше от начальства.
Я приехал в главный корпус заранее. Поэтому наблюдал сбор участников от начала до конца. Приятно удивило присутствие знакомых студентов. С Ильюхой мы сдавали вступительные экзамены. После вышки, в пивбаре на Лиговке, мы весь вечер обсуждали наиболее перспективный, с точки зрения карьеры, факультет. Кто же знал, что специализация – последнее что должно нас занимать?
Я после института не имел никакого отношения к транспорту. А машиностроитель Ильюха станет вице-президентом компании Балтика, той самой. Первым в стране получит фантастический кредит у немцев на развитие производства. Я ему честно говорил, что мутанты бывают разные, он — редкий случай положительных мутаций, несмотря на то, что нечто маниакальное мелькает иногда в его взгляде. Он мне отвечал, что из всех его знакомых, включая настоящих бандитов, на бандита похож больше всего я. И никто никогда не подумает, что это я открыл ему Генриха Белля, Маркеса и Кастанеду. Я тогда сообщал ему что «немой мальчик жестами показал, что его зовут Хуан», и мы начинали ржать.
В конце девяностых Ильюху расстреляют из автомата. Наезд на предприятие. Я этого не допущу.
Но пока еще есть время. И все идет как надо. Поэтому мы с ним хлопнули по рукам, и уселись рядом. На его удивление моим присутствием, я пояснил, что появились мысли, которым хочу поделиться. Он заверил меня, что девушки на заседание СНО не забредают. Это – мужской клуб, поэтому я напрасно приперся.
— Раз я здесь, Илья, то и девушки подтянутся. Ты плохой ученый и путаешь причины и следствия. Не я иду туда где девушки. Это барышень манит мое присутствие. Природный магнетизьм, что делать?
— Хана СНО. Не обижайся Антох, но у тебя редкое свойство превращать любое событие в помесь цирка и борделя. Может, пожалеешь людей? Мы серьезными вопросами занимаемся.
— Не переживай. Я не буду вступать в этот ваш междусобойчик. Просто изложу свои взгляды на положение дел в экономике. Надеюсь не побьют. Так что сидите без девушек. Ты, кстати, можешь на меня не наезжать? О поддержке и не прошу…
— То есть, скандал все-таки будет?
— Илья! Вот сейчас скажу тебе серьезно. Людей бесит реальность. Они ненавидят тех, кто эту реальность им показывает.
— Ты знаешь, мне все интереснее и интереснее.
На кафедру вышел Григорий Глазков и попросил внимания. Я задумался.
Когда я мечтал выспаться, прикрывшись справкой о тяжелой болезни, я был утопист. При записи в Субботу СанСэй с бараньим упорством рассказывал мне, знающему как выглядит конечный результат, что нужно делать. Уговоры и просьбы не действовали. В прессе иногда мелькают рассказы музыкантов, о том, как их избивают продюсеры и авторы. А я никогда и не сомневался, что это правда. Был как никогда близок к побоям с увечьями.
Когда я поздним субботним вечером оказался дома, на автоответчике была куча сообщений. Звонил из Хельсинки Пекка, сказал что все готово к отправке. Просил связаться. Звонил брат, с просьбой связаться и появится в Управлении. Звонил СанСаныч с аналогичной просьбой. Звонила мама с претензиями про забыл старушку-мать. Сообщение от Григория, что он готов. Звонил сторож дачи, с предложением купить грузовик дров. Несколько звонков с девичьим смехом на заднем плане, перед тем как бросить трубку. Пара звонков с сопением. Даже интересно, кто это мне сопит?
В восемь часов утра, в воскресение, максимально жестоко сдернул СанСэя с постели, под одобрительное ворчание его отца. Привез в ангар, сунул в руки гитару.
Когда Юрик с Ефремом появились в одиннадцать часов, они застали меня бегающим с топором за Саней по ангару. Схватили меня и зафиксировали. Я бился и брызгал слюной.
— Я убью его! Я буду есть его мозг ложкой! Скормлю его останки крысам в канализации. Тебе, бля говорили — глаза и уши на ширине плеч! Слушай Фриппа. Изучай Кинг Кримсон! Ты урод меня, бля, уже пиздец как утомил! Отпустите меня! Это не порыв, а конвульсии! Я умираю от людской тупости!
Это самое печатное, из того, что я говорил.
К девяти вечера мы запись все же закончили. Ефрем и Юрик поклялись, что за пару дней все сведут и подравняют. Развез всех по домам.
Дома сделал бутер, включил телевизор. Програма «Время». Смотреть это — невозможно. Переключил. Спектакль «Премия». Гениальные Леонов, Янковский. Папанов. Решается главный вопрос – брать премию, или нет? Даже как-то зацепило. Пока смотрел, опять зазвонил телефон. Кто-то посопел уже мне лично.
Засыпая, помечтал что это юная Деми Мур, робко пытается привлечь мое внимание.
Дорога на работу занимает на авто чуть больше часа. Мимо дворцов Петергофа,
