— Очень благодарен за помощь, примите пополам вам и господину лекарю.
Выйдя из залы, я направился к одиноко стоящей хозяйке и когда подошел, она повернулась ко мне. В её широко открытых глазах стоял ужас.
— Приношу свои извинения, Зинаида Александровна, но видит бог, я этого не хотел, — откланявшись, я вышел на улицу.
Испуганные гости княгини уже разъехались и перед особняком была чуть ли не пустыня, только моя карета и профессорская коляска, а метрах в десяти маячили фигуры квартальных надзирателя и поручика. Я позвал Петра и распорядился.
— Скажи Архипу, пусть едет в гостиницу и собирается. Я хочу прогуляться. Как только придем, сразу выезд.
Архип уехал и я медленно пошел по Тверской к площади Тверской Заставы. Москва, по которой я шел совершенно была другой. От неё в привычной мне 21-ом веке мало что осталось, но я все равно понимал, где я шел.
Голова моя занята была конечно другим, будут ли последствия у этой дурацкой дуэли, избежать её я ни как не мог, палку особо не перегнул. Особо я не волновался и не переживал, ну в крайнем случае порекомендуют мне пожить какое-то время в деревни, это на мой взгляд будет максимум наказания. Особенно после открытого обозначения своей позиции по отношению к декабристам.
В Питер я поехал не спеша, гнать лошадей не имело ни какого смысла, стояла сухая теплая осень и несколько раз мы останавливались на природе.
Мои инструкторы, господин Тимофеев и месье Ланжерон, ни каких вопросов мне естественно не задавали, а у меня желания самому рассказывать об этом не было.
В моих планах было заехать на Пулковскую мызу, проверить как обстоит дело с картошкой. В Новосёлово новые веяния проходили на «ура», успешно внедрялось четырехполье и новые сельхозкультуры, главной среди которых была картошка.
Уборка урожая была завершена и результаты были очень неплохие. Бригада работающая на картофеле собрала неплохой урожай с посаженных трех ведер, по моему мнению разобрались в основных вопросах его выращивания, а самое главное распробовали вкус картошки. Я показал им как её варить, жарить и делать пюре.
Ключик от успеха был в новой системе оплаты труда. Господскую землю Ян обработал в половину меньшим количеством людей и всем, кто хотел заняться отхожими ремеслом, он не препятствовал. По его подсчетам на следующий год в имении могут появиться лишние рабочие руки. И это при том, что строилась большая новая пристань, основной путь вывоза хлеба на продажу по моим расчетам будет через Оку, сахарный завод и большая винокурня.
На Пулковской мызе я решил не мудрить и попросил одного из фонбоковских мужиков переехать в Пулково и контролировать тамошних картофелеводов.
Заехать в Пулково я заехал, но вот задержаться там не получилось. У бурмистра меня ждало письмо, доставленное сюда несколько часов назад.
Естественно о дуэли в Питере уже известно и шеф жандармов требует моего скорейшего появления пред его светлыми очами.
Генералу уже доложили о дуэли и он хотел пообщаться со мной как можно скорее. Поэтому пока перезакладывали лошадей, я спросил только собрали ли картофель, каков урожай и пробовали ли в Пулково картофель на вкус.
Через несколько часов я был дома. Встревоженная Анна Андреевна рассказала, что рано утром приехал офицер от генерала и привез письмо с рекомендацией срочно мне приехать к нему для объяснения обстоятельств дуэли в любое время с восьми утра до нуля.
На часах было всего девять вечера и я поехал к Бенкендорфу. Ждать приема мне не пришлось, как только обо мне доложили, генерал велел пригласить меня в кабинет.
Шефу жандармов нездоровилось, у него болело горло, оно было завязано каким-то шарфом, а на столе дымился какой-то напиток. Говорить ему явно рекомендовали поменьше, на мое приветствие он ответил жестом и предложил сесть.
После чего протянул рапорт о моей дуэли, написанный одним из московских полицмейстеров.
Рапорт был составлен очень толково и поразительно правдиво. Я сам не смог бы описать случившееся правдивее. Единственное чего там не было, так это моих слов один на один, но этот факт был подмечен.
Вернув рапорт генералу, я сказал:
— Все так и было, ваши люди молодцы, Александр Христофорович.
Бенкендорф сделал глоток своего горячего пития и тихо и хрипло начал говорить, делая большие паузы.
— Государь в бешенстве. Генерала Михайлова через пару часов после вашей дуэли хватил апоплексический удар у него не работают правая рука и нога и он не говорит, — сделал еще пару глотков, напиток ему явно помогал.— Он ехал в армию на Кавказ. Вы, князь, по-прежнему не желаете служить по военной части?
— Даже еще больше.
— Вот это Государя и взбесило. Вы как-то говорили, что собираетесь съездить за границу. Мой вам совет, сделайте это не мешкая, желательно завтра утром вам уехать из Петербурга.
В середине лета я оформил заграничный паспорт. Вот что для меня оказалось большим откровением, так это паспортная система Российской Империи. Был бы я простым дворянином, не видать мне заграницы еще несколько лет. Но царский указ о признании меня совершеннолетним и дееспособным и естественно протекция Бенкендорфа позволили мне обойти все бюрократические препоны.
Мысль о поездке заграницу у меня появилась когда я, после начала войны с Персией, получил первое письмо Сергея Петровича. Он писал, что в Англии многие надеются на поражение России и настроения на Лондонской бирже соответствующие, а отступление нашей армии только все это стимулирует.
Мне были нужны большие деньги, вернее даже не большие, а огромные. И я, хорошо зная как и что будет происходить в России и мире в царствование Николая Первого, планировал свой поход в олигархи начать с биржевой игры.
К середине лета у меня появилась уверенность, что мои начинания в имениях сработают. И я стал подумывать о поездке в Европу, в первую очередь в Лондон, что бы самому посмотреть, как всё это работает, а не уповать полностью на господина Охоткина. Своими планами я поделился с Бенкендорфом и вот сейчас он их и вспомнил.
Пренебрегать советами шефа жандармов явно не стоило и я, вернувшись домой, рассказал всё Анне и Матвею и начал сборы в дорогу. Сам я в этих сборах не участвовал, а всю ночь писал инструкцию сестре, что и как делать в моё отсутствие. Она во время моих разъездов великолепно справлялась с делами в Питере и я не сомневался, что справится и с делами в имениях.
Все необходимые для этого бумаги, их сейчас называют крепостные акты и оформляются они в палатах гражданского суда, были составлены заранее. Я не совсем понимал некоторые нюансы и поэтому например написал бумагу, что не возражаю против брака Анны Андреевны м Матвеем Ивановичем. На всякий случай, вдруг моя «командировка» затянется.
Со мной ехали мои камердинеры и господин Тимофеев. Месье Ланжерона Анна попросила оставить в Петербурге, его супруга готовилась стать матерью и я скрепя сердцем, согласился. Мой фехтовальное мастерство еще требовало тщательного шлифования и мне не хотелось лишаться такого опытного учителя.
Счастливый будущий отец не ожидал такого подарка не ожидал, но в ситуации сориентировался и быстро предложил устраивающий меня вариант. Он имел хорошие связи в Европе и написал мне несколько рекомендательных писем в фехтовальные школы Берлина, Парижа и Лондона, где учителями были его боевые товарищи наполеоновских времен.
На рассвете я уехал. До Нарвской мызы я решил ехать верхами и провести там день или два, пока не подвезут багаж. Со мной поехало шесть человек: пять камердинеров и господин Тимофеев. Дорога у нас задалась и около трех часов дня мы были на мызе.
Нарвским бурмистром был мужик по имени Василий, хитрый и угодливый, но очень умный. На мызе был порядок, все аккуратно и чистенько. Господский дом изначально был большим пятистенком. Затем к нему пристроили хорошие теплые сени и поделили обе половины. Князья здесь бывали достаточно часто, но наездами, день-два не более.
В этом имении была своя винокурня, хорошая конюшня и почему-то большой и хороший каретный двор, на котором было целых шесть карет, все они были в очень хорошем состоянии.
