этого мудака. Пусть дальше себе распинается.
Я так и чувствую, что там, на тесной лестничной площадке утопающей в лучах утреннего солнца, он и его дружки, облачённые в тяжелые бронежилеты и плотную военную униформу, обливаются потом, словно они на очередной гей-вечеринке выжидают часа Х, после которого они смогут накинуться друг на друга и славно повеселиться. В руках у них гигантское стальное дилдо, которым они долбят мою дверь. Долбят и долбят. Долбят и долбят. Ну, пусть наслаждаются процессом, я не собираюсь им мешать.
В моей ладони обрубок той прошлой жизни, в которую я уже не вернусь. У моих ног обрубок той прошлой боли, что я уже никогда не испытаю. От новой жизни меня отделяет один шаг.
Своими пальцами я перехватываю палец мудозвона как банковскую карту. Наклоняюсь к телу и, раздвинув волосатые булки…
Стоп! Делать этого под Земфиру я не буду!
— Олеся, — нежно шепчу я, — включи мне Мэнсона, песню “Рок умер”.
— В-к-л-ю-ч-а-ю, — отвечает колонка.
Раздвигаю булки и запихаю его указательный палец прямиков ему в анус, словно карточку в здоровенный банкомат. Сука! Не влезает! ОПЕРАЦИЯ ПРЕРВАНА.
Окоченел…
Окидываю кухню взглядом, я вижу возле раковины средство для мытья посуды. Отлично! Подойдёт!
Давлю пару камель густой зелёной жижи себе на ладонь и смазываю палец. Обильно смазываю, словно готовлю хер к долгой ночной смене с парой крошек. Возвращаюсь к телу и пропихиваю палец как можно глубже. Вот тебе, козлина, надо думать, прежде чем тыкать пальцем в красивого, эмоционально уравновешенного молодого человека! Встаю и отвешиваю ему пендаля.
На меня накатывает лёгкое головокружение. Я закатываю глаза и запрокидываю голову назад. Глубокая тяга… Смоляной дым наполняет мои легкие, пепел осыпается мне на живот… чуть обжигает, но капли пота быстро его смахивают, унося в густые заросли моего лобка. С конца капает на пол. Я выдыхаю дым в потолок и чувствую, как меня охватывает озноб удовольствия. Мне хочется засмеяться, но они всё долбят и долбят. Долбят и долбят.
ХВАТИТ УЖЕ! ОСТАНОВИТЕСЬ!
Пойду, гляну, что они там надолбили. Я захожу в коридор и вижу, что дверная рама чуть изогнута вовнутрь, а пол усыпан крошкой из бетона. Еще чуть-чуть и они сломают дверь. Обязательно выставлю им счёт, нехуй ломать чужое имущество, заработанное кровью и потом! Нужно что-то делать, двигаться, суетиться… Пилить! Надо продолжить пилить!
По пути на кухню я захожу в ванную комнату, открываю кран и оставляю чуть тёплую струйку воды набирать ванну. На кухне тушу окурок в круглой стеклянной пепельнице, купленной на сайте объявлений. Сучка, что мне её продала, умолчала про один дефект; про маленькую трещинку, якобы появившуюся после того, как она попала в мои руки. Увидев её автарку на сайте, мне стало страшно любопытно, чем еще приторговывает эта мадмуазель. Ковыряясь в её профиле, я натыкаюсь на одно очень интимное объявление о продаже кружевного лифчика третьего размера и трусов. По сути, я и купил пепельницу только потому что мне нужен был повод для встречи. Набор её тряпок стоил в десять раз дешевле пепельницы, и было ясно — деньги ей нужны позарез.
Хватаю телефон и набираю номер:
— Алло! — говорит приятный женский голос с интонацией двадцатилетней шлюхи. Скорее всего, она приезжая, с кем-нибудь на пару снимает хату на окраине города. В объявление указано метро открывшееся недавно в тех еще ебенях. Но туда я не поеду, выманю её к себе.
— Я по поводу пепельницы, продаёте? — спрашиваю я.
— Да.
— От бабушки досталась?
Молчание. Затем она хихикает, прикрыв ладонью рот.
— Да, — отвечает она иронично.
— А трусы?
Молчание…
— Трусы?
— Да, набор из другого объявления: трусы и лифчик.
— Они мои…
— Жаль, я думал бабушкины.
Молчание… Я не выдерживаю, и пытаюсь разрядить обстановку:
— Да я шучу, простите, если обидел!
— Ничего страшного, я сразу и не поняла, — и начинает хихикать.
Конечно, ты не поняла, ты же — тупая корова, торгующая своим бельём.
— Я готов купить пепельницу, — делаю паузу, а потом добавляю: — И ваше бельё.
— Хорошо… хорошо… Но зачем вам моё белье?
— А зачем мне ваша пепельница вы не хотите спросить?
— Я догадываюсь, для чего вам нужна моя пепельница, — и снова хихикает.
А еще мне нужна твоя волосатая пепельница, куда я запихну свой окурок.
— Я уверен, вы уже догадываетесь для чего мне нужно ваше бельё.
Молчание…
— Ты… Вы…
— Можно на “Ты”.
— Ты серьёзно? Хочешь купить его?
— Серьёзно, хочу купить его.
— Так странно, я думала, мне будут звонить женщины…
Ага, и спать с твоими мандавошками! Нет уж, это так не работает. Никакой мужик не поедет покупать дырявые трусы у другого мужика. Вот баба да, может и приехать, сказав, что пустит их на тряпки, а сама… ну, вы поняли…
— Я могу деньжат накинуть, — говорю я.
— Хорошо, — соглашается она, но с долей сомнения, — где встретимся?
— У меня, — отвечаю я спокойно, без напора.
— Нет-нет-нет, — ломается она, но что самое интересное, продолжает хихикать.
— В центре? — спрашиваю я.
— В центре…
Увидев мой фургон, обклеенный логотипами логистической фирмы, она быстро соглашается в него залезть. Садиться на соседнее сиденье и протягивает мне пепельницу, завёрнутую в целлофановый пакет. Я забираю белый кулёк и, не глядя, кладу на заднее сиденье.
— Где бельё? — спрашиваю я.
Её зелёные глаза сканируют меня без остановки. Она красивая. Пухловатая, но в меру, а мера для меня — это когда сиськи смотрят чуть дальше живота. Жуя жвачку, она говорит:
— Я подумала, что ты мутный какой-то. А сейчас понимаю — это был норм подкат…
Молодец. Попалась корова с мозгами.
— Твоё предложение в силе? — спрашивает она.
— Конечно в силе, но где бельё?
— На мне!
Я жму педаль газа в пол, выкручиваю музло на полную (Смэк май БИЧАП нельзя слушать сквозь бабий трёп),
