— Бывайте, уроды, вас в аду заждались, и мне пора, — шепнул Ухо и ушел не в серую, а золотую небесную высь…
— Отлично, — произнес Тирай, но, перехватив мрачный взгляд Головина, поправился, — отлично то, что память не пострадала. То, что с вами случилось, конечно, ужасно. Давайте проверим те воспоминания, что поглубже. Например, припомните ваш день рождения за пять лет до вашей смерти.
Головин выпустил из легких воздух, передумав бить рожу пухляшу. Тот и вправду не хотел его задеть.
— Пять лет назад, говорите… — наморщил лоб Павел. — Это получается двадцать семь. Помню, это было в песочнице, — но, увидев непонимание со стороны Тирая, поправился, — так мы называли Сирию, страна такая. — Паша улыбнулся и процитировал:
'Где с тобой мы только не бывали— -
Сирия, Мали и Мозабик.
Вот теперь под Бахмутом застряли'…
Он улыбнулся.
— Я — наемник, я географию хорошо знаю. Так вот, о днюхе… На базе справляли, мне тогда еще посылку с военным бортом закинули, там был домашний самогон из родной Воркуты, отец гнал, чистейший, как слеза, и башка не болит. Вот там мы под знойным солнцем и отмечали, даже шашлыки сделали.
— Шашлыки? — переспросил Тирай.
— Блюдо, ставшее национальном достоянием, — пояснил инопланетянину Головин, — маринованное в уксусе или в вине мясо, зажаренное над раскаленными углями. Целый ритуал, при котором тот, кто жарит, ненавидит тех, кто уже пьет и лезет с советами. — Он усмехнулся. — Я любил жарить шашлыки. Никого не подпускал.
— Поделитесь рецептом? Я очень люблю покушать. У нас есть похожие блюда, но интересно было бы попробовать то, что готовят именно на вашей Земле.
— Напишу и объясню. Но как я умею, ты все равно не сделаешь. Как в анекдоте — «жалкое подобие левой руки».
— Что? — опять не въехал начальник станции.
— Забей, — со смехом отмахнулся Головин. — Есть у тебя еще вопросы?
— Давайте еще на пять лет назад, пусть будет какой-нибудь обычный день, но который стал особенным.
Паша наморщил лоб, улыбнулся и рассказал о покупке машины, ржавого ведра, под которым он дольше лежал, чем ездил.
— Слушай, любопытный, давай закончим, а? — попросил Головин. — Все я помню, причем всплыло то, что давно уже забыл. Не хочу ворошить прошлое, а то сейчас загрущу, и всем вокруг тошно станет.
— Ладно, давайте оставим память, — согласился Тирай. — Вижу, все работает, как надо. Оболочка отлично приняла сущность. Позже вернемся, попробую разбудить то, что давно было забыто, память рода, но это не сейчас. Вставайте, я проведу пару тестов на физическое совмещение.
Ухо дисциплинированно спрыгнул со стола.
— Слушай, дохтур, а как бы мне на себя посмотреть? Вроде, глаза вниз опускаю, и ничего так, и мышца есть, и красиво, словно машина новенькая, а в комплексе, что вы мне за тушку дали, можно глянуть?
— Можно, — усмехнулся Тирай.
Он ткнул куда-то, и между ним и Головиным прямо в воздухе появилось что-то вроде полупрозрачного экрана, который через секунду отобразил новое тело Паши в полный рост.
— Удобно, — разглядывая себя в зеркало, задумчиво произнес Павел, и понял, что старый позывной никуда не годится. Тело было не его, и исчезла пара ушей-лопухов, одно из которых было ломанным, в честь чего и прогнали. Ладно, это потом можно обдумать. Не до того. Тело крепкое, на вид лет двадцать пять, отлично сложенное, сбоку рост отображается, только вот единицы измерения — какие-то значки-каракули. Хренотень инопланетная. Но стоило обратить на них внимание, как они тут же отобразились родными единицами — метр семьдесят восемь. «Что, блин, сложно было два сантиметра добрать? Пожадничали, господа инопланетяне», — промелькнула мысль. Ну да не до жиру. Естественно никаких шрамов, словно только с полки. Мускулатура на уровне, хотя нужных навыков наверняка нет. Сила есть, больше ничего нет, это плохо. Ну да наработать можно, опыт имеется. Да и непонятно пока, что нарабатывать. Саакс вроде говорил, что мир необычный. Может, там его знания беготни с автоматом ровно ноль и ноль десятых. Ну да ладно, ему обещали ликбез, а сейчас тело: голова по форме вроде родной осталась, овальная, с мощной квадратной челюстью, только сама по себе поменьше, волосы вместо темных стали русыми, прическа — дежурный полубокс, в принципе нормально. А вот глаза вместо привычных черных сделали изумрудными и очень яркими, подобных на земле Головин не встречал. Он даже приблизился к экрану, вглядываясь в них.
— Черные глаза могут быть только у народа Огол, — вдруг произнес Тирай, — это пятая ветвь Изначальных. На Эксиоле нет темных оттенков глаз ни у кого. Ну, во всяком случае, мы не видели через нашу систему наблюдения с орбиты.
— Да нормально, понимаю, — отмахнулся Павел. Он поскреб небольшую щетину, которая придавала серьезности. Вроде лицо знакомое и одновременно чужое. — Сойдет, — вынес он вердикт. — Слушай, можно одежду какую-нибудь? Мне не холодно, да и не стесняюсь, просто как-то неудобно.
— Позже, Павел, — отрицательно качнул головой начальник станции.
Он мановением руки убрал зеркало, и открыл дверь в соседнее помещение, которое оказалось смесью исследовательского центра и спортзала.
— Давай посмотрим, как ты двигаешься, насколько вынослив, — начальник станции сделал приглашающий жест. — Нужно понять, как реагирует тело на нагрузки, этого у тебя будет в избытке.
— Догадываюсь, что вы мне эту тушку дали, чтобы я не с девками в ванной валялся, хотя прибор, дай бог, я на свой не жаловался, но этот впечатляет.
— Бог? — озадачился Тирай, потом его взгляд на секунду расфокусировался, словно он смотрел в пустоту. — Великолепно, у вас, оказывается, есть такая вещь, как религия. Мы просто от этого пережитка давным-давно отказались. Да и учитывая расу Изначальных, мы прекрасно знали, кто нас всех создал. Хотя, теперь и ты знаешь.
— В общих чертах, — проходя в дверь, прокомментировал Головин.
— Потом, если интересно, я подробней расскажу. У нас не так много времени, скоро будет окно, следующего придется ждать долго, так что, у нас примерно около сорока двух звездных единиц. Если переводить на понятную тебе систему, это четыре дня.
— А до следующего? Может, лучше без спешки?
— До следующего почти двести сорок единиц. Это долго.
Да уж, торчать здесь месяц, не с руки. Надо и впрямь поторапливаться.
— Давай, начнем упражнения. Куда мне?
— Вон на ту черную площадку, — указал в центр комнаты Тирай. — Это универсальный тренажер. Я говорю, ты делаешь, сколько нужно.
Павел кивнул и вступил на платформу.
— Беги, — приказал начальник станции.
— Куда? — озадачился Головин.
— Это всесторонняя беговая дорожка, так что, беги, куда хочешь, пока не быстро, потом потихоньку ускоряясь.
И Павел побежал…
В каюту, которую ему выделили, он попал только через четыре часа. Его накормили, дали простой черный комбинезон. Он так вымотался на тестах, что едва на ногах держался, и почему-то очень хотелось спать. Он тут же стянул с себя одежду и что-то вроде мокасин, и, завалившись на узкую койку, мгновенно уснул без каких-либо сновидений.
Проснулся Павел потому, что в голове кто-то потребовал встать. Похоже, инопланетяне установили какой-то внутренний будильник. Как ни странно, он неплохо выспался, внутренний хронометр говорил, что Головин проспал шесть часов по времени станции. Что ж, Тирай честно предупредил, что разбудит пораньше, слишком много нужно успеть за оставшиеся дни — посмотреть архивные записи, как те, что были до момента гибели цивилизации планеты Эксиола, так и те, что снимали последние годы. А еще освоиться с новым телом и поработать мышцами в зале. Показатели он дал хорошие, но тельце нужно простимулировать, дабы реакцию улучшить, да отработать то, чем его снабдили создатели оболочки. Все же тушку ему дали для работы, она сама по себе — сложный биологический механизм.
Выбравшись из-под тонкого регулируемого одеяла, Павел быстро заскочил в душ и смыл с себя пот. Почистив зубы какой-то хитрой штуковиной, он уже через десять минут бодро шагал по коридору внешнего кольца станции в сторону кают-компании, где автомат навалит ему еды. Да, оболочке нужно кушать, иначе та био-батарейка, что питает ее, сдуется.
