— Да, — кивнул Деметрий. — Поэтому хваленые персидские и ромейские всадники арабам проигрывают вчистую. А чем еще опасны арабы? Ты!
— Воин Дражко, господин наставник! — по молчаливому соглашению Святослав носил прежнее имя. Все делали вид, что ничего не знают, но отношение к княжичу изменилось сильно. Только малышня из младших рот все еще пребывала в счастливом неведении.
— Говори! — посмотрел на него боярин.
— Арабы сильны своим духом, — ответил Святослав. — Они воюют за то, во что верят. И они не боятся умереть точно так же, как даны и свеи, ведь после смерти им будет куда лучше, чем при жизни.
— И это самое скверное, — кивнул командующий. — На завтра всем читать книгу доместика Стефана. Последние главы, про битву при Аджнадайне. Разберем это сражение детально. И не забываем, что у арабов есть слабости: плохие пешие лучники и еще худшие лучники конные. Болгарский или аварский всадник бьется гораздо лучше. К завтрашнему дню приготовить на разбор план сражения с учетом их сильных и слабых сторон. Вячко и Айсын играют за арабов, Дражко и Лавр — за нас. Потом меняетесь. Вопросы?
— Никак нет! — ответили ребята.
— Свободны!
* * *
— На! На! Получи! — клубок из двух мальчишеских тел катался по полу до тех пор, пока их не растащили слуги и не отвели к князю.
Шестилетний Кий и пятилетний Владимир снова подрались. Кий был на год старше, но и Владимир рос не по годам сильным и крупным, а потому брату не уступал ни в чем. Чем дальше, тем чаще они колотили друг друга, и теперь снова стояли перед отцом, обиженно хлюпая носами. Кий был резок и зол в драке, беря верх быстротой и абсолютным бесстрашием. Он рос худощавым и голубоглазым, со светло-русыми волосами, напоминая Людмилу точеной правильностью черт. Владимир же, напротив, уже сейчас был коренаст, обещая пойти сложением в дядю Никшу. Волосы его были густые, непослушные и темные, как у матери. В мать у него удались и глаза, цвета темного ореха. И он был куда осторожнее, чем его старший брат.
— А чего он ко мне лезет?
— А он сам виноват!
Это было самым вразумительным объяснением из всего, что Самослав услышал от своих сыновей. Объяснение всегда было примерно одним и тем же, но агрессор все время менялся.
— Он мою маму черноногой назвал, — неохотно выдавил из себя Кий, и это было что-то новенькое. У бесконечных драк, наконец-то, нашлась явная причина. — А моя мама-богиня! И я старше, значит я главный!
— Моя мама — королева! — гордо подбоченился Владимир. — А твоя — служанка простая! Я главнее!
— Мать твоя приблуда бургундская, — буркнул под нос Кий.
— А кто тебе сказал, что княгиня Людмила служанка? Мама? — как бы невзначай спросил младшего сына Самослав.
— Я и сам знаю, — вытер тот нос рукавом и вызывающе уставился на отца. — Да все это знают!
— Ясно, — холодно сказал князь. — Ты наказан на неделю, Владимир. Конных прогулок не будет, стрельбы из лука не будет, сладкого не будет. Зато будет много занятий с учителем, и если я узнаю, что ты снова отлыниваешь, то будешь наказан еще на неделю. Можете идти.
Мальчишки вышли из княжеских покоев. Кий показал Владимиру язык, а тот ему — кулак, обещая скорый реванш. Примерно так это каждый раз и заканчивалось. Но когда отца дома не было, все проходило гораздо хуже, потому что матери решить эту проблему по справедливости были не способны. Драки сыновей неизменно переходили в склоку княгинь. Хотислав, который присутствовал при этом разговоре, продолжил.
— Бойкие мальчишки растут, государь, — степенно сказал он. — Добрые воины будут. Не хуже старших.
— Старших? — поднял на него взгляд князь. — Ты про моего сына Берислава сейчас говоришь, или мне послышалось?
— И про Берислава тоже, — кивнул боярин. — Воин из него не выйдет, стать не та. Но характер у мальчишки стальной, мы все даже удивились.
— Ну-ка, ну-ка! — не на шутку заинтересовался князь. — Ты точно про моего сына говоришь?
— Точнее некуда, государь! — кивнул Хотислав. — Над ним парнишка один взялся глумиться, прислуживать себе заставлял. На редкость здоровый парень для своих лет. Когда в возраст войдет, любого твоего гвардейца одной левой уделает. Я в таких вещах не ошибаюсь, княже, много их через меня прошло. Так княжич его каждый день на бой вызывал, пока тот сам поражение не признал.
— Не понял, — князь немного завис. — Как это поражение признал? Мой сын что, в драке его победил?
— Наоборот, — покачал головой Хотислав. — Тот парень сначала его каждый день в кровь бил. Бьет он княжича, бьет, а над ним самим уже потешаются все. А Берислава наоборот, все больше и больше уважать начали. Ведь его колотят без пощады, а он встает и снова лезет в драку, пока силы есть. Еще и кроет врага по чем зря. Его тот парень потом просто отталкивать стал, не хотел он больше с Бериславом драться. А затем и вовсе отказался биться, и свое поражение при всех признал. Он же посмешищем стал для всей сотни. Его уж и дразнить начали за то, что такого громилу слабосильный мальчишка ни во что ставит. Железный характер у нашего княжича оказался, государь.
— Вот как… — Самослав долго переваривал услышанное. — Воспитывал я, значит, сына, воспитывал, и ничего-то у меня не вышло… А вы вот за полгода справились.
— Он не воин, государь, — снова предупредил Хотислав. — И никогда им не будет. И стать не воинская, и желания особого нет, и от крови нос воротит. Настоящий воин, он хорошую драку любит. Вон, как те двое… Воин битвой наслаждаться, как красивой бабой должен. На то он и воин. А наш княжич… Он как мученик у христиан, понимаешь?
— Понимаю, — нахмурился князь. — Очень хорошо понимаю. Не знаю даже, радоваться мне, или печалиться. В лекари думаешь его перевести?
— Думаю да, государь, — ответил Хотислав. — В учебе лучше него и нет никого. Куда до него остальным! У меня, честно говоря, некоторые наставники сами учиться начали. Он как вопрос какой-нибудь на уроке задаст, так они и не знают иногда, куда деваться. Так что лекарь из него получится просто отменный.
— А с этими двумя сорванцами что посоветуешь сделать? — испытующе посмотрел на боярина князь. — Дерутся ведь непрерывно. И я уверен, что это матери им в головы свои мысли вкладывают. Как бы родные братья врагами не выросли.
— Так тебе, государь, нужно сделать так, чтобы они вместе кого-нибудь били, — с легкой улыбкой ответил Хотислав. — А еще лучше, чтобы били их самих. Так им волей-неволей подружиться придется.
— Гениально! — искренне восхитился князь. — К хану Шебе их отправлю, в кочевье! Пусть на кошме спят, блох кормят и коней пасут. Летом там, а зимой здесь! Нет! Не будем время терять. Прямо после Нового Года и поедут, пока лед крепкий. А как годы подойдут, в сотню их отправим. Надо их от баб отрывать, они от них только плохому учатся.
— Государь, — Звонимир просунул голову в дверь. — Ты совещание по весенней операции назначал. Все в сборе.
— Заходите, — приглашающе махнул рукой Самослав, когда Хотислав откланялся и ушел. — Есть новости с Востока?
Горан с сыновьями степенно уселись за стол и сжали пальцы в замок. Они были похожи даже в мелочах, крепкие, как дубы, основательные и неторопливые. Сел рядом с ними и Звонимир, который начал свой доклад.
— Викарий Дамаска Мансур ибн Серджун сдал город Халиду, сыну аль-Валида (1), — ответил Звонимир. — Ну, тот самый Мансур, с которого император Ираклий двести тысяч солидов за эту должность выбил. Причем, люди говорят, что выбил лично, кулаками и посохом. Наверное, тот Мансур затаил зло на своего василевса.
— Вот ведь сволочь! — восхитился князь. — Сначала ромеям служил, потом персам, потом снова ромеям. Теперь вот арабам богатейший город подарил. Удивительный человек! Интересно, у него хоть намек на совесть есть?
— Нет у него никакой совести, — покачал головой Звонимир. — Когда Мансур охранную грамоту у Халида взял, так он сам в ней первым прописан был, за ним его родня, а потом уже остальные горожане.