– Хэх!
Вторую начисто снести не удалось, но она осталась болтаться на пласте мяса: удачно перерубило сустав. Искалеченная тварь в облике человека от безысходности попыталась достать меня ногой, но я не так глуп, чтобы настолько сокращать дистанцию.
Еще пара копий пронзила тушу, удерживать бешено извивающееся тело стало заметно легче. Тук, ловко разбив чересчур активную ногу в колене, неспешно размахнулся, провел горизонтальный удар. Лезвие секиры прошло через мясо и кости, после чего со стуком засело в деревянной обшивке стены.
Спасибо, что жрецы хоть на этом не стали экономить, а то с них станется оставить голый камень.
Отсеченная голова катилась по полу, подыхающее тело продолжало извиваться, но это было все – конец. Всякое прочее движение в помещении замерло, все застыли на месте.
Корыстолюбивый Оги, не сводя взгляда с агонизирующей твари, первым нарушил молчание, вкрадчиво проговорив:
– Ловко мы ее. Надо быстро вырезать сердце. У нас ими в открытую торговать нельзя, так что за таким товаром обращаются к нам или другим братствам.
– Можем вам подкидывать, если в цене сойдемся, – буркнул Тук и начал остервенело вытирать лезвие секиры о серую хламиду.
– Интересное предложение, – кивнул Оги.
Только тут я заметил, что здесь кое-кого не хватает – не видно Чедара. Но в этот миг из коридора донесся его голос:
– У меня все, так что можно уходить.
– А как же имя? – брякнул я.
– Пока вы тут развлекались, я его забрал.
С этими словами Чедар зашел в комнату, и руки его были не пусты: в правой он держал металлическую клетку с пестрым крупным попугаем. Птица, уставившись на тело твари, раздулась, злобно зашипела, забила крыльями с такой силой, что перья начали отлетать при ударах о стенки персонального узилища.
До этого таких птиц я видел лишь дважды. Одна была зеленой окраски, вторая белая, но порода та же, сомнений быть не может.
Чедар уверенным равнодушным голосом пояснил:
– Называйте его просто: Имя. И не надо обращаться ко мне так, как вы это делаете. Я не Чедар. Чедар Нарус давно мертв. Он погиб, спасая меня.
– Так кто же ты такой? – удивленно протянул Тук. – Хрен с попугаем, что ли?
– Слишком грубо, я бы предпочел другое. Можете называть меня Зерд. Страж Зерд. Ну так что, вы и дальше будете стоять разинув рты или мы наконец уйдем отсюда?
Я и прежде испытывал некие сомнения в том, что освобожденный узник является именно тем давно разыскиваемым Чедаром Нарусом. Уж очень странной представлялась вся эта история, слишком много в ней белых пятен и противоречий. Да и тот болтливый секретарь заявлял, что церковь не была полностью уверена в его личности. А ведь их святейшества умели выбить информацию даже из дубового бревна. С другой стороны, они продолжали держать его в заточении на положении особо ценной добычи, это и подвигло меня на отчаянную затею с замком Адена.
Но заподозрить то, что церковь поймала непонятно каким образом выжившего стража Зерда, правой рукой которого и являлся Чедар Наррус, я не догадался. И потому был несколько ошеломлен открытием и спешно его переваривал, параллельно пытаясь мысленно подгонять нашу клячу, которая неторопливо влачила опустевшую повозку вниз. У нас за спиной остались два трупа, мощная мина с приведенным в действие замедлителем и россыпь зажигательных снарядов, брошенных в соломе. Находка всего этого или хотя бы чего-то одного может привести к неприятным вопросам. Система сигнализации в крепости отработана, так что оперативно подать весть в город и жрецам они смогут. Перед нами в таком случае закроют все ворота, а на дорогу выпустят карательные отряды или даже стаю огорченных потерей родственничка тварей.
Впрочем, для последнего слишком велика честь. Нас ведь всего ничего, и без погани легко справятся, сил в цитадели и городе более чем достаточно.
На стук в ворота, как и первый раз, никто не спешил откликаться. Очевидно, у жрецов не принято торопиться. Очень плохо, так как мы очень спешим.
Наконец калитка распахнулась, все тот же стражник вышел, молча протянул руку. Получается, он здесь обслуживает и первые, и вторые ворота, вот и приходится ждать, когда подойдет. Ну давай уже, смотри бумагу, она в порядке, видел ведь уже, ничего нового там не появилось.
Стражник нахмурился, неприязненно спросил:
– А чего это вас ночью понесло?
Ответил Оги:
– Там, – указал на крепость. – Говорить, что мы сами грязный и блох от больного верблюда приносить, кусать их нежный сладкий попа. Обижать нас таким словом, мы чистый как младенец. Мы ругаться уходить, из город вон, не нравится так, язык дурной, у нас так с гости не поступать никто.
На крепостной башне замелькали огоньки, начало разгораться пламя двух костров. Или скорее что-то вроде масла вспыхнуло в парочке приличных емкостей. Страж, удивленно уставившись на непонятное зрелище, заторможенно произнес:
– Чего это они?
А затем, изумленно вытаращившись уже на нас, с угрозой добавил:
– А ну назад! Назад! Верблюжатники грязные! Я закрываю калитки! Назад все!
Один из молчаливых громил взмахнул рукой, с короткого расстояния метнув нож. Удачно, точно в горло вошел.
– Муж твой грязный верблюжатник, – уже безо всякого акцента пробурчал Оги, оттолкнул заваливающееся тело в сторону, шикнул: – Тише все! Заткнулись! Лайг, бери веревку, телегу бросаем здесь. Все за мной, и без разговоров. И прошу вас, без особой надобности не убивайте жрецов. Они и так после сегодняшнего будут злиться, лишних проблем с ними никому не надо.
– Толку прорываться через жрецов, если городские ворота будут закрыты? – не удержался я от напрашивающегося на язык вопроса. – Вон огни на башне – я так понимаю, что это тревогу подняли.
Ну да, не выдержало мое «авось», лопнуло. Слишком много на него сегодня навешали.
– А я разве сказал, что мы будем прорываться через жрецов вниз по дороге, к воротам? Забудьте уже про дорогу. Есть один интересный вариант, приберег я его на всякий случай. Попробуем по-другому прорваться. У жрецов стражников мало, может, сейчас всего один только и следил за обстановкой, а остальные даже не знают про тревогу. Если сработаем быстро и без шума, шанс есть. Так что давайте без звука.
Оги, заглянув в калитку, с минуту изучал обстановку, затем вернулся, прошептал:
– Есть еще один стражник, на стене засел, ножом его не достать. Лучник, ты как? Сможешь снять его? Только без звука надо.
Люк молча заглянул в калитку, почти сразу вернулся:
– Он в сторону города уставился, сигналов на крепости пока что не видит.
– Сейчас в городе зажгут свои огни – сразу увидит. Надо до этого снять, пока шум не поднял. Там лестница крутая, ступеньки скрипят как несмазанные колеса, уж поверьте. Так что беззвучно к нему не подобраться.
Люк продемонстрировал стрелу с широким наконечником:
– Шея у него не защищена, если попасть такой, свалит с ног – и пикнуть не успеет. Но стена каменная, при падении зазвенит алебарда, тут я ничего поделать не смогу.
– Ну и пускай звенит, в такую пору все под крышей сидят, да и спать честным людям давно пора. Не должны услышать.
Где-то справа за высоким забором всхрапнуло что-то живое и явно здоровенное.
– Вот видите! – осевшим голосом произнес Оги. – Тут без нас разного шума хватает, так что хрен с ней, с алебардой этой.
Люк, шагнув за калитку, пропал. Спустя десяток секунд, показавшихся вечностью, послышался хлесткий звук удара тетивы о наруч, после что-то и правда звякнуло. Но звук так себе, не сказать чтобы звонко, мало кто заподозрит неладное.
Люк вернулся обратно с улыбкой ребенка, успешно справившегося с трудным домашним заданием:
– Удачно вышло, сперва он упал, а уже на него алебарда. Не так громко, как могло бы.
– Заходим, – скомандовал Оги.
Жрецы, возводя свою твердыню, спустя рукава отнеслись к планировке. Внутреннее пространство было застроено хаотически, лишь на идеально прямую дорогу, соединяющую первые ворота со вторыми, не посягнули. Сейчас этот хаос был нам только на руку. Везде имеются углы, за которыми можно спрятаться, куда ни плюнь, найдется укрывающая тебя тень.
Правда, в тени этой мерещилось всякое, в основном нехорошее, но с этим мы старались справляться.
– Сюда, – указал Оги на громадину того самого вытянутого здания, крышу которого я разглядывал по пути от города.
Деревянный жутко скрипучий порог, с этим мы ничего поделать не могли, летать не научились. А за дверью, такой же шумной, крохотная комнатушка, в которой из мебели одна лишь лавка. На ней сидел одинокий стражник и не просто дремал, а откровенно спал в сидячем положении. Правда, едва мы начали проскальзывать внутрь, он дернулся, подскочил с выпученными глазами и даже открыл рот, скорее всего пытаясь отрапортовать в том духе, что бдит и бодрствует, однако нож Оги не позволил вырваться ни единому слову.
