также могу поглотить разум любого, разобрав память на составные части. Только вот это мне не помогает. Слишком много информации, которая собирается в огромную кучу.
Мы вскрывали одну ячейку за другой, после чего я лично допрашивал чуть ли не каждого. Но никто не врал, вернее… они пытались, но в конечном итоге этот оратор указывал на Владимира Черенков, нашего мастера антимагических полей. Нет, если бы я был дебилом, то тут же бы приказал расстрелять Черенкова, но кажется враг только этого и ждёт.
Более того, враг действует очень грамотно, вкладывая в своих помощников лишь то, что они должны будут сказать мне после поимки. Более того, я почти уверен, что как минимум половина ячеек была вскрыта не столько благодаря нашей разведки, сколько благодаря желанию врага. Он сам вкидывает в картину моих размышлений кучу самых разных фактов, чтобы запутать меня.
И это логично. Ведь кто в этом мире не знает о моих способностях? Они понимают, что ложь от правды я отличу легко, значит нужно сделать так, чтобы их помощники сами не знали правды. Вернее, чтобы они искреннее верили в скормленную им ложь.
В результате вся получаемая мной информация становится бесполезной. Кроме того, меня серьёзно напрягают Соколовы. Этот адъютант, появление Екатерины… они действуют аккуратно, но я будто чувствую давление и их желание мной управлять. С другой стороны, именно вскрытые Константином ячейки указывают как раз на его отца и на его род.
И казалось бы, вряд ли же Соколовы бы стали подставлять самих себя, да? Но если подумать на пару ходов вперёд, то можно обнаружить, что лучше всего контролировать ситуацию можно как раз через обвинения самого себя. Сам вкинул вброс, на который у тебя уже заранее есть ответ. Я бы на месте Соколова так и сделал.
Как и этот вброс, в сторону Оржевских. Нутром чувствую, что и здесь меня хотят обмануть. На крючок с Соколовыми я не зацепился, так на их лучших друзей может клюну?
— Нет-нет, нужны незыблемые факты, — покачал я головой, стряхивая пепел. — Нужно ломать их конспирацию дальше.
Выкинув окурок, я отправился в мариинский дворец, под которым во всю шло строительство нового экспериментального объекта. Мне срочно нужно было сменить обстановку, освежить голову и потом уже взглянуть на ситуацию под другим углом.
Встретили меня, как всегда, сёстры Синицины, которые тут же начали проводить анализ моего боевого костюма. Затем они начали отсоединять пластины, наносить новые магические рисунки, разок меня подключили к общей энергосистеме Киева. Я же просто покинул тело, оставляя физическую оболочку нашим учёным.
В своём же разуме я создал себе прекрасный золотой луг, озеро и избушку. Довольно пасторальная картина, но именно она и нужна, когда вся твоя жизнь крутится вокруг войны, смерти и власти. Здесь спокойно, тихо и уютно. Как хорошо, что я менталист и моих сил хватает для создания любых образов.
Так я и уселся в избушке, создал себе автоматическую ручку, кучу бумаг, карту и начал вручную проектировать факты, а также попутно перечитывать ранее увиденные письма. Фактически у меня уже была идеальная фотографическая память, поэтому многие послания я просматривал, а после уже вдумывался в строки, вот здесь, в избушке, на островке спокойствия.
— Нужно будет встретиться с генералом Алексеевым, а ещё с Батькой и Даниилом Ильичом. А то я так и не понял, на чьей они стороне и чем сейчас занимаются…
Зелёное движение ещё существует, но уже немного в другом понимании. Фактически они просто слились с меньшевиками, продолжая уничтожать остатки красных и рьяно критикуя радикальное дворянство. Мы с ними и до этого плотно сотрудничали. Всё же пусть люди имеют другое мнение и действуют в рамке уставленных правил, чем мы начнём их душить и потеряем контроль, а возможно и вовсе укрепим их, ведь любое действие создаёт противодействие.
Также отдельно лежат зашифрованные письма Марии Фёдоровны, с которой мы используем личный шифр. Однако какой-то конкретной помощи от неё пока что нет. Всё же ей приходится ещё сложнее чем мне, ведь она не обладает ментальными способностями. Впрочем, зато у неё есть своя шпионская сеть.
— Как же всё тяжело… — выдохнул я, совсем что-то запутавшись в собранной информации. — Ничего не понимаю.
— Устал? — вдруг раздался знакомый голос, а я от неожиданности даже вскочил.
— Кристина? Рад тебя видеть. Как у тебя дела?
— Потихоньку. Тело восстановили, с помощью Соколовы меня тайно вывезли, дали новые документы, деньги и… живу на камчатке. Тут красиво, а ещё я начала рисовать. Хочешь посмотреть?
Я оказался застигнут врасплох, что даже не знал, что ответить. Вернее, я-то знал, но сказать что-то ничего не мог. После той битвы с Орловым, Кристина как-то абстрагировалась от меня. Я, конечно, мог на неё надавить, ведь связь у нас общая и работает в две стороны, однако этого делать не стал. Всё же есть такое понятие как личное пространство, которого у Кристины никогда и не было.
Она в свою очередь меня просто игнорировала, потому что устала от всего. Устала быть оружием, устала быть инструментом, устала от того, что все мыслят категориями выгоды и что все её мечты по поводу получения тела разбились в дребезги тысячью острых и болезненных осколков. Мир людей то ещё дерьмо, мы просто этого не видим, потому что привыкли так жить.
Впрочем, Кристине мой ответ и не нужен был, вернее, она его и так увидела. Ведь она глубоко связано с моим сознанием. Так что она молча достала мальберт, установила его прямо рядом со столом и поместила картину, после чего начала пристально изучать своё творение.
— Красиво, это Балтийское море? — спросил я глядя на пейзаж.
— По задумке Северное.
— Северное? Значит это не Россия? Ну да, фьорды больше напоминают Норвегию…
— Дания, это берег Дании, — спокойно и размеренно говорила Кристина. — Я там не была, но много читала про другие страны. Как война закончится, может быть, съезжу туда.
— А почему именно Дания?
— Потому что Аня сказала, что я хорошо рисую и что даже члены императорской семьи возможно захотят купить мои картины.
— То есть?
— Ты же уже общался с Марией Фёдоровной?
— Да. Могу посоветовать тебя…
— Нет, эта картина для юного цесаревича. Да и к тебя я пришла по другой причине.
— И почему же?
Кристина загадочно улыбнулась и начала вносить поправки в свою картину. Кисть появилась в её руке самая собой, краски рождались прямо на кончике и вот уже на берегу Северного Моря появилась смутно знакомая мне женщина.
— Ты знал, что Мария Фёдоровна являлась дочкой Датского короля? — спросила меня Кристина, дорисовывая
