— Я уже и так отвечаю, не видишь, что ли, — обиженно буркнул Витёк.
— Я вижу только, Витя, что ты пристроился к Лариске и живёшь за её счет. А сейчас вот мне предлагал. А что ты взамен можешь дать? А ничего!
— Так а что мне делать, Лида⁈ Я так жить не могу, а как все поменять — не знаю!
— Как что? — поморщилась я. — Ты же недавно еще мечтал жить в Одессе, возле моря. Ну так езжай и живи.
— Там дорого жить, — нахмурился Витёк, — так-то я бы давно уже уехал. Но у меня денег нету.
— Ну так езжай сперва туда, где не так дорого, или подзаработай денег. Потом переедешь в Одессу. Езжай на те же Севера, на вахту, заработай, купи потом дом под Одессой и живи себе у моря. Или, если холода не любишь — езжай куда-то сразу в Краснодарский край, там совхозы, виноградники, овощи. Лишняя пара рук там всегда нужна. Работа тебе знакомая. И возле моря жить будешь.
— Я в Одессу хочу.
— В Одессе тоже дворники и сторожа нужны, — усмехнулась я и добавила. — Если всю жизнь искать оправдания, то и жизни не будет. Нужно поехать и попробовать. Получится — отлично, значит, будет у тебя новая жизнь. Не получится — вот тогда-то можно вернуться обратно и грустно говорить, мол, я хотел, но не вышло. А когда не попробовал даже, то твоим аргументам — грош цена.
— Лариска меня убьет… — вздохнул Витёк.
— Конечно, убьёт. И правильно сделает, — не стала утешать его я, — ты не оправдал её надежд: был ого-го красавец на все село, а сейчас посмотри на себя! Да ещё бухаешь как конь и сидишь на её шее. Я вот, если честно, совсем не понимаю, зачем она терпит тебя.
— Так ты считаешь, что мне нужно уехать? — задумался Витёк.
— Да. И чем скорее, тем лучше. Иначе пропадёшь ты тут. А там глядишь, поедешь в Одессу, поживешь сам, потом посмотришь — понравится тебе такая жизнь или нет. И с той же Лариской определишься: поймешь — нужна она тебе или нет. Может, ты ещё так соскучишься за ней, что к себе её туда заберешь. А нет — так в Одессе баб много, кто-то по-любому подхватит тебя.
— Лид, а можно у тебя денег на дорогу и первое время занять? — спросил Витёк.
— Нет, Витя, денег я тебе не дам. И не потому, что я жадная. Просто если я сейчас дам — ты их пропьешь. А если ты сам себе цель уехать поставишь, то возьмешь себя в руки, пойдёшь на работу, плюс подкалымишь где-то, и заработаешь. И будешь ценить эти деньги. Это будет твой первый шаг. Твой первый самостоятельный шаг. Ты всё должен сделать сам. Тогда и результат будет только твой. Понял?
Витёк кивнул.
— Так что удачи тебе, Витя, как бы не сложилась твоя дальнейшая жизнь. А мне пора ехать строить мою.
Я улыбнулась ему, кивнула на прощание и поехала прочь из деревни Красный Маяк, строить своё будущее, но уже без злобных и жадных лидочкиных родственников.
Этот день, видимо, был предназначен судьбой для откровенных разговоров. То ли ретроградный Меркурий так вмешался, что ли Веселенная решила, что пора расставить некоторые точки над «i», но дома состоялся ещё один разговор, уже с Риммой Марковной.
— Ну что там, Лида? — спросила она меня, когда я вернулась домой
Я в двух словах рассказала о матери. Про Витька я, конечно же, ничего говорить не стала.
— Ох, не верю я, что она от тебя отстанет, — сказала Римма Марковна.
— Сейчас она в замешательстве. После письма отца, — ответила я, — а потом, когда придёт в себя и Лариска её обработает — мы уже в Москве будем.
— Далась тебе эта Москва, — проворчала Римма Марковна, но без всякой сердитости. Просто по обыкновению.
— Кстати, Римма Марковна, — вспомнила я, — вот хочу спросить, да всё время забываю. Откуда у вас столько золота? Когда вы накопить успели, что и я об этом ничего не знаю?
— Какого золота? — удивилась Римма Марковна.
— Когда у нас в гостях был Леонид, вы принарядились и на ваших руках была куча золотых колец, а ещё серьги таки висюльками, с камушками.
— А! Это! — засмеялась Римма Марковна, — так это я у Норы Георгиевны одолжила и у Зинаиды Ксенофонтовны на вечер. Не могла же я перед московским гостем просто так быть. Хотелось блеснуть и поразить! Пусть не думает, что только в его этой Москве все хорошо одеваются. Мы и сами с усами!
Я облегчённо рассмеялась. Хотя стало стыдновато. Зря подозревала её. Хороший человек Римма Марковна. А вот я всё никак не могу отделаться от меркантильного мышления моего времени.
А затем состоялся ещё один разговор, слава богу, последний на этот день, иначе я бы сошла с ума.
Мы как раз возвращались со Светкой с занятия по французскому языку (я давно хотела поприсутствовать на уроке и потом побеседовать с педагогом, понять, почему у Светы не идёт именно этот язык, а сегодня выдался свободный день, вот я и воспользовалась моментом).
Погода начала портиться ещё больше: сердитый ветерок норовил влезть под подол, в рукава осеннего пальто, леденил шею, лицо. Мы ускорили шаг, Светка прыгала через лужи, мне же приходилось обходить. По дороге Светка успевала собирать упавшие каштаны и шишки и набивать ими карманы новенького пальто.
И тут, на повороте к нашему двору я увидела… Романа Мунтяну.
Он стоял, вытянув шею и заглядывал во двор. За это время он ещё больше похудел и почернел, осунулся. Одет был, правда, неплохо, в хорошее осеннее пальто, на голове — кепка из сукна. Туфли начищены. Но вот, невзирая на добротную одежду, веяло от его облика чем-то таким… безнадёжным что ли, нафталиновым.
Он явно высматривал меня. Потому что ни к кому другому в нашем дворе у него интереса не было.
— Мама, смотри, белочка! — радостно заорала Светка, указывая на посыпанную песком боковую дорожку, где действительно в живописной позе сидела белка.
От звонкого светкиного голоса зверёк прыснул прочь, на дерево, а Мунтяну обернулся и уставился на меня.
Я поняла, что постоянно избегать его не получится и шагнула вперёд:
— Привет, Роман, — сказала я, — меня опять ждешь?
Он не ожидал от меня этого и вздрогнул.
— Привет, — глухо сказал он и, чуть помедлив, добавил, — ты всегда убегаешь, Горшкова.
— Извини, — сказала я, — да, ты прав, сколько можно бегать. Давай поговорим нормально.
Этого он тоже не ожидал, потому что от удивления его лицо вытянулось.
— Только здесь холодно, — продолжила ломать шаблоны я, — или подожди, пока я Светку домой заведу, или давай пойдём вон в то кафе, оно хоть и не очень, но там, зато, более-менее тихо и тепло, и поговорить можно.
Мунтяну, конечно же, выбрал идти в кафе. Очевидно, он опасался, что я сейчас отведу Светку домой и потом не вернусь. В принципе, я сперва так и думала сделать.
Я кликнула Светку, которая, как заправский кот, прыгала вокруг дерева, пытаясь достать белку, и мы пошли в кафе.
Небольшая кафешка представляла собой условно отгороженный угол в кулинарии, где продавали всё — от мясных и рыбных полуфабрикатов до выпечки. Там стояло два столика и пару стульев, и особо нетерпеливые покупатели могли сесть и съесть приобретённое пирожное, а также запить его стаканом сока или лимонада.
Я купила Светке её любимое пирожное «Картошка» и яблочный сок, себе взяла стакан минеральной воды без сиропа — хотелось пить. Мунтяну от всего отказался.
— Роман, — сказала я, когда мы получили наш заказ и уселись за крайним столиком, чтобы не мешать покупателям, и чтобы они не мешали нам. — Скажи, что ты от меня хочешь?
— Да ты…! — задохнулся от возмущения Мунтяну и смуглое лицо его аж потемнело.
— А ты можешь спокойно, без психов, перечислить мне все свои претензии? — сказала я, отпив воды. — Что случилось?
— А то ты не знаешь, что случилось? — нахмурился Мунтяну.
— Нет, не знаю, — пожала плечами я и положила бумажную салфетку Светке на колени. — Примерно догадываюсь, но точно не знаю. Это лишь мои предположения. А я хочу знать твои.
— Не ври, — процедил Мунтяну.
— Давай так, — предложила я, — я скажу, что знаю или предполагаю, а ты меня поправишь?
