Покинув, наконец, бурлящую жизнью Венецию, за первую неделю путешествия добрались до выхода из Адриатического моря. Медленно проплывающие вдоль правого борта прекрасные итальянские ландшафты, разглядывание которых вносило хоть какое-то разнообразие в унылое плавание, сменились бескрайней синевой моря, и стало совсем скучно. Жизнь на корабле неспешно текла в соответствии с незамысловатым распорядком. Утро начиналось с легкого завтрака, потом следовала уборка палубы — ее поливали морской водой из кожаных ведер и драили каким-то куском ткани неопределенно-грязного цвета. Причем поливали, не сильно заботясь о сохранности имущества пассажиров, лежавшего на палубе. Так что надо было следить за своими вещами, чтобы те не пришли в негодность от контакта с морской водой. Обед состоял из кур, которых мы взяли живьем в деревянных клетях и кормили пшеном, соленых овощей и соленой рыбы. Меню на ужин от обеденного обычно ничем не отличалось. А на следующий день все повторялось вновь.
Питьевую воду я распорядился, к удивлению как команды, так и спутников, кипятить перед употреблением, для чего предусмотрительно еще в Мюнхене изготовил небольшие баки и безопасные горелки на спирту. Любопытный капитан все пытался выяснить принцип их действия, но, разумеется, безуспешно. Зато, в долгих разговорах с ним услышал множество интересных историй из жизни средневекового морского волка. Что хоть немного скрашивало жуткую скуку. Очень хотелось, чтобы появилось какое-то новое развлечение, ну хоть небольшой шторм, что ли! Но, как назло, всю дорогу нас сопровождало лишь легкое волнение. Которого, впрочем, вполне хватило некоторым моим спутникам, чтобы в достаточной мере прочувствовать все прелести морской болезни. Что сильно сказывалось на чистоте палубы. Тем более, что и так она страдала из-за ведер для отправления нужд, стоявших возле спальных мест, которые кто-то все время умудрялся опрокидывать. Ну, с этой антисанитарией я мириться, разумеется, не стал, прекратив ее уже на второй день после ожесточенного спора с капитаном и заставив всех пользоваться гальюном на носу корабля. Мест там было мало и по утрам возникали очереди. Пританцовывающие в них от нетерпения облегчиться люди смотрели на меня не очень добрым взглядом. Ничего, пусть лучше мучаются в очереди, чем от дизентерии!
На двенадцатый день путешествия, когда смутно видневшееся последние двое суток слева побережье острова Крит окончательно пропало из виду и до Александрии, по расчетам капитана, оставалось около недели пути, показалась одиноко торчащая из моря пустынная скала. Увидев ее, Марко улыбнулся.
— Это значит, что я не ошибся с определением нашего места по звездам! — пояснил он.
Я поверил и, как оказалось — напрасно! Когда до скалы оставалось, на глаз, около километра, из-за нее вынырнул невидимый прежде кораблик размером чуть больше нашего, тоже с треугольными парусами, но на двух мачтах, а не на одной, как у нас и хищными обводами корпуса.
— Морской дьявол, это фелюка тунисских пиратов! — сообщил капитан, присмотревшись[13].
— Мы можем уйти от них? — поинтересовался я. Не зря мне эта скала сразу показалась подозрительной!
— Нет! — покачал головой Марко. — Фелюка и под парусом быстрее, а у них еще и весла есть. Придется заплатить крупный выкуп! Помолитесь своему богу, чтобы им сейчас не нужны были рабы…
— Обязательно помолюсь! Вот прямо сейчас и начну! — заверил я, и, подозвав к себе Олега, объявил боевую тревогу по гарнизону. Первым делом дал распоряжение взять под полный контроль капитана и весь остальной экипаж, насчитывавший пятнадцать человек. Чего-то у меня появились сомнения в честности Марко. Как пелось когда-то в народных куплетах: «А товарищ Берия вдруг вышел из доверия»…
Фелюка уверенно шла по большой дуге и, учитывая наши относительные скорости, становилось ясно, что в конце задуманного ее капитаном маневра пиратский корабль притрется бортом к нашему. После чего последует абордаж и так далее. Связанный моими орлами прямо на своем посту капитан с удивлением взирал на появившуюся в моих руках кустарную подзорную трубу со стильным медным корпусом, блестящим на солнце, изготовленную перед поездкой и хранимую до того в секрете от команды. Насколько было видно в не сильно совершенный прибор, дальнобойного оружия типа катапульт на судне разбойников не имелось, что и не удивительно, учитывая его скромные для боевого корабля размеры. Наличия греческого огня[14] тоже ожидать не приходилось. Ну а луки арабских бандитов для нас особой угрозы не представляли. Тем более, что пираты, кажется, уверены в отсутствии у нас возможности к сопротивлению. Ну-ну…
— Господин Ариэль, вы что, собираетесь с ними сражаться?!! — дошло, наконец, до Марко.
— Нет, я тебя сейчас принесу в жертву морскому богу Нептуну и он их потопит! — ухмыльнулся я в ответ, сделав страшное лицо.
Капитан насколько секунд взирал на меня с животным ужасом, пока до него не дошло, что я шучу. Тогда он насупился и зло бросил:
— Вы пожалеете о своих действиях! Немедленно освободите меня и мою команду, пока еще есть возможность договориться миром!
— Чего это ты так за меня переживаешь? — поинтересовался я. — Тебе же лучше, что ты связан — пираты увидят, что ты сопротивляться отказался. А команда и так свободна, вон, посмотри!
И действительно, матросы в это время бодро спускали парус, кладя судно в дрейф для успокоения разбойников. Команда работала вполне по своей воле. Ну не считать же принуждением нахождение на палубе десятка воинов с обнаженными мечами? Мало ли зачем они оружие достали?
Все-таки морской бой — скучнейшая вещь. Даже с такой незначительной дистанции и при нашей посильной помощи у пиратской фелюки заняло около десяти минут, чтобы завершить маневр сближения. Все это время я нервно мерил шагами помост на корме, заменявший на этой посудине капитанский мостик. Нервничал же потому, что это первый в моей жизни настоящий морской бой, в который я вступаю хоть и с превосходящим, но не проверенным в деле оружием. А вдруг ракеты не подожгут вражеский корабль? Или вообще по нему не попадут?
Обуреваемый такими мыслями, я еще раз перекроил наше боевое построение. Группе из пятнадцати арбалетчиков, которые залегли на палубе у щелей в высоком ограждении левого борта, приказал сменить обычные болты на гранаты и, вместо поражения живой силы противника, как предполагалось вначале, стрелять по пожароопасным местам на корабле противника. Из которых, собственно, деревянное судно практически полностью и состояло. Этим я подстраховался на случай, если группа ракетчиков, вооруженная всеми четырьмя имевшимися у нас пусковыми, промажет. Привязанный к ограждению мостика Марко круглыми от удивления глазами взирал на наши приготовления. Особенно на восьмерых ракетчиков (четверых стрелков и стольких же «вторых номеров», подносивших снаряды) со странными металлическими приспособлениями в руках.
До фелюки оставалось меньше сотни метров, но я медлил с приказом открыть огонь. Далековато для ракет, не попадут! Уже невооруженным глазом была видна толпа готовых к абордажу разбойников, численностью до сотни, большинство с голым смуглым торсом, одетые в грязные лохмотья, и с длинными ножами и топорами в руках. Нищие какие-то пираты попались, типа наших сомалийцев. Видимо, не особо и доходное это дело — морской разбой. У десятка чуть более прилично одетых, чем остальные бандитов, составлявших, наверное, руководящую прослойку, на поясе висели кривые сабли.
Дистанция сократилась до пятидесяти метров и фелюка уверенно продолжала идти на сближение. Послышались воинственные крики разбойников. Некоторые из них уже помахивали абордажными крюками с привязанными к ним толстыми веревками. Высоты бортов наших кораблей не сильно отличаются, так что никаких проблем с высадкой не предполагалось. А вот стоявший на кормовом возвышении в позе хозяина жизни высокий молодой мужчина в украшенном какими-то драгоценностями тюрбане явно заподозрил неладное. То ли увидел у нас на палубе вооруженных людей (полноценно замаскироваться на небольшой площадке было проблематично), либо просто, как и полагается вожаку, коим тот, несомненно и являлся, задницей почувствовал грядущие неприятности. Он уже повернулся к кому-то из своих спутников, вероятно, чтобы поделиться подозрениями, но не успел. Так как за пару мгновений до этого я громко и четко, как на многочисленных тренировках, скомандовал: «Огонь!».
Раздался множественный щелчок арбалетных тетив, и первыми к цели, оставляя за собой беловатый дымок горящих запалов помчались гранатострелы. Не успели они впиться в доски корабельной обшивки и навесы над палубой, как с громким шипением за ними последовали ракеты, окутанные облаком плотного серого дыма. Если после залпа арбалетов невольно наблюдавший за происходящим Марко просто выпучил глаза, то от пуска ракет у него отвисла челюсть. Как бы не обделался от страха! Будет потом вонять на мостике!
