– Понимаю, – вклинился Федор, использовав паузу в откровениях начальника. – Вижу, вам неловко на фоне знаменитых предшественников. Что ж, могу помочь. Есть одна идея, не связанная со стрелковым оружием, но вполне способная прославить ваш завод. Главное – воплотить ее как можно поскорее. До германского наступления поставить на поток.
– Шутить изволите? – хмыкнул генерал. – До него же считанные дни.
– Не до шуток мне сейчас. Есть серьезные наброски. Опытный образец, если подсобите, то закончу к вечеру. Завтра испытаем.
Он выложил на стол эскиз гранаты, в мире Друга известной как РГ-42. Конечно, диаметр корпуса, вес заряда и ширину вкладываемой внутрь стальной ленты с насечками вспомнили довольно приблизительно, но ошибка роли не играет – взорвется все равно. И кому-то поплохеет…
– Бомба, да еще ручная… – разочаровано промолвил генерал, рассмотрев рисунок.
– Уникально простая по конструкции, – ответил Федор. – Дешева, технологична. Отладить надо лишь запалы. Жестяная банка, наполненная взрывчаткой вместо мяса, может быть выделана на любой консервной фабрике. Размер не слишком важен. Ту, что меньше, легче бросить и носить, но эффект получится слабей. Выделать побольше, так наоборот. Уверяю вас: столь простого способа дать гранату каждому пехотинцу ни в одной державе мира не имеется. А в Российской императорской армии появится – благодаря вашему заводу. Впрочем, как хотите. Как я объяснил, в Туле пока мое присутствие нежелательно, но наброски можно переслать туда…
Федор сделал паузу, ей воспользовался генерал:
– Увольте, князь. Тула без того свыше всякой меры завалена казенными заказами. Сделаем мы вашу бомбу. Как же назовем?
– СГ-13. Сестрорецкая граната образца 1913 года. Лично для меня цифра 13 – всегда благоприятная, суевериям вопреки. Вас же, Михаил Данилович, попросил бы предоставить мне жилье, чтобы находиться при заводе. Ночевал в трактире Кацмана, там неплохо, только вот моя персона слишком интересна для германского генштаба.
– Заводские инженеры обретаются в квартирах города, – генерал задумался. – На заводе только комнаты для семейных мастеровых… Я могу распорядиться. Но пристало ли такое князю, Осененному?
– Мне не привыкать, – ответил Федор. – Я приютский сирота, начинал мастеровым. Князем стал недавно. А еще вас попрошу: дабы не вводить окружающих в смущение, позабудем этот титул. Даже «ваше высокоблагородие» не нужно. Мне достаточно по имени-отчеству. Я к тому же без мундира. Так в Генштабе приказали, чтоб в партикулярном.
– Как желаете, – промолвил генерал. – Вы ко мне опять же без чинов. А сейчас я вызову Федорова.
– У меня вопрос, Михаил Данилович. Отчего к заводоуправлению пристроена радиотелеграфическая станция?
– Чтобы, если вдруг германские шпионы нам обрежут линию с Санкт-Петербургом, осталась возможность с ним связаться по беспроволочному телеграфу. И еще одно. Только не нужно улыбаться, самому неловко повторять. Энтузиаст у нас завелся, Коваленков Валентин Иванович из Императорского электротехнического института. Убеждает всех: отмирают провода! Связь через мировой эфир пойдет. А давеча, можете себе представить, начал инженерам всем рассказывать. Дескать, лампа может не только лишь светить, но еще и усиливать токи! Представляете? Осветительный прибор тщится вставить в телеграфический передатчик…
– Охрененеть! – вдруг взвился Друг, отвлекая Федора от беседы с генералом. – Электронные лампы до Первой мировой! Коваленков – гений! Срочно надо бы его найти. Это может выйти поважней гранаты… Хотя, конечно, надобно и то, и другое.
Гедеонов тем временем отрядил адъютанта найти Федорова, и тот вскорости явился. Тут на князя накатило…
Знаменитый оружейник был из той, «нормальной» жизни. С ним он виделся в Военном министерстве, хорошо поговорил, ощутив в нем родственную душу. Оружейник оружейника всегда поймет. Миссия в Париже оторвала Федора от любимого дела. При всем уважении к авиаторам, небесная техника не его стихия. Аэроплан велик, состоит из множества частей. Он – плод коллективного труда. А винтовочка – твоя. Ты берешь ее в руки, чувствуешь каждый изгиб ее хищного тела. Оттянув затвор, чувствуешь такой знакомый запах ружейной смазки, если пострелял – то и кислую вонь пороха. Ее прицел – фокус твоего глаза, ствол – продолжение твоей руки, позволяющий бить очень далеко. У самолета сделай крыло на поларшина длиннее – мало что изменится. В винтовке же «играют» сотые доли миллиметра. В аэроплане, как и на корабле, можно наращивать мощь машины – с весом заодно. Винтовку или ручной пулемет несет один человек. Каждый килограмм веса возрастает многократно, если прошагал с ней двадцать верст. Аэропланы – инженерия, а ручное оружие – ювелирное искусство. Наконец, на аэропланах в грядущей войне полетит несколько тысяч человек, с винтовкой же в бой пойдут миллионы, и каждая ошибка тиражируется миллион раз! Она обернется смертью множества солдат, если вовремя ее не обнаружить. Винтовка делает сильным каждого бойца, а не только избранных, парящих в небе.
Может, оттого мужчины в самом разном возрасте, в том числе далекие от армии, обожают огнестрельное оружие… Федор с Другом потому так сжились, что сошлись их интересы – на оружии, конечно. Федоров был из той же когорты.
– Полковник! Рад вас видеть, – Федор встал.
Увидев князя, Федоров расцвел. Руками он сжимал ветошь, на ходу стирая ею грязь – видно оторвали от работы. И одет в халат, а не в мундир, но чистый, выстиранный. День только начался, еще не успел изгваздать. Протянув руку для пожатия, спохватился, придержал ее. Федор сделал вид, что не заметил и, шагнув вперед, взял ее обеими ладонями.
– Как Василий будет рад! – вымолвил Владимир Григорьевич. – Он же, вспоминая вас, места не находит: как такой вот молодой человек, а придумал пулемет и бомбомет. А самозарядную винтовку взял и подарил…
– Пригодилась?
– Ну, а как вы думали! Там Василий лишь немного изменил. Сами все увидите. Приглашаю в мастерскую! Только вот костюмчик поменяйте, а не то испачкаете часом.
– Буду рад! – ответил Федор.
– Вижу, господа, что нашли взаимопонимание, – подключился Гедеонов. – Федор Иванович, я не буду вас задерживать. Сдайте предписание в канцелярию. Вас оформят инженером первого разряда, дальше видно будет.
Выполнив просимое, Федор сполковником отправились в цеха. В отличие от Пулковского, Обуховского и других заводов Питера, где князю довелось побывать из-за размещения заказов на выделку частей для аэропланных двигателей, здесь не было огромных зданий на сотни метров, с высокими потолками на ажурных фермах. Оружейный завод больше напоминал привычный Тульский – каждый цех занимал небольшой дом с островерхой крышей, не крупнее купленного Федором особняка, только одноэтажный.
Заметно, что рабочих на улице было чрезвычайно мало, если кто шел – то очень резво и явно по каким-то неотложным делам, ни единого праздношатающегося.
Федоров обратил внимание на этот факт.
– Прежний начальник Дмитриев-Байцуров здесь драконовский порядок навел, – пояснил полковник. – Баловали рабочие. Особливо после смены – задирали прохожих, господам дерзили. Генерал казаков вызвал, самых отъявленных хватали и судили, десяток выгнал взашей, другим же бузотерам такие штрафы прописал, что месяца три с хлеба на воду перебивались. Гедеонов – начальник тоже твердый, но все ж не тот. Пока не распоясались, ну, а дальше… Вот, Федор Иванович, и Василий. Как знал, что встретит. Дегтярев!
Шедший им навстречу мастеровой повернул голову и, кивнув, направился к начальству.
– Вот, напарник, человек-легенда моего мира, – взволновался Друг. – К 1927 году должен был изобрести пулемет своего имени – Дегтярев-Пехотный, тот, что мы украли. Пистолет-пулемет ППД. А потом, в компании с легендарным конструктором Шпагиным, – крупнокалиберный пулемет ДШК.
– ДШК тоже украдем? – заинтересовался Федор.
– Увы. Его устройства я не помню. Появится естественным путем. Здешние оружейники ничуть не хуже.
