Муи, чтобы не показывать, насколько хреново он себя в данный момент чувствует, спросил:
- Кьюджин. Такое у тебя тоже часто бывает?
Коноховец отрицательно покачал головой:
- *ля! Такая **йня впервые! Сам в а**е!
- Вот потому я прибыл. Потому что почувствовал ее.
Кьюджин устало потер лоб:
- Жалею об одном. Что, **я, позволили всему этому случиться. Знал бы, извини Муи, но закопал бы твоего сына вместе с артефактом, причем в диаметрально противоположных концах мира. Чтобы наверняка.
Муи нервно кивнул:
- Да. Знал бы я, тебе бы помог закапывать.
Павлин выдохнул, видимо, выражая согласие с общим мнением.
- Учитель, - Кьюджин снова поднял взгляд на артефакт, - можно в двух словах. С твоей точки зрения, чем это все нам грозит?
Павлин наклонил голову в другую сторону.
- В двух словах - полный п***етс.
- Угу, - кивнул Кьюджин.
- Эта сучка - старая, но очень умная биджева тварь, - продолжил павлин, ругань в его устах вызывала когнитивный диссонанс в голове Муи, - Она же действительно с Рикудо сражалась, и ведь выжила. И Рикудо, даже победив, не смог ее убить. Закатал в ящик и отдав кому-то из учеников. Вот и думай, это Рикудо был слабоват, или она настолько крутой? Проблема усугубляется тем, что большая часть ее знаний - то, что было давно и благополучно забыто, ибо потеряло актуальность. Ну не для шиноби все ее знания. И что она будет делать? Воевать. Грязно, подло и зло, как, всего скорее, с ней когда-то воевал старый пень Рикудо, поленившийся добить противника, за что мы и расплачиваемся. Пусть геноцида всему живому она и не желает, но Ка... Кьюджин, - павлин повернул к нему голову, - ты сам знаешь людей, куда лучше меня.
Коноховец кивнул:
- Не подчиняться. Воевать будут, если не до последнего человека, то близко к этому. Силенок-то у нее хватит, с целым миром воевать?
Павлин снова перевел взгляд на артефакт:
- А она и не будет. Да и поверь мне, найдется достаточно тех, кто к ней присоединиться. И ей хватит хитрости действовать не напрямую. Драная биджева ворона, курица, возомнившая себя прекрасным лебедем. Это она нам сейчас все рассказывает, просто по****еть было не с кем все это время, вот и разговорилась. Да я бы и без ее рассказа все понял. Почти все. Но после этой крепости она будет работать по другому.
Кьюджин поморщился:
- Короче, допускать этого никак нельзя. Хоть какие-то положительные моменты есть?
Павлин кивнул:
- Да... И нет. Она же такая же, как и я. Сеннин. Но тело ее в этом артефакте. А то, с чем мы говорили...
- Одержимость.
- Моего сына можно спасти? - неожиданно спросил Муи.
Павлин качнул головой:
- Нет. Он уже мертв. Нет его. Тело осталось, не более того. Это существо лишь сосуд.
- Понятно, - глава тюрьмы опустил голову.
Одержимые зверята Ятагарасу со все большим интересом тянулись к оставшимся людям, решать надо было быстрее.
- Учитель, я так понял, если мы сломаем артефакт...
Павлин издал звук, который можно было определить, как насмешку:
- Сломает он. Сам ты сломаешься... Хотя ты прав. Смерть сосуда ничего не даст, эта тварь уже подчинила себе многих. Ее это лишь слегка затормозит. А вот уничтожение артефакта...
Павлин и Кьюджин переглянулись.
- Есть что-то подходящее? - спросил Коноховец.
Птица отрицательно покачала головой:
- Нет... И есть, - перевела взгляд на Муи.
Тот даже испугаться успел...
- Вы на что...
- Твой предок непросто так сюда посажен был, уважаемый Муи, - ответил павлин, - ваша клановая техника.
- Тенро? - удивленно переспросил Муи.
Птиц кивнул:
- Она самая. Крайний метод, так сказать. Если других не останется.
- Почему крайний?
Кьюджин хмыкнул, ответив за учителя:
- Техника сжигает активную чакру. Просто сжигает. А теперь посмотри на этот артефакт и вдумайся, насколько там много чакры? И что будет, если она вся разом вспыхнет?
- Это... невозможно...
Павлин кивнул:
- Да... И нет. Ты, в твоем текущем состоянии, такого точно не осилишь. А вот если весь ваш клан попытается провернуть нечто подобное сообща... - птица задумалась, - да если их правильно направить... - покосилась на толпу подчиненных Ятагарасу, - да если этих куда-нибудь убрать.
Кьюджин ударил ладонью по лбу:
- Не верю, что я на это подписываюсь.
Павлин отмахнулся движением крыла:
- Тебе достанется самое простое, расслабься.
- П***тс! Почему опять я!? - тихо матерился Коноховец, - Почему я снова вляпался в какое-то биджево дерьмо!? Сегодня утром еще был обычным заключенным в обычной тюрьме! А теперь!?
Муи посмотрел на матерящегося Кьюджина, на безмятежного павлина, на своих людей, на артефакт.
- Мы всерьез собираемся атаковать и пытаться убить древнюю тварь, которую не смог убить сам Рикудо?
- Добро пожаловать в мой мир, - хмыкнул Коноховец.
Муи глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться, и выдохнул.
- Ворон взлетел... Упало черное перо... Пророчит несчастье... Что мы должны делать?
Павлин поднял голову к ночному звездному небу.
- Прекрасное хокку. Подготовьте людей, вы знаете ритуал. Но теперь измениться финал. Избранный не станет сосудом. Избранный станет палачом.
Муи кивнул:
- Я все понял.
- Тогда иди к своим людям.
Он ушел, оставив ученика и учителя одних. Кьюджин печально вздохнул:
- Большие шансы?
- Не слишком. Пятьдесят на пятьдесят. Может получиться, может - нет.
Коноховец кивнул:
- Понятно. А выжить?
Павлин промолчал.
- Понятно, - повторил задумчивый ученик, - значит, уничтожаем сосуды?
- Не потянем... По отдельности. Я стану твоими крыльями. Я научу тебя летать, мой ученик. И мой друг. Тебе не привыкать ставить на кон все. И... Извини. Я не знал, что Ятагарасу вдруг обнаружиться здесь...
- И не мог знать. Ее пробудила моя сенчакра, - ответил Кьюджин, - так что все взаимосвязано. Это не я оказался здесь не вовремя. Это я создал обстоятельства, оказавшись здесь. Так что это все не случайность, а просто закономерное стечение обстоятельств. Это все не случайность, а одно сплошное стечение обстоятельств. Начавшееся с того момента, как я покинул Деревню Горячих Источников. Умолчал часть информации, не настоял на том, что деревню следует взять под наблюдение. Боялся, что Данзо узнает слишком много. Так что минерал бы в любом случае всплыл бы где-нибудь. И уже всплывал не раз. А я все равно не намекал на то, что месторождение нужно взять в разработку. И, если бы я был не я, то не убил бы Третьего вместе со старейшинами, а сидел бы сейчас главой Корня, и проблем не знал. И не будь я сеннином, не разбудил бы эту черноперую сучку. Закон жизни, из всех возможных ситуаций случиться самая худшая. Вот и получил свою самую худшую ситуацию. Каким-то биджевым вывертом наткнулся на древнего особо опасного сеннина в тюрьме для недоделков. Специально, ***дь, не придумаешь! Всю жизнь занимался тем, что служил Конохе и обустраивал собственный быт, и вот, на тебе, получи. Спаси-ка мир напоследок, и, если очень исхитришься, может, даже выживешь.
Оракул кивнул, молча соглашаясь с учеником.
- Но много на себя берешь. Ее остановят. Просто позже. И трупов будет много. Очень много.
- Может, смыться и подкрепление привести? - неожиданно предложил Като.
- Уйдет, сучка. Сама понимает, что ей прятаться надо. А спрятаться она может, да так, что никто не найдет, пока она сама не захочет.
- ***дь!
Помолчали.
- Страшно? - спросил Оракул.
- Да, - кивнул Като, - не подохнуть, это я уже пережил. Ино оставлять страшно. Ребенка. Кучку подростков, которую я вместо себя оставил. Они умненькие, но все равно страшно. Твое поручение еще. Сука! Никогда так сильно жить не хотелось, как сейчас.
Оракул кивнул.
- Столько лет прожил, думал, давно уже перестал смерти бояться. Нет, боюсь еще.
Кьюджин ухмыльнулся:
- Значит, еще не стар душой.
- Возможно. А сам?
Кьюджин задумался, но ответить не успел. Муи всем своим видом показывал, что готов.
- Ставки сделаны, ставок больше нет, - выдохнул Като, - Умел бы молиться, помолился бы. Поехали, учитель?
Павлин кивнул, и засветился ярче. Его примеру последовал и Кьюджин. И через несколько мгновений два источника света стали едины...
Глава 4/21.
Это не было слиянием или чем-то близким к нему. Или было. Со стороны, наверное, казалось, что Птица и человек слились в нечто единое. На самом деле Оракул просто сел на спину ученику, и начал за двоих удерживать режим сеннина. Като, постояв пару секунд, привыкая к новому ощущению, поднял правую руку и посмотрел на нее. Его тело уже не источало свет, как в первые секунды. Светились только глаза, ладони и ступни, ну еще крылья Оракула. И сейчас он смотрел на собственную ладонь, ощущающуюся, как живую, и двигающуюся, как живую.
