Все остальные под подозрением, а раз так – надо заниматься вычислениями. Кому выгодно появление вервольфа? Есть ли система в его нападениях? По какому принципу он выбирает жертв?
Никто не сумел в подробностях описать загадочное существо – неудивительно, учитывая состояние стресса и ужаса. Никто также не заметил, откуда появлялся вервольф. Выходило, он чуть ли не возникал из воздуха, и в нем же растворялся, схватив очередную девушку.
Оставалось отрабатывать различные версии. Их у Дана было бесконечно много – в подозреваемых весь город, но основных – две.
Первое правило: ищи, кому выгодно преступление. Как уже давно выяснилось, вервольф, кем бы он ни был, имеет, так сказать, магическое происхождение. Либо это горожанин, проклятый колдуном, либо сам колдун, обращавшийся с помощью мази. Значит, можно предположить: создатель оборотня преследовал определенную цель.
Какую? С появлением вервольфа почти все ближние и городская стража заняты охотой, на другие дела нет ни времени, ни людей. Горожане в панике, недовольство инквизицией, которая не способна защитить женщин и детей, все растет, того и гляди, разразится бунт.
Может быть, вервольф – всего лишь удачное прикрытие, отвлекающий маневр? Пока внимание Равенсбурга сосредоточено на его поимке, кто-то обстряпывает очень серьезные дела. Взять хотя бы убийство ближних в доме доктора Ханна. А ограбление хранилища в ратуше? Дан предполагал, что все эти преступления связаны.
Отряд, направленный Шпренгером на поиск грабителей, занимался все тем же: хватал ведьм и колдунов. В пыточной инквизиторы выбивали у них признания вины, требовали указать сообщников – замкнутый круг. За убийство ближних и ограбление ратуши сожгли уже человек десять, только Дан был уверен: с таким же успехом можно наказывать трактирные скамейки или соломенные чучела.
Вервольф появился в Равенсбурге почти сразу после того, как здесь оказались они с Сенкевичем. Совпадение? В досье Сенкевича было указано: увлекается эзотерикой и экстрасенсорикой, собирает труды знаменитых мистиков, владеет практиками гипноза, НЛП. Раньше Дан считал это дурью зажравшегося богача, теперь понимал: Сенкевич готовил отступление. Подобрал подходящую эпоху – где можно использовать свои умения, а может, и не подобрал, наугад прыгнул, кто знает, как работает эта дыра во времени? Только он не тот человек, чтобы сидеть тихо, не высовываться.
Ограбление ордена и убийство очень напоминают его почерк. По оперативной разработке Дан помнил: в девяностые Сенкевич действовал так же лихо и нагло, подминал под себя город, не считаясь ни с властями, ни с милицией. Вервольф как отвлекающий фактор был бы очень удобен для него.
Теперь Дан, преодолевая брезгливость, часто приходил в пыточную и задавал обвиняемым два вопроса: не знают ли они, где находится Фридрих Берг и не появился ли в городе новый могущественный колдун? То же стали спрашивать и Шпренгер с Инститорисом. Безрезультатно: подозреваемые охотно сдавали сообщников и соседей, но никакие пытки не могли вырвать у них сведений о Сенкевиче. Либо конспирация у него оказалась на уровне, либо Дан ошибся в предположениях.
Вторая версия была еще интереснее. Что, если вервольф выгоден самой инквизиции? Теперь, пользуясь страхом горожан, можно не особо разбираться, очищая Равенсбург от колдовских ересей. Любая ошибка, сожжение невинного, списывалась со счетов. Зачем? Выслужиться перед Ватиканом, предполагал Дан, сделать карьеру, создать себе репутацию великого борца со злом. Правда, горожане готовы взбунтоваться, но, возможно, это тоже входит в планы организатора? Вызвать подкрепление и уничтожить целый город во славу Господа – пожалуй, такое деяние сохранится в веках. И как тут не вспомнить слова Инститориса о том, что сожжение Равенсбурга будет оправдано, если среди жертв окажется вервольф?
Дан выехал за ворота, пустил лошадь в галоп. Оборотень оборотнем, но поиски Насти важнее. Он уже обошел все дома Равенсбурга, убедился, что подруги там нет. Теперь обследовал близлежащие деревни. В Ребедорфе и Шильфхоре Дан успел побывать, теперь на очереди был Шлесдорф.
Вдоль дороги тянулся негустой лесок, он сменился однообразными, по-осеннему серыми полями, за которыми вдалеке поблескивала лента реки. На пологом холме стояло большое мрачное здание, обнесенное высоким каменным забором, – монастырь Святой Бригитты.
А ведь он женский, подумал Дан. Почему бы Насте не попасть в тело одной из монахинь? Он свернул с дороги, поскакал к неприветливой громаде, мысленно прикидывая, как туда попасть. Проще всего, конечно, представиться ближним, придумать причину, по которой ему необходимо осмотреть монастырь. Только вот потом Шпренгер непременно узнает, поинтересуется, что€ подчиненный забыл в женской обители.
Чем ближе становился монастырь, тем больше Дана тянуло туда. Сначала это было слабое, неосознанное ощущение, что-то вроде навязчивого любопытства. Но, подъехав к воротам, он почувствовал присутствие Насти, пришло твердое убеждение: подруга здесь.
Дан решил не пытаться проникнуть в монастырь, вернуться сюда, когда будет удобный предлог. В обители довольно часты случаи бесноватости, одержимых перевозят к инквизиторам, вот в следующий раз он и напросится в конвой. Пока достаточно того, что подруга нашлась. Монастырь сейчас самое безопасное место для нее. Того, что Настя станет одержимой, он не боялся – с такой оторвой ни один бес не справится.
Настя вздрогнула и проснулась, полежала немного, приходя в себя, пытаясь вспомнить, что ее так напугало. Сон был невнятным, кровавым и противным. Помнились лишь смутные размытые образы, ощущение страха и приближения опасности, от которой нельзя убежать. Едва она освободилась от этого видения, как вокруг зашуршали призрачные голоса, убеждая, прося, приказывая покориться.
Настя в жизни никого не боялась, всегда была уверена в своих силах, но сейчас не оставляло чувство: с чертовщиной, которая творится в монастыре, справиться невозможно – как с призраком или вампиром в фильме ужасов.
Она постаралась абстрагироваться, успокоиться, закрыть разум от голосов, отмахнулась от них, поежилась, протянула руку к сестре Марии. Хотелось ощутить близость человеческого тепла, не чувствовать себя такой одинокой и беззащитной. Ладонь погладила пустоту. Настя уселась, пошарила там, где должна была спать монахиня, но нашла только колючее одеяло. Девушки на месте не было. Может, вышла по нужде?..
Настя подождала немного, однако сестра Мария так и не вернулась. Поднять шум, разбудить монахинь, позвать аббатису? А вдруг девчонке просто не спалось и она отправилась побродить по двору? Или, может, она решила сбежать из монастыря? Тогда выйдет, что Настя ее подставила…
Она поднялась, закуталась в платок, накинула плащ, взяла свечу и, борясь с тревогой за подругу, тихо вышла из спальни.
Галереи монастыря были пусты и тихи, казалось, в этой абсолютной тишине каждый шаг отдается невыносимо громким эхом. Настя зажгла свечу, кралась на цыпочках, закрывая ладонью маленький трепещущий огонек. Оглядывалась, надеясь и одновременно боясь увидеть сестру Марию. Не хотелось думать, что простодушная подружка стала жертвой психической болезни или, поддавшись голосам, превратилась в изрыгающего проклятия монстра.
Настя обошла галереи, заглянула в трапезную – никого. Кухня, зал капитула, скрипторий были закрыты, да и что монахиня могла там делать ночью, в одиночестве? В спальню послушниц заглядывать не стала – побоялась разбудить. Обошла внутренний дворик – пусто. На дверях прачечной, пекарни и бани висели замки. Она двинулась к дальним постройкам: конюшня, мастерские, амбары… Сестры Марии нигде не было.
Может быть, подруга выбралась за стены монастыря? Она ведь рассказывала, что привратница спит крепче пьяного ремесленника, так что умыкнуть ключ с ее пояса ничего не стоит.
Настя подошла к внутренним воротам. Они были прикрыты неплотно, засов откинут, открытый замок с торчащим в нем ключом висел на одной петле. Из привратницкой доносился заливистый храп сестры Ортензии.
Потянув на себя створку и молясь, чтобы та не издала скрипа, Настя выбралась во внешний двор. Быстро пробежала мимо дома паломников, госпиталя для бездомных и нищих, детского приюта… Наружные ворота тоже были приоткрыты.
Она выскользнула в щель между створок, огляделась. Ущербная луна едва заметным светом чуть разбавляла мрак безветренной ночи, укладывала черные тени на снег – свежий, недавно выпавший. Повезло: Настя присела, разглядывая отпечатки ног на снегу. Четкая цепочка тянулась вдоль монастырской стены. Других следов не было – сестра Мария шла одна.
Настя двинулась по этой стежке, протоптанной подругой. Она успела сделать с десяток шагов, когда резкий порыв ветра загасил огонек свечи. Небо взъерошилось тучами, серп луны исчез под черной пеленой, на землю упала темнота – густая, наполненная пугающими звуками и запахами. Стонали под ветром деревья, шуршал, поднимаясь маленькими смерчами, сухой снег, лязгали створки незапертых ворот. Где-то вдалеке завыл волк, вплетая тоскливый голос в жутковатую песню ночи.
