проследил за тем, чтобы Лошка отправилась домой. Насилу выставил её за дверь. А перед этим продавщица долго пыталась выведать, что именно я затеял: от её внимания не улизнули мои мучения в пекарне. Тайну я не выдал. Прежде всего, потому что побоялся в итоге опозориться. Скормил Лошке ту же историю, что и Полуше: развлекаюсь, соскучился по работе, нашёл презабавный рецепт.
К тому времени, когда приступил к формовке хлеба, я подрастерял эмоции. Мастер Потус заставил взвешивать каждый кусок теста. И меня это поначалу… нет, не разозлило (уже не был способен злиться) — удивило. Я возразил: Полуша лепил караваи на глазок. Призрак заявил, что Полуше с его пекарским опытом весы уже не нужны. А вот такому дипломированному кулинару, как я, без них никак: покупатели не дураки — возмутятся, если булки хлеба получатся слишком уж неодинаковыми.
«Каждый кусок теста раскатывай в овальную лепёшку, — поучал меня старый пекарь. — Сразу раздавливай его пальцами, раскатывай в длину и малёха в ширину. Переворачивай гладкой стороной вниз и повторяй то же самое. Но не сильно усердствуй, етить его! Делай тесто толщиной с бабский мизинец. Ну а ширину куска оставляй в половину локтя — больше не делай: хлеб получится дюже длинный и тонкий. Ну а потом начинай его закручивать. Чуток подгибай тесто и защипывай. Снова подгибай и защипывай…»
Призрак застыл у моего правого плеча, наблюдал за тем, как я скатывал толстый блин теста в рулет.
«Края немного подтягивай в середину. Чуть уплотняй тесто, не позволяй ему становиться длинной и тонкой колбасой. Край растягивай на всю ширину булки. Ещё растяни! Вот так. Ну а теперь закручивай. Прижми немного. Чему тебя учили в кулинарной школе? Небось и там только баб щупал? Защипывай шов, етить его. По всей длине защипывай. И хвостики тоже. Немного прокачай булку, но середину не приминай — только края слегонца. Вот так».
— Да это не каравай, это батон получается, — сказал я.
«Ты делай, бездельник, что говорю. Укладывай булку на дальний стол. С краю. Куда? Швом в низ клади! Вот так. Если бы настоящий пекарь возился так долго с каждой булкой, хлеб в городе стал бы настоящей, етить её, редкостью! Ну, чего встал? После налюбуешься на своё творение, лодырь! Тебе предстоит вылепить ещё двадцать девять таких же. Да поторопись! На всё про всё у тебя не так уж много времени!..»
* * *
Я разместил на столе тридцатый батон, подпёр кулаком разболевшуюся поясницу. Вид выложенных в пять рядов заготовок для хлеба радовал прежде всего тем, что моя долгая работа с тестом завершилась. Да и получились батоны вполне симпатичными: ровными, гладкими, похожими друг на друга, как близнецы. Это был долгий, трудный и нудный путь. Который я прошёл до конца… Ну, почти.
«Всё, — сказал скрипучий голос мёртвого пекаря. — Накрой их тканью. Пусть отдохнут. Рано им пока в печь. Как раз успеешь прибраться в пекарне. Это ж каким нужно быть криворуким, чтобы просыпать столько муки?! Устроил тут, етить тебя, разгром. Будь я твоим наставником — высек бы тебя за такую грязь! Хорошо хоть Полуша не увидит, во что ты превратил зал: нечо пареньку брать пример с такого безрукого бездельника, как ты».
Я накинул на свои творения тонкие невесомые тряпицы — недешёвые, на мой взгляд, вполне успешно заменявшие полиэтиленовую плёнку. Огляделся. Сложилось впечатление, что в пекарне недавно вели боевые действия. Не смог не согласиться с призраком мастера Потуса: за такое нецелевое использование муки пекаря мало высечь — руки ему оторвать не помешало бы. Но на этот раз я его прощу, так уж и быть: нет предела моей доброте.
— Да я запарюсь это всё отмывать!
Мне почудилось, что светящаяся фигура призрака затряслась от беззвучного хохота.
«Сейчас тебе, парень, помощь вдовушек точно не помешала бы, — сказал мастер Потус. — Они эту пекарню в два счёта оттёрли бы до блеска. Ты бы только ходил, да указывал, где они оставили грязь. Строил бы из себя важную птицу, умничал… Но ты же с них плату молоком берёшь, дурень! Ха-ха. Додумался! Придётся тебе покорячиться самому. Ха-ха. Теперь ты понял, парень, для чего нужны бабы? Любитель молока, етить тебя…»
* * *
«Нажми на него пальцем, — сказал старый пекарь. — Да не бойся. Видишь, как тесто быстро восстанавливает свою форму? Это значит, что оно достаточно отдохнуло. Можно отправлять его в печь. Давай-ка бери кисть, етить её. Смачивай булки водой. Активней работай, парень, активней! Скоро уже твоя вдова явится. А ты ещё с хлебом возишься. Возьми нож. На каждом каравае сделай неглубокий разрез — то нужно, чтобы хлеб не лопнул».
Я занёс клинок над тестом… вместо одного продольного, как велел мастер Потус, сделал на хлебной заготовке пять косых надрезов. Нарезной батон — ну точно, как в моём прошлом мире! Не уверен, что слепил хлеб в соответствии с ГОСТом (уверен, что нет: мёд в знакомый мне по прошлой жизни нарезной батон точно не добавляли). Но должен же и я привнести в местное кулинарное дело новшество!
«Ты бы сперва работать научился, бездельник, а потом уже лез с нововведениями, етить тебя».
— Не ворчи, старикан, — сказал я. — Так будет круче. Вот увидишь.
Добавил:
— Новый стандарт. Пусть мой хлеб отличается от твоего.
С остальными заготовками я проделал то же, что и с первой. Орудовать ножом у меня получалось неплохо. До меня размахивать ножом умел и прежний владелец тела: правда, то ржавое убожество, принадлежавшее деревенскому сумасшедшему, назвать ножом можно было лишь с натяжкой. Закончил с надрезами на поверхности теста — подошёл к печи.
«Проверь температуру в печке, бездельник», — велел призрак.
— Пальцем, что ль её потрогать? — проворчал я.
«Ага, пальцем! — воскликнул мастер Потус. — Голову засунь в печь! Языком там пошуруй, етить тебя! Чем ты меня раньше слушал, лодырь?! Я тебе рассказывал, как готовить печь! Вспоминай! Значится так. Муку возьми. Ну?! Бери-бери! Зачем тебе столько? Щепотки хватит: ты же не караваи из неё выпекать собрался. Бросай её в печь. Видишь? Не вспыхнула. Хорошо. Обуглилась. Это нормально. Пора запекать наш хлеб».
* * *
Я отправил в печь последнюю партию заготовок для
