Притащил коробку к себе, а там! Пряников разных, печенья, булочки сердечком, коржики, ватрушки, бублики. Это ж съесть всё надо, а то засохнет. Надо в деревню отвезти часть и отцу.
Пока ужинал ватрушками, и думал, как к отцу по-быстрому лучше добираться, на машине или электричке, раздался звонок.
Позвонили из редакции «Труда». Женщина представилась Верой Ганиной, редактором не расслышал какого отдела.
— Возьми любой номер, «Пульс планеты» на третьей странице, — тараторила эта Вера, — посмотри, как пишутся заметки и приноси.
— Кому сдавать материал? — сразу оживился я. «Пульс планеты» — это же то, что надо! Всё равно ищу новинки по иностранным журналам. Попутная работа — это не работа с нуля…
— Приноси мне, шестой этаж, кабинет шестьсот восемнадцать.
— Договорились. Спасибо большое! — обрадованно попрощался я с ней.
Глава 18
Москва. Квартира Ивлевых.
Поговорил с Верой из газеты и невероятно довольный набрал отца. Предупредил, что подъеду в течении часа и поспешил на станцию с сумкой всякой всячины с хлебозавода для отца.
Отец с Кирой ждали меня с нетерпением, решили, почему-то, что Галия уже родила и мне надо лично с ними поделиться, а не по телефону. Меня и правда, колотило мелкой дрожью, и чувство вины мучало, что она там, возможно, сейчас уже рожает, а я в Москве. И понимаю, что никак иначе-то с этими пожарами и не сделать было, а все равно — чувству вины не прикажешь. Отдал им сумку с гостинцами и заверил, что они будут среди первых, кто всё узнает.
Видя моё состояние, отец обнял меня и поделился, что сам так же переживал при родах своих жен. Кира, глядя на нас, рассмеялась и сказала, что мы как две барышни кисейные, только в обморок упасть осталось.
Уехал от них несколько успокоенный. Жизнерадостность и оптимизм Киры сделали своё дело.
Вернувшись к себе, обнаружил в дверях записку от Якова Данченко, он просил зайти, как вернусь.
Побежал наверх — возраст самый что ни на есть подходящий, чтобы по лестнице бегать. Он, оказывается, Гончаровым контрамарки принёс, как обещал. Не успел он мне их отдать, как Ида вышла и аккуратно начала спрашивать, пора уже поздравлять или ещё рано?
— Ждём, — с измученным видом ответил я. — Со дня на день ждём.
— Я так же нервничал, когда Ида рожала, — похлопал меня по плечу сочувственно Яков. — А теперь что?
— Что? — ошарашено переспросил я, уже готовый ко всему.
— Дочь влюбилась в институте в сокурсника и уехал с ним по распределению в Краснодар! Представляешь? Из Москвы в Краснодар!
— Ничего себе! И вы её отпустили? — удивился я.
— А что мы должны были сделать? — грустно улыбнулась Ида. — Запретить? Она, всё равно, с ним уехала бы, только дочь после этого мы потеряли бы.
— Вот, мудрая вы женщина! — посмотрел я на неё совсем другими глазами.
Яков вручил-таки мне контрамарки и дал понять, что и мне принесёт по первому намёку. Поблагодарил их обоих и пошёл к Гончаровым.
Родька с радостными криками воспринял известие о походе в театр. А Гриша, пригласив за стол на кухню, угостил меня чаем с пирожками, явно, домашними.
— Ну, как там в Клайпеде? — спросил он.
— Вот, сижу на низком старте. Доктор сегодня сказал, что уже вот-вот.
— Ты всё уже купил, что надо?
— Кроватку достал, крутую. Вещей детских после племянника целый чемодан повезу. Просил мужа сестры привезти мне переносную люльку из-за границы, но что-то, видимо, не срослось и спрашивать неудобно. Что там ещё надо?
— Там до фига всего надо! — хмыкнул Гриша. — Коляску, ванночку, обогреватель, пока отопление не включат. Смотри, как уже похолодало, а топить неизвестно, когда начнут.
— Фух, обогреватель, говоришь, — ошарашено почесал я затылок.
— Так. А, давай, это я на себя возьму, — предложил Гриша и подмигнул.
— Спасибо! — с облегчением выдохнул я и взял один пирожок. — А, правда, вкусно! — дал я ему понять, что понял, откуда они. Гриша в ответ только улыбнулся.
— Отец просил Анну Никифоровну навестить, узнать, может помощь какая нужна. Мы с Родькой в субботу в деревню хотим съездить, — перевёл он разговор на другую тему. — Тебе ничего передать туда не надо?
— Надо! — вспомнил я про ватрушки и булки от «зефирок». — Давайте, сейчас принесу, чтоб не забыть.
— Родька с тобой сходит. Что ты будешь мотаться туда-сюда?
— Спасибо! — поднялся я и мы попрощались.
Родьке велел кушать всё, что захочет.
— Можешь прямо сегодня начинать, — проинструктировал я его.
— У нас пирожки ещё есть, — ответил он с деловым видом, рассматривая содержимое сумки. — Спасибо! Я пошёл?
— Иди, иди, — улыбнулся я.
* * *
Москва. ДАС.
Денис Кукояка, возвращаясь из милиции с деньгами, чувствовал себя не в своей тарелке. Однокурсники ему так помогли… И это несмотря на то, что он тогда свинтил со стройотряда, фактически со всеми поссорившись. Было очень стыдно. Он решил проставиться в общежитии и зашёл в магазин, купил водки, хлеба. В кулинарии набрал котлет, винегрета и салата из свежей капусты.
Но сначала все же решил быть в этот раз умнее, поэтому зашел в Сберкассу и положил две тысячи рублей на книжку. В точности, как парни из отряда сделали и рассказывали об этом, сияя, как медные пятаки, на фоне его потери…
Общажная братва, всегда готовая выпить-закусить, с воодушевлением отнеслась к его проставе.
— Сколько тебе денег-то вернули? — с энтузиазмом спросил Ираклий.
— Все две тысячи сто рублей, — до сих пор не веря своему счастью ответил Кукояка. — Было две тысячи сто восемь рублей с копейками. Я следователю сказал, что готов смириться с тем, что сто восемь рублей прогулял. Мне бы две тысячи вернуть. А он все деньги отдал.
— Ну, хорошо то, что хорошо кончается, — подвёл итог Женя Булатов, намекая на то, что официальную часть уже можно завершать и пора приступать к неофициальной.
* * *
Чуть позднее позвонил Фирдаус и попросил о встрече завтра, мол, родители уже улетают в субботу. Они составили с отцом список инвестиций, намекнул эзоповым языком, что хотят со мной его согласовать. Договорились, что завтра, часам к семи я к ним подъеду. Эх, опять тренировка накрывается…
* * *
Москва. ДАС.
Гулянка шла полным ходом. Как это часто бывает, уже забыли, по какому поводу собрались и разбились на группы по интересам.
— Так перед Ивлевым неудобно, — делился Кукояка, уже прилично выпив и сидя рядом с Ильиным. — Я ему девяносто рублей пожалел, а он мне помог две с лишним тысячи вернуть… Чувствую себя прямо скотом…
— Ну, так отдай ему эти деньги, — посоветовал Ильин. — И купи что-нибудь в благодарность.
— Точно, — оживился Кукояка.
— Кстати, и следаку твоему тоже надо бы что-то притащить.
— Да как там дать? Он же не один в кабинете.
— А ты через Ивлева. Раз он его знает.
— Точно…
* * *
В пятницу в университете ко мне подошли Кукояка с Ильиным и положили мне на парту по девяносто рублей. Не сразу понял смысл этого демарша, но потом догадался, что это за стройотряд.
— Был неправ, — сказал Кукояка, а Ильин, стоя рядом, кивнул. — Тут, вот, ещё тебе и Василию Абимболаевичу, — положил он на парту передо мной две коробки с чем-то.
И что мне делать? Ну, девяносто рублей все остальные сдавали, и я эти деньги уже взял, значит и деньги от Кукояки и Ильина, тоже, надо брать. Иначе обидятся… Благодарность следователю за возврат двух тысяч, вообще, не обсуждается, это святое. А как быть с подарком мне?
— Фух, мужики, — удивлённо взглянул я на них, — спасибо, конечно. Подарок следователю — это понятно. А мне-то за что?
— За то, что заставил меня заявление написать и всё так хорошо закончилось, — тут же вполне искренне ответил Денис. — Спасибо тебе. Большое человеческое спасибо.
— Ну, если ты так считаешь, — протянул я ему руку. — Рад, что помог.
