Не сильно шибкий, он, тем не менее, был весьма одаренным бойцом, умея вовремя подбирать момент и занимать выгодную для себя позицию. Он умело мог распределять ресурсы своего тела: не высокий, коренастый, притянутый к земле, он, так сказать, имел довольно низкий центр тяжести, от чего его сложно было вывести из равновесия. Все это я мог со стороны наблюдать, когда они проводили тренировки. Весьма опасный боец для любого, но, не хочу позерства, не для берсеркера; хотя я не показывал им своих возможностей, бредя жизнью обычного человека. Но, говоря точно, я ведь и есть обычный человек с необычными способностями: чувствую, дышу, нуждаюсь в еде и сне; мне также больно от страданий, мне также хорошо от радости. Хотя сейчас совсем ведь не об этом, учитывая условия боя или просто банальной драки, в нашем случае.
Он сделал замах, раскрутив дубину сверху вниз. Маневр, скажем откровенно, совсем дилетантский. Видимо, он считал меня не опасным врагом, в чем и ошибся. Сделав полушаг в сторону, крутанул корпусом на девяносто градусов и легким тычком толкнул дубину дальше, когда она оказалась передо мной, а я, соответственно, боком к нему. Не справившись с инерцией своего орудия, он улетел вперед, но на ногах все же удержался. На его крик и нашу возню в целом начал собираться народ и, собственно, оттого стали свидетелями его этого небольшого опростоволосься, что его очень сильно рассердило, если судить по мимике лица.
— А ты видимо не простой малец, — сделал он для себя вывод. Как-никак, человек глупый на аналогичной должности, назовем это так, не воспроизвелся бы, — но ничего, и не таких воспитывали в свое время.
Следующий свой выпад он уже обдумывал. Покружил вокруг меня, стараясь улучшить свою позицию, но я еще одним шагом наперекор сделал ему трудность, чем вызвал у него легкую, едва заметную улыбку, которую я не смог как-то истолковать. То ли ему доставлял удовольствие урок воспитания, то ли ему просто понравилось, что я сделал, и он одарил меня такой вот похвалой; то ли он обычный маньяк и садист, который предвкушает, как сейчас будет бить человека. Вот настолько уголки его губ были многозначительны в своей мимолетной кривизне. Резкий шаг, дубина взлетает, я изворачиваюсь, он роняет ее, подхватывает второй рукой и толстым концом стучит мне по лицу. Это было все так искусно проделано — не быстро, я уже говорил, что он не обладает достаточной скоростью, — но хитро, и, главное, с минимум затраченных действий, что на долю секунды потерявшись, я пропустил после этого еще несколько ударов и если бы не властный оклик Рурка, он бы избил меня до…просто избил бы.
— Что происходит? — подошел он к нам в тот момент, когда дубина была занесена надо мною.
— Воспитание.
— А мне кажется самоутверждение.
— За счет этого мальца что ли? — небрежно указал он на меня рукой. — Только лишь оскорбляет меня.
— И, тем не менее, так все и видится со стороны, — усмехнулся глава отряда.
— Значит, не с той стороны глядишь.
— Оставим эти бесполезные споры, — было это сказано без какой-либо интонации, но одновременно слышались нотки, которые ставили однозначную точку. — Оставь нас. Да и остальным скажи, что неплохо бы им заняться делом, — кивнул он в сторону всех, которые так еще и не разошлись, ожидая продолжения.
Под окрик Тимотиоса, выражая нарочитое разочарование, все начали расходиться кто куда. Чертовы садисты! — лишь бы видеть, как кого-то бьют.
— Ну что, парень, думаю, нам стоит уже поговорить с тобой, — обратился он ко мне.
С того момента, когда он обнаружил меня в лесу, мы так больше и не говорили, поэтому и сказать могу очень мало — только то, что видел со стороны. Хотя будет сказано справедливо, что видел-то я всего ничего. Он практически не появлялся на люди, всегда находясь в своем походном шатре. Чем он там занимался целыми днями — я не знаю. Вот и его появление сейчас оказало свой эффект на окружающих, которые уходя ненароком поглядывали на своего лидера, распознавая границы выражения своего мычания на его лице, а точнее в глазах. И вот еще что: был ли это тот самый Рурк, о котором вскользь как-то упомянул Дарк или просто совпадение? — мне еще предстояло выяснить. Пока баловал себя лишь догадками.
— Вижу, ты уже вполне себе освоился тут, — хмыкнул он, кивком указывая на след от дубины на моем лице, который начинал проявляться все отчетливее, и я невольно дотронувшись до него, молниеносно оторвал руку, почувствовав боль. — Ну, рассказывай.
— Что рассказывать? — все же чуть гладил я то место, куда пришел удар.
— Все о себе: кто ты? Откуда взялся? Куда направляешься? И прочее и прочее.
Здесь я внутренне напрягся, не зная как поступить далее: говорить ли всю правду или утаить? Не знаю почему, но мне, необъяснимо даже для себя, не хотелось раскрываться перед кем-либо. Как правило, когда ты рассказываешь о себе людям, они считают, что должны отвечать взаимностью. Это ведет к последствиям, таким как привязанность и доверие. Странная штука человек: выживает, лишь находясь в социуме, но при этом боится быть частью этого социума, всячески пытаясь сохранить свою непринадлежность. Вот и я сейчас, чувствуя краем сознания, не хотел покидать их отряд, но при этом хотел сохранить свой статус одиночки, ни с кем конкретно не сближаясь.
— Я бывший раб, — начал я с частичной правды, которую хотел смешать с неправдой. — Бежал, когда на город напали. С тех пор скитался всюду, пока вы не нашли меня.
— Как стал рабом?
— Как и всегда становятся рабами, так и я — война, пришли враги, убивали, а кто выжил…
— Семья? — вопросы его были короткими, но точными.
— Никого, — отвечал я под стать его вопросам.
— Кем был до рабства?
— Пахал землю.
— Лжешь, — твердо поглядел он на меня.
— Не лгу, — сделал я глаза под стать его.
— Тогда откуда такая реакция? Я видел, как ты чуть не опрокинул Тимотиоса. А ведь он сильный воин.
— И, возможно, глупый раз недооценил соперника. Я хоть и пахал землю, но все же был когда-то мальчишкой, и не забыл какого это вступить в драку.
— В это можно поверить, — усмехнулся он. — Чья кровь была на тебе в тот день?
— Моих врагов.
— Каких?
— Моих, — стоял я на своем, давая намеком понять, что больше не хочу отвечать.
— Ты не в том положении, чтобы не отвечать на мои вопросы.
— Тогда зачем вы позволили быть среди вас, если собираетесь меня выгонять?
— Кто сказал подобное? — сузил он глаза.
— Никто. Лишь
