— Коньяк? — задумчиво протянул он, словно смакуя это слово.
— Так точно, — подтвердил я, ожидая негатива. — Как подарок, в благодарность.
Снова повисла напряженная пауза — решалась моя судьба.
— Ну, допустим, я бы мог выписать тебе увольнительную, до вечера. Но не просто так. Есть у меня одно дело, которое нужно выполнить чужими руками. Сделаешь — договоримся.
Разговор явно зашел в такое русло, где разговаривали уже не майор и ефрейтор срочной службы, а словно двое компаньонов где-то на базаре. И чем он руководствовался, когда озвучивал солдату такое условие?
— Удивлен? — усмехнулся тот, достав сигарету. — Я, конечно, не злоупотребляю деловыми отношениями с подчиненными, но иногда приходится. Ну а что? Парень ты сообразительный, находчивый. Быстро ориентируешься в сложной обстановке, вон как все грамотно лепишь. Язык подвешен. Тем более, ты местный. Мне, как раз такого как ты в штабе и не хватало. Пока я сейчас с тобой беседовал, понял, что с тобой нужно по-другому, а не так, как с остальными нашими солдатами. Возможностей наказать бойца у меня уйма, да только что это даст? Ты озлобишься, пакостить начнешь. А мне этого совсем не нужно. У меня хорошая репутация. Из всей нашей части, что в Чернигове дислоцируется, только у меня в батальоне за весь прошлый год без серьезных инцидентов. Мелочи не в счет.
— Честно говоря, я удивлен, — признался я, с трудом поверив услышанному. — И что же вам от меня нужно?
— Ничего сложного. А когда увольнительная-то нужна?
— В субботу, — ответил я, все еще подозревая какой-то подвох.
— Вот в пятницу приходи, обсудим! А насчет коньяка... Не нужно, после того, как с женой развелся, я пить бросил. Все, свободен! И так на тебя почти целый час потратил.
— Есть!
Выйдя из палатки, я облегченно выдохнул. Ни фига себе каша заварилась. Все смешалось в одну кучу, из которой уже сам не всегда понимал, где правда, а где только мои домыслы.
Так-то мне нужно было как можно скорее возвращаться обратно в палатку — «буржуйка» наверняка снова остыла. Вот же долбанное дежурство, угораздило же!
Вновь отправился на пост связи — хотел позвонить домой, кое-что выяснить. Ругаться с Витей я не собирался, ничего это мне не даст, кроме негатива со стороны дембелей. На посту, к тому же, обнаружился еще и прапорщик Кулагин — интересно, а кто же тогда поехал с личным составом на «Юпитер»? Хотя, если подумать то, скорее всего, он с автобусом убыл обратно — чего ему на заводе торчать? Наверняка и так, всех женщин, возрастом от сорока до пятидесяти, что были не замужем, он уже охмурил, старый ловелас... А ведь таковых на производстве было немного, население Припяти-то в основном было молодое, от двадцати пяти, до тридцати пяти.
На посту связи Виктора не оказалось. Вместо него сидел какой-то незнакомый ефрейтор. Впрочем, в лагере многие еще не были мне знакомы.
— О! А где Витек? — спросил я.
— Отсыпается. Его смена закончилась. А ты кто?
— Леха! — я протянул руку.
— Семен! — ответил тот. — Недавно здесь?
— Вроде того. Я позвоню? — кивком указал на телефон в соседнем отделении палатки. — Все равно начальника не будет сегодня.
Тот оторопел — слишком уж я распылился для новичка.
— Ну иди... — рассеянно произнес он. — Только недолго.
Я бегом рванул к телефону, набрал номер своих родителей. Трубку взял отец.
— Сергей Савельев, слушаю.
— Отец, привет. Узнал?
— Конечно, привет сын. Ну как, проблем из-за столкновения со вчерашней комендатурой не было?
— Да все нормально. Пап, я что хотел спросить... А ты на станции знаешь человека, по фамилии Лисицын?
— Как? Лисицын? Хм… Нет, не припомню такого. Лисин есть, но он со второго энергоблока. Да и вообще, представляешь, сколько народу на станции работает? Около семи тысяч человек!
— Значит, Лисицы на не знаешь?
— Нет. А тебе зачем?
— Да так, просто интересно. Ну если вдруг вспомнишь, дай знать. Кстати, а у меня возможно, в субботу, будет увольнение!
— Да ладно, серьезно? — удивился отец. — Это как у тебя так получилось? Только прибыл на новое место, а уже увольнительную получил. Ну, молодец!
— А мама дома?
— Нет, в садике. И Настя еще со школы не пришла. Как вообще служба на новом месте?
— А вот в увольнении буду, все и расскажу! — улыбнувшись в трубку, произнес я.
— Ну, тогда до субботы. А то мне выспаться надо, вечером снова на смену. У меня напарник Валерка заболел пневмонией, приходится на выкручиваться.
— Ты там тоже осторожнее давай. А, кстати, пап... Еще такой вопрос. А на станции какой самый мощный дозиметр есть?
— А тебе зачем?
— Да с сослуживцами поспорил, что самый мощный дозиметр на ЧАЭС в десять тысяч рентген.
— Да ну ты что, Леша. Таких астрономических уровней радиации и быть не может! — усмехнулся отец.
— Ага, как же... Не может и не бывает, — про себя подумал я, вспомнив об аварии. Когда двадцать седьмого апреля восемьдесят шестого года армейские дозиметристы провели первые замеры у стен горящего энергоблока, ученые тоже были в шоке — даже в институте ядерной физики имени Курчатова, цифры в двенадцать-пятнадцать тысяч рентген вызвали шок. Таких уровней радиации не видел никто.
— Ну, самый мощный, по-моему, на пять тысяч имеется. Да что я, сосед наш, дядя Петя из нижней квартиры, как раз дозиметрист на станции. У него в помещении один на две с половиной тысячи лежит, совсем новый. А вообще, их много разных.
— Ага, спасибо.
— А на что хоть поспорили?
— Да три банки сгущенки. Ладно, отец. До встречи! Маму за меня поцелуй!
— Договорились.
Я положил трубку.
Задумался, закусил губу.
Это что же получается, на станции в восемьдесят пятом году полно современных приборов? А когда случится авария, все, чем будут располагать мечущиеся в панике люди, это дозиметры в лучшем случае, максимум на сто рентген? Что за ерунда?
Хотя, почему ерунда? А может, это пазлы одной большой картины?
Что если заблаговременно, перед аварией, все мощные дозиметры намеренно были изъяты или выведены из строя? Напрашивается мысль, подталкивающая к диверсии.
Я уже говорил, что самая вероятная причина для того, чтобы устроить аварию на атомной электростанции — «Чернобыль-2». «Дуга-1», «Русский Дятел», «Око Москвы»... Каких только имен не было у этой ЗГРЛС... Ввод в строй такого оружия защиты у СССР — кость в горле запада. Когда не получилось раздолбать саму радиолокационную станцию теми самолетами, что были на «Овруче», тень легла на саму АЭС, питающую электроэнергией такой энергозатратный объект. Не будет станции, не будет работать и «Чернобыль -2». А уровень заражения уберет оттуда людей. А без людей объект работать не будет. Гениально, просто и понятно.
Загрузился я, конечно, основательно. Минут на пять точно.
— Эй, ты чего? Тебе плохо, что ли? — меня окликнул Семен, заглянувший внутрь. — Леха?
— А? Да не, нормально все. Просто задумался. Ладно, спасибо. Пойду я.
Вернулся обратно в третью палатку. Естественно, «Буржуйка» вся прогорела, дрова нужно подкидывать регулярно, а я что? В баньку сходил, затем с комбатом по душам поговорил, потом с отцом... Это и не наряд, в общем-то. Естественно, ни приказов, ничего. Простая замена, потому что Зубову так захотелось.
Вновь растопил печку, принялся отогревать место жительства. Сейчас как раз обед — хотя большая часть личного состава была на работах, дежурная смена все равно должна была что-то кушать, а потому еду продолжали привозить, правда, уже в куда меньшем количестве, чем на ужин и завтрак.
На обед был украинский борщ, серый хлеб с тонким кусочком сала, на второе отварная картошка с «подошвой» и компот. «Подошвой» называлось мясо-вырезка, из стратегических запасов. Помнится, в начале пятидесятых годов, Сталин дал команду подготовить стратегический запас мяса, на случай если будет еще война, подобная Великой Отечественной. План перевыполнили. Все склады и морозильники буквально забили мясом, срок хранения которого был рассчитан аж на пятьдесят лет. Потихоньку размораживали, выдавали в общепит. Естественно, размороженное оно вообще не несло никакой пользы для вечно голодного солдатского организма — не было там ничего полезного, да и на вкус оно как самая натуральная «подошва», не откусишь.
