назад уничтожили мастерскую-то… повезло тебе…
– Нам повезло, – рассмеялась я, – нам всем троим на комплектики хватит. Я Вилину помочь попрошу, роскошное бельишко получится.
Господина Гвенара все еще не было. Утром, когда мы приехали, вокруг было пусто, но сейчас весь двор конюшни был заставлен лошадьми с повозками, оставляя свободным только узкое пространство посередине для того, чтобы можно было заехать и выехать.
Рыска дремала, лежа на повозке, а рядом стояла привязанная лысая овца, про которую я благополучно забыла. Она жевала траву из охапки, Рыска, наверное положила, и равнодушно смотрел на меня. Ягнята тонко блеяли и скакали возле матери, иногда сшибаясь лбами. То один ребенок, то другой нырял под пузо овцы и смачно чавкал, посасывая молоко.
И вот что мне с ними делать?
– Это что за чудо такое? – удивился господин Гририх. Мы даже еще не успели посмотреть,что купила Салина, а только поохали над отрезом от Великого мастера.
– Овцы, – вздохнула я, а Салина с Рыской старались не рассмеяться, очень уж выражение лица у господина Гририха смешное было. Я бы сама похихикала, – это я их купила…
Погрузили мы овец стреноженных в повозку, да домой поехали. Пока по городу ехали, по сторонам я глазела. Все же очень похоже на наши средневековые города. Вон сапог висит, значит там сапожник работает. А тут клещи кузнечные… кажется. Там цветов букетик вывеске деревянной, травник, наверное. И почти на каждом доме такая вывеска висела. Это получается здесь район мастеровых и ремесленников, что ли?
Так и оказалось. В центре, где площадь ярмарочная, купцы жили. У тех что побогаче на первом этаже лавочка была, а на втором семья. Те что победнее, держали прилавки, вроде тех, где мы с Саилной бус купили, и я ткань отхватила. А жили сами в домах на несколько семей. По краю площади торговали самым плохоньким товаром. И купчишки там работали приходящие. У них дома где-то в городе, и они каждое утро приходят на площадь торговать.
Центральная площадь делила город на две примерно одинаковые части: в одной живут аристократы, у которых дома с огромными участками, засаженными садами. А еще там есть городской парк с настоящим фонтаном. Это мне Салина рассказала. И вторая, где ютится все остальное население. Здесь ни садов, ни парков, ни фонтанов нет. Здесь, вообще, деревьев мало, а дома стояли так плотно, что даже наша повозка иногда с трудом проезжала.
Наконец мы выехали из города. На воротах стоял все тот же стражник. Но если утром он был бодр, весел и улыбчив, то сейчас просто махнул рукой, мол, валите скорее. Устал, наверное.
– Салина, Рыска, – мы отъехали буквально двадцать шагов, как господин Гририх впервые подал голос,– ну что? Получилось?
– Да, – радостно взвизгнула Салина и вдруг кинулась обниматься с господином Гририхом. И даже Рыска кивала и счастливо улыбалась, – все получилось, господин Гририх. Это невероятно! Малла, – Салина переключилась на меня, и стиснула в объятиях так. Что я не могла дышать, – Малла, спасибо тебе.
– Салина, – прохрипела я остатками воздуха, – отпусти. Задушишь!
Салина отпустила меня, но меня тут же обняла Рыска. А потом господин Гририх. Что тут, кошмар подери, происходит?!
– Малла, – рассмеялся господин Гририх. Тут я, вообще, перестала что либо понимать. Никогда не видела, чтобы он смеялся. – Ты что такая удивленная?
– Потому что я ничего не понимаю! – как-то истерично выдала я. Аж с подвизгиванием. Сама не ожидала.
– Малла, – Салина снова вцепилась в меня и сжала в объятиях. Я ей что, медведь плюшевый?! – Ты же видела, люди с нам разговаривают, общаются, никто слова плохого не скажет…
– И что? Можно подумать ты впервые видишь говорящих людей, – буркнула я, отталкивая сестру и выпутываясь из ее рук.
– Мы же вдовы, – как-то печально сказала Рыска, – раньше с нами никто не общался, Малла. А ты сегодня видела, как люди ко мне сами подходили, чтобы совета спросить? И не ругались, когда я на их животных смотрела и даже трогала. Понимаешь? Они больше не считают меня изгоем, не презирают, не ненавидят. Они относятся ко мне, как к равной, хотя знают, что я вдова.
– Верно, – Салина наконец успокоилась и перестала тащить меня к себе, – ты же видела, я с купцами разговаривала. И договора сама заключала. Понимаешь? Сама. А потом, – она схватила мешок и вытряхнула оттуда три пары кожаных туфелек, – вот. Я их купила у хорошего мастера. И меня не только не выгнали, Малла, со мной разговаривали, мне советовали, меня считали достойной…
– А раньше? Раньше, разве не так было? – я даже на туфельки внимания не обратила. Слишком странно было то, что говорили сестры.
– Нет, – мотнула головой Салина, – все сделки раньше господни Гририх заключал. Я просто рядом стояла и подсказывала. И Рыска тоже. Ее бы побили, если бы она корову тронула и не купила ее потом. И на рынке… ты же видела эти ряды, где мы все покупали раньше… дальше нас не пускали, Малла. А уж про великих мастеров… ты бы не смогла купить свой отрез. Тебе бы такое никто не предложил бы даже.
Я слушала, слышала и не понимала. Слишком все было неправильным и не укладывалось в моей голове. Как будто бы я пытаюсь подушку в шкаф, в ящик засунуть. Она вроде бы должна влезть, потому что я ее в вакуумный пакет положила и воздух пылесосом выдула. Но никак не получалось: в пакете дырочка оказалась, и подушка росла прямо на глазах, вылезая из ящика.
– Это правда? – жалобно спросила я у господина Гририха. Все же, если сестры и могли меня разыграть, то вряд ли наш председатель таким заниматься будет.
Но господни Гририх кивнул, улыбаясь.
– И ты это все изменила, Малла! Не знаю как, но это ты, дочка…
– Но… я же только… сарафаны… хотела… – прошептала я.
– Сарафаны это хорошо, – Салина огладила голубую ткань на подоле, – но самое главное, что ты как-то смогла объяснить людям, что мы достойны уважения.
Она подняла на меня взгляд, и я увидела, что Салина плачет. Я обняла ее, чувствуя, со спины Рыскина объятия. И она тоже всхлипывала мне в ухо.
Ничего не понимаю. Я же ничего такого не делала. Я же хотела только от платья-мешка избавиться… хотя да… говорила я что-то про уважения и достоинство, но только потому, что к слову пришлось. Ни о чем таком я тогда не думала. Мне хотелось всего лишь порадовать вдовушек наших, у которых я так опрометчиво отобрала возможность со строителями развлечься. И колхоз не развалить…
Но как я,
