— Ишь, грозная. Кто такая?
Женька прищурилась и рукой в сторону костров махнула, проделывая свой любимый фокус. Вот вам – огонь пожирающий. Поглядите, красота какая!
Тирахи взвыли, бросаясь тушить вспыхнувшую траву, а Женька самодовольно заявила:
— Я – жена Баяра-ах.
— Если жена у него такова, то каков же молодой хан? – уважительно склонил голову старик. – Ай, прости неразумного, сейчас поправлю дело. И с такими великими воинами – воевать, да еще по осени? Сберегли нас мудрые предки, сам отец-солнце руки наши от сабель да луков отвел!
Суматошно размахивая руками, старик разогнал свой престарелый курятник, а затем сам лично за руку с десяток дев привел, причем, кажется, не только вдов.
— Вот, внучка моя, – гордо толкнул хорошенькую девчушку в спину. – Разве не красавица? Кто из доблестных воинов готов ее женой взять?
“Если бы в этом мире были евреи, этот дед явно бы к ним относился, – весело подумалось Женьке. – Вот же жук навозный. То у него баб нет, то внучку свою сватает!”
— Разве твоя внучка овдоветь успела?
— Как есть жених погиб у нее, – не моргнув глазом, соврал старик. – А сам Баяр-ах вторую жену взять не хочет?
— Не хочет, – мгновенно нахмурилась Женька. – Ему и одной более чем достаточно.
Баяр фыркнул тихо, спрыгивая, наконец, с коня. Женька мгновенно заткнулась.
— Мы берем трех вдов с детьми, – сообщил молодой хан. – Внучку твою – разве что довеском. Да и то – если сама согласится. Ты согласна, девочка?
Та испуганно покачала головой. Эх, будь у него побольше времени, Баяр бы ее уговорил – его воины такую девчушку на руках бы носили по очереди, да к тому же породниться с этим станом вовсе не помешало бы, но сейчас было совсем некогда. И без того переговоры эти неожиданные его сильно напрягали. В следующий раз лучше Нарана высылать вперед – он тот еще болтун. Пусть договаривается о дани, и тогда кохтэ объедут стороной своих данников.
Трех вдов выбрали быстро, овец и коз пригнали мигом, золотые украшения, видимо, стариком были приготовлены заранее.
Женька, тоже уже с коня спрыгнувшая, подошла к мужу и тихонько ему сказала:
— Надо бы знак им какой оставить. Чтобы ненароком их в следующий раз не задеть.
— Верно, – кивнул он. – Придумаем, – а старику бросил, – через несколько дней посланник мой приедет, вон тот – рыжий. Привезет вам знак от меня, что вы теперь в безопасности. Больше не тронем.
— В этот год, – уточнила Женька.
— В этот год, – усмехнулся Баяр.
— А в следующем году мы еще дары подготовим, – понимающе закивал старик. – Славно, славно.
Женька фыркнула. Воины, посмеиваясь, пообещали на следующий год внучку старика непременно забрать с собой, если дождется, а Баяр, окинув взглядом явно богатый стан, пытался понять – почему столько здоровых сильных мужчин предпочли принести унизительную дань, а не сражаться.
Да, баярова сотня нанесла бы немалый ущерб. Многие воины простились бы с жизнью, были бы и раненые. Возможно, пострадали бы и женщины, хотя кохтэ очень старались ни женщин, ни детей не трогать. Но все это – обычная жизнь обычного народа. Неужели лучше выглядеть в глазах врага трусами?
— А они хорошо придумали, – откликнулась Женька в ответ на его мысли. – Убили двух зайцев сразу. И добро сберегли, и уберегли свой народ от разрушений.
— Сберегли? – наморщил лоб Баяр.
— Ну да. Мы бы явно больше забрали. И потоптали бы. И поломали. А тут – малой кровью отделались. Знаешь, Баяр, а это мысль: перед набегом засылать в стан к врагу вон хоть Нарана. И предлагать – или откуп, или ждите нас в гости.
— За что ты так не любишь моего друга? Его убьют еще на подходе. А если и не убьют – к нашему приходу все ценное попрячут и встретят нас тучей стрел.
— М-да, дикари, – вздохнула Женька. – Ну, тогда после набега. Сказать: ребятки, мы придем еще. И еще. Вам оно надо? Можем предложить сделку. Вы нам дань, а мы – ярлык, что вы наши данники. Трогать не будем, все целы, все довольны.
— Не знаю, что такое ярлык, но мысль неплохая. Только не с сотней. На месте этих данников я бы объединил пару станов и следом пошел за врагом. Догнал, ярлык этот засунул… тому, кто жив останется. Чтобы требовать дань на постоянной основе, мне нужно гораздо больше людей. Сотней тут не управиться. Это сейчас на нашей стороне сама Степь, да еще холода скоро начнутся. Не до набегов станет. А в следующее лето нас уже будут встречать гораздо суровее, поверь.
Женька задумалась. Так далеко она не заглядывала. Жить одним днем куда проще.
Все ведь было так славно: стремительные дни, жаркие ночи, богатая добыча, ветер в волосах. Люди, которых она смело могла считать своими друзьями. И муж, который вообще ни в чем ее не ограничивал. Позволял говорить любые слова, позволял спорить, не требовал от нее, чтобы она стирала рубашки или готовила.
Именно о такой жизни Женька и мечтала, когда выдавала себя за воина. Только сейчас было еще лучше. У нее даже десяток был теперь свой, женский. И Найра была, которую с легкой руки Женьки все уже называли Нанэ – “матушка”. Нанэ была старше Женьки на добрый десяток лет, ей во всем помогала, советы умные давала, и вообще стала так же близка, как Листян.
Одно лишь Женьку теперь терзало: она знала, что муж ее хочет детей. После того безобразного разговора он молчал, но Женька-то видела, как ловко он управляется с малышней. Может и на руки подхватить упавшего сына Найры, может рассказать сказку возле костра облепившей его малышне, может дать совет мальчишкам постарше или запросто подхватить тяжелый котел из рук восьмилетней дочки Бата. Каким бы он был прекрасным отцом – если бы кто-то родил ему ребенка. Кто-то, но уж точно не Женька. Она-то не забывала пить приносимые Листян отвары – каждое утро. Баяр это видел и снова молчал, а Женька, наверное, уже бы хотела завести тот самый разговор снова. Пусть бы он приказал, запретил, решил за нее – но она уже знала, что ее муж никогда так не поступит.
***
К стану своему возвращались уже к вечеру. Дни становились все короче, ночи – все холоднее. Шли дожди, небо все чаще затягивало тучами, но лето еще не кончилось, хотя в привычном кожаном доспехе воины уже не потели.
Их ждали. Женька знала, что к их возвращению будет натоплена баня, куда они с Баяром пойдут последними, уже глубокой ночью. Горят костры, а котлы полны мяса.
Но в этот раз было и другое. Неожиданное и не самое приятное.
Возле шатра их стояла женщина – и такую красавицу Женька здесь видела впервые. Тонкое правильное лицо, оленьи глаза, раскосые и влажные, пухлые алые губы. Высокая, ростом как мужчина, но очень женственная. Толстые чёрные косы, хрупкие плечи, пышная грудь. И живот — вполне себе выдающийся. Месяц этак пятый, а может и больше.
— Баяр, я прошу тебя принять меня в свой гэр. Меня и дитя.
И как это у неё так получилось? Не просительно, но и не приказательно. Она вроде и с уважением, и кротко, и смиренно, но… отказать немыслимо просто.
— Илгыз, — Баяр осматривает женщину с ног до головы, задерживая взгляд на животе и пытаясь сосчитать, может ли она носить его ребёнка. — Откуда ты здесь?
33. Любовь
Илгыз. Так вот она какая — та, которую Баяр любил до Дженны. Да, даже думать нечего: Женька такой женщине и в подметки не годится. И никогда не будет годиться. Таких она видела когда-то: изумительные, знающие себе цену, бесконечно уверенные в себе. Фламинго против воробья Женьки. Ну, или орлица. Да, вот такая достойна стоять рядом с Баяром. Женька даже не ревновала — смешно просто. Ну как можно ревновать к той, кто выше тебя на голову, и не только в буквальном смысле?
Баяр прекрасен — и эта женщина ему достойная пара. Вот и все. К тому же она беременна. Не кричит, как Женька: я рожать не буду никогда, не устраивает истерик на ровном месте.
А про детей Женька отлично помнила все ей когда-то сказанное: если мужчина женщину принимает в свой шатёр, то это теперь его ребёнок. Сглотнула, широко раскрывая глаза. На миг в голове мелькнула мысль раскричаться и зубами выгрызать своего мужчину у всего мира, но тут же пропала. Выставить себя дурой она могла и умела. Но, кажется, от Баяра она заразилась молчаливостью и внешней невозмутимостью. Вздернула подбородок, расправила плечи, даже не подозревая, что муж наблюдает за ней с явным восхищением, и оттого не спешит ее спасать, и мягко заговорила с этой самой сучкой Илгыз.
