— Двадцать пятого января. В один день с Владимиром Семёновичем.
— С кем?
— С Высоцким.
Она пристально смотрит на меня и, кажется совсем не слушает, а думает о чём-то своём. Размышляя или фантазируя, она прикусывает губу. Сочную, красивую, нежную, нижнюю. Боюсь представить, что за мысли носятся в её голове.
— Куда после школы собираешься, — спрашивает Новицкая?
— Не решил ещё. Может, пойду в Афган добровольцем.
— Чего? — хмурится она.
— Интернациональный долг исполнять. Комсомольцы должны быть на переднем краю, там, где лучшие представители советской молодёжи.
— Ещё и циник, — кивает она.
— То что нужно?
— Ладно, — меняет она тему и передаёт мне два исписанных листа. — Читай, что у вас получилось, а потом вставишь статистику.
Я читаю вслух. Возвращаются Люба с Катей. Катя ставит перед Новицкой бутылку коньяка и идеологически враждебный пузатый бокал на короткой ножке, а передо мной чашку кофе. Ну надо же, какой сервис. Я киваю, не прекращая чтения.
— Мне тоже кофе принесите, — приказывает Новицкая и Люба выскальзывает за дверь.
Около двух часов мы всей командой грузимся в «Волгу» Новицкой и мчим по ночному городу. Новицкая на переднем сидении, а я сзади посерёдке, зажатый с двух сторон Любой и Катей. Их нежные руки всю дорогу лежат на моих коленях, и им кажется, что они меня смущают. И от этого им становится весело. Я не возражаю.
Сначала машина едет к обкомовским домам на Красной, где живёт Новицкая. Потом водитель отвозит меня, а уж после везёт девчонок, живущих на бульваре Строителей, практически на краю города.
Родители спят. Дома порядок и чистота, ничего не напоминает о прошедшей вечеринке. Я захожу на кухню и грею чай, выпить который так и не успел. Отрезаю кусок торта и лишь расправившись с ним иду спать.
В течение следующих дней я активно делаю ставки. Не пропускаю ни одного матча нашей сборной и остальных сильных команд. Рыжий не появляется, исполняя запрет Альберта, поэтому Каха крутится один. С одной стороны это хорошо, поскольку видеть Рыжего мне было неприятно. И не мне одному, насколько я понимаю.
Но с другой, тоненький информационный ручеёк, шедший от Альберта к Платонычу теперь полностью иссяк, и рассчитывать, что Альберт, услышав важную информацию, передаст её дяде Юре, теперь бессмысленно. Так что приходится надеяться только на себя.
Всё время, когда я ставлю на счёт, заявляю результат, максимально близкий к реальному. К моему счастью, пока никто не догадывается на основании моих ставок делать корректировку, пытаясь сорвать банк. Поэтому он растёт. Игроков эта ситуация подстёгивает и ставки постепенно увеличиваются.
Я делаюсь чуть ли не оракулом и магом-провидцем, очень близко предсказывая результаты. Правда иногда я намеренно «ошибаюсь» сильнее. Мне подражают и ставят так же как я. Только Лида, следуя моим распоряжениям, раз за разом впустую просаживает червонцы. Две трети банка после каждой игры, а один раз, когда все поставили так же, как я, и весь пул, переходят на следующую игру.
Моя цель — накопить побольше денег в банке перед игрой наших с америкосами. На сегодняшний день там уже около шести тысяч. Вот это я понимаю, вот это игра. Надеюсь дойти тысяч до десяти. Учитывая достаточно успешное продвижение американской сборной, на эту игру принимаются ставки и на победу. А ещё есть ставки на тройку призёров.
Напряжение растёт, ставки увеличиваются, и веселья тоже становится больше. Люди ставят не только на хоккей, на другие виды спорта тоже. На фигурное катание, на биатлон. Да практически на всё.
С Лидой я не встречаюсь и инструктирую её только по телефону. Было бы очень скверно, если кто-то узнал бы о нашем знакомстве. В этом случае мой план можно было бы похоронить. Впрочем, это не единственное, что угрожает моему плану. День Советской армии и Военно-морского флота тоже ставит его исполнение под большущий вопрос.
Именно в этот день будет выдача выигрышей, ведь наши со штатами играют двадцать второго, а я вместе со всем бюро должен буду отправиться на базу отдыха «Автомобилист» на пленэр.
Я размышляю об этом, когда в очередной раз возвращаюсь домой из бара. Дома меня ждёт Трыня. Учитывая, что вчера мы виделись на тренировке, это, скорее всего, означает, что он принёс какие-то новости. Когда после ужина мы идём гулять с Раджой, оказывается, что я прав.
— Ну, как я и говорил, — кивает он. — Начали бомбить своих клиентов, тех, что нормально выигрывают. Конь хвастал. Когда чувак с бабками выходит из бара, Каха его провожает до крыльца и дальше его уже ведут Конь с Рыжим. У них там есть ещё несколько пацанов, но народу не хватает. Меня тоже хотели припахать, но я сполз. Нагородил там всего. Конь недовольный ходит, не хочет со мной разговаривать, короче. Думаю опять будет прессовать.
— Это правильно, что сполз. Не вздумай подписаться на это дело. Даже если будут жёстко наезжать, стой на своём, понял?
— Да понял. Я и не собирался.
— Не собирался, молодец, но они могут реально давить, раз бойцов не хватает. Знаешь, что мы с тобой сделаем. Мы тебе руку загипсуем. Точняк, Андрюха. Ты скажи сегодня Коню, что передумал и хочешь пацанам помочь. Извинись, скажи зассал сначала, но потом решил от коллектива не отрываться. А утром завтра приходи ко мне, я тебе гипс наложу и скажешь, типа всё, трындец. Шёл, поскользнулся, упал. Закрытый перлом. Очнулся гипс. В травму зашёл, тебе там сразу снимок сделали и в гипс упаковали. Со сломанной рукой на дело же не пойдёшь.
— Блин… И чё мне потом месяц в гипсе ходить? А тренировки как?
— Там придумаем что-нибудь. Справку напишем, типа не перелом, а трещина. Ну, короче, походишь недельку, а там посмотрим по обстановке.
— Ну, ёклмн…
— Ладно ты, не суетись раньше времени. Съёмный сделаем. Чего ещё слышал?
— Рыжего ж погнали за беспредел, так вот, Каха на него злой очень. И на тебя, кстати тоже. Говорит, что это ты капал Алику, чтобы тот Рыжего выгнал. А одному Кахе тяжко со всем справляться.
— Да, это заметно. Непонятно, почему он вместо Рыжего никого не привёл.
— По ходу некого взять. Не Коня же, он ведь тупой. Не подросла ещё смена. Егор, точно надо гипс делать? Стрёмно как-то.
— Тебе же делаю лучше, чтоб никто не заподозрил ничего.
— Блин. Ладно. Приду завтра, но ты помозгуй ещё. Может, ну его на?
Когда я возвращаюсь домой, звонит телефон. Я снимаю трубку и слышу голос табачного капитана.
— Брагин, здорово.
— Блин, Анатолий Семёнович, просил же, — говорю я тихонько, чтобы не слышали родители.
— Выходи, — дело есть.
Ну ёлки-палки. Не мог чуть раньше прийти. Конспиратор хренов.
— Я выйду на минутку, — сообщаю я родителям, сидящим у телевизора.
— Куда опять на ночь глядя?
— Да задачки обещал Юрке Ширяеву дать списать.
— А сам он решить не может что ли? — спрашивает отец.
— Ну, пап. Не может.
— А чего не поднимется к нам?
— Да, стесняется. Стеснительный он.
Я беру тетрадку и выскальзываю на улицу. Артюшкин уже мечется, ожидая меня.
— Брагин, — подскакивает он ко мне. — Всё, как ты говорил. Твои начали бомбить своих же клиентов.
— Ну не идиоты ли? — подмигиваю ему я.
— А это значит, — говорит он, не реагируя на мои слова, — что пришло время тебе поработать. Слушай сюда!
21. Чудо на льду
— Погодите, Анатолий Семёнович. Не торопитесь. План-то уже имеется. Грандиозный план с подсадной уткой, большими деньгами и взятием с поличным.
Он замирает и ждёт продолжения.
— Единственное, что может вас огорчить, это то, что Каха, мне кажется, на дело сам не пойдёт. Ему просто не на кого бросить свою контору. Но люди его однозначно будут. Так что проследить связь легко удастся.
