— Вертолет? — удивился Тям.
— Не-не. Только лопасть.
— Лопасть, — протянул Тям. — Хм-м. Серьезно?
— Да.
— Хм-м… И что мы с нею будем делать?
— Хренячить ею дракона, пока не сдохнет, — жизнерадостно сообщил я.
— Это каким образом? — нахмурился Тям.
— Это не сложно, если знать способ. А я, похоже, знаю способ. И у меня есть нужные средства. Но мне нужна эта лопасть.
— Ты предлагаешь мне, — медленно произнес Тям, — уволочь часть экспоната из музея Катастрофы?
Тут я догадался оглядеться. Действительно, пока я размышлял, мы уже дошли до ограды музея. А вертолет этот здоровенный стоял в музейном дворе как внешний экспонат под открытым небом. Сян уже успела про него рассказать. Спасательный вертолет, на нем вывозили тяжелораненых, пока плотность ци не достигла текущей концентрации, а его двигатель совсем не остановился — к счастью на земле…
— Ну почему, сразу «уволочь»? — постарался я смягчить формулировку. — Взять на время, ради общественного блага. На вертолете их все равно еще пять останется.
Глядя на глубокое сомнение на лице Тяма, я понял, что вот сейчас наше плодотворное сотрудничество и прекратится.
— Ладно, — внезапно легко отозвался Тям. — Не вопрос. Я, это сделаю. Есть у меня надежные ребята.
Я очень хотел уточнить, не те ли это ребята, что могут иметь виды на мою трость-стилет, но удержался и не стал. Ни к чему смущать хорошего человека.
— Когда она тебе нужна? — поинтересовался Тям.
— Чем раньше, тем лучше, — ответил я.
— Утром будет у нас на сухом складе для лодок, — без тени сомнения ответил Тям.
И я понял, что да — будет. И будет именно завтра утром. Пацан сказал — пацан сделал, как говорили у нас в молодости.
— Ладно, пошли, — сказал Тям, заметив пару плечистых «антикваров». — Не нужно наши рожи на камерах светить.
И то верно, мы отвернулись от камер на заборе и пошли.
На границе Центрального рынка мы попрощались:
— Завтра утром, — пообещал Тям. — Все будет готово.
— Я буду, — твердо пообещал я.
Конечно я буду! Я такого никогда не пропустил бы.
С тем мы и разошлись каждый в свою сторону. Тям на пристань, а я к лапшевне бабули Хо.
— Вернулся, пропащий, — приветствовала меня бабуля, когда я вошел в стеклянную дверь лапшевни, звякнув дверным колокольчиком. — Дуй овощи резать.
— Ага, вернулся, — отозвался я, проходя на кухню, вешая трость на вешалку и надевая фартук. — А, чего пропащий-то?
— Да девицы твои все темечко мне продолбили вопросам, где ты, да когда ты, — усмехнулась бабуля. — Ты уж разберись со своим гаремом, пока он из под контроля не вышел. А то так взбрыкнут, что уже не осадишь.
— Да чего гарем-то, — пробормотал я, разрезая лук. — Мы просто друзья.
Бабуля ничего мне на это не сказала. Но прекратив истошно, очень натурально по-лошадиному ржать, спросила:
— Так получилось вопрос твой с береговыми порешать?
— А как же, — отозвался я, засыпая лук на шкворчащее масло в горячей сковороде. — Все порешали. Обо всем договорились.
— О чем договорились-то?
— Ну, я кое-что сделаю для них, а они помогут мне, — коротко объяснил я.
— Ха! Так значит, они тебя-таки подрядили поработать за большое спасибо? От хитрецы, от пройдохи! — захохотала бабуля.
— Ну, не за простое спасибо, — немного возмущенно возразил я.
— Ну да, да, за очень большое, дружеское спасибо, знаю. Вот же хитрые лисы! Вот придут они на рынок, я с ними еще поторгуюсь!
— Бабуля, не нужно. Я уже слово дал.
Бабуля остыла так же внезапно как и завелась:
— Ну, дал, значит держи. Ладно.
Так я и проработал всю смену до вечера, когда с закупок оборудования для своего медпункта вернулась Сян.
Бабуля тут же хихикая сбежала на кухню, бросив меня одного с разъяренной Стрекозой.
За последующие десять минут она сожрав мне весь мозг и выплюнув кости, бросила меня бездыханным, осознавать какое я неблагодарное и безответственное чудовище и позвонила Дзянь.
— Нашелся! — торжествующе сообщила Сян в трубку. — Да, шлялся по каким-то бюрократам, время в очередях прожигал. Да! Ха, займи очередь, подруга, я с ним еще не закончила!
Тут я содрогнулся. Вот этого мне точно сейчас не нужно.
— Я в гараж, — бросил я, сбегая через заднюю дверь кухни. — Починю там что-нибудь.
— Давай-давай, — напутствовала меня бабуля. — Я тебя прикрою.
Да-да, я трусливо сбежал с поля боя. А вы бы что делали на моем месте? Сработал древний инстинкт тех, северных дедов — при любом конфликте с противоположным полом следует уходить в гараж. Не, конечно, это круто, что о тебе так переживают, но напрягло меня изрядно.
Рано утром, солнце еще не встало, и все в доме спали, кроме бабули возившейся на кухне, я вышел на улицу, в утреннюю прохладу, наевшись досыта бабулиной заветной лапшички. И казалось мне, что просто лучился накопленной в даньтяне ци. Я подбросил трофейный синий шаодань, заправленный мною до предела моих возможностей, поймал его выбросом из моего внутреннего синего шаоданя, притянул прямо в ладонь, аж руку отбило малость.
Ну, все. Я готов.
По ночным прохладным улицам, не стесняясь крутить головой и следить за небом, я добрался до Черной пристани. У входа меня уже ждал Тям, я ему написал сообщение, что скоро буду. Он отвел меня в ангар, где хранили несколько лодок, готовых к спуску на воду, и представил своим ребятам.
А ребятки оказались ого-го, всем ребяткам ребятки. Я таким парням, пожалуй, безлунной темной ночкой тросточку свою, может, и сам бы отдал, если попросили достаточно вежливо. Не удивился бы увидеть эти светлые лица в ряду абордажной партии, готовой перепрыгнуть на твой корабль с пиратского катера и отоварить тебя по кумполу пожарным багром.
Глядя на слаженные действия этой команды, мое представление о том, что я знаю, чем Тям на жизнь зарабатывает в свободное время от развоза по пляжам туристов, сильно поколебалось.
Но лопасть была там. Лежала на двух тележках, на которых на воду спускают лодки. Пыльная, поцарапанная, с болтающимися крепежными винтами.
— Не было проблем? — поинтересовался я.
— Да вообще никаких. Закрасили краской из баллончиков камеры, разобрали главный редуктор, там аварийный демонтаж простейший, перекинули это весло через забор и на ручках мимо тропинок — ходу, — довольный собой сообщил Тям, почесывая тату с надувавшей пузырь лягушкой на плече. — Делов-то. Что теперь?
— Вот эту штуку, — я достал из кармана мой трофейный синий шаодань и команда ребят дружно напряглась в его синем свете. — Нужно разместить… примерно вот здесь.
Я показал место в середине лопасти по ширине, примерно в четверти общей длины от крепежного конца, который еще утром был зажат болтами в главном редукторе музейного вертолета.
Тям сделал знак, парни тут же подорвались, притащили заклепочник, и дрель, начали сверлить дырки в лопасти, чтобы через полоски металла приклепать кольцо моего трофейного шаоданя к плоскости лопасти. Бодро, быстро, эффективно. Управились они скоро, как раз и солнце взошло над горизонтом.
— Ну, что? — пробормотал я похрустев разминаемыми пальцами. — Попробуем!
Я протянул руку, подцепил потоком ци из моего внутреннего шаоданя, внешний шаодань на лопасти, и поднял все двести кило одним легким движением, как перышко. Алло, гравитация? Как слышно? Ты вообще на работе, или как?
Получается — или как…
— Фига се, — присвистнул Тям. — А мы ее восьмером перли, надрывались.
— А ну-ка, если так? — пробормотал я и попробовал крутануть мой огромный меч вокруг оси.
Вся команда дружно бросилась наземь, просвистевшая над макушкой лопасть причесала мне волосы над темечком.
— Ну, как-то так, — откашлялся я, сообразив, что только что чуть не снес сам себе голову!
— Ты это, — пробормотал Тям, приподнимая голову над полом. — Предупреждай хоть.
— Простите, — пробормотал я. — Мне казалось, должно идти тяжелее.
— Ладно, — буркнул Тям отряхивая колени, — Отнесем ее в лодку?
