— Та-а-а-к, — я забарабанил по столу. — Рассказывай.
— Как вам известно, вместе с Марией Саксонской прибыла ее тетка, этот прусский барон, которого вы намедни предложили сжечь, а также молодой подкормий надворный коронный Речи Посполитой Казимир Понятовский. Вы же в курсе, что он родич Чарторыйских? — я покачал головой. Вообще никого из этих поляков не знаю, да и знать, если честно, не хочу. Вот Понятовские мне известны, да и то, по той причине, что я в доме этого магната формально потерял девственность, и приобрел Флемма. — Не важно, у Трубецкого поинтересуетесь, ежели интересно будет, — Петька махнул рукой. — Так вот, когда вы заболели, всем было некоторое время не до гостей. И между Понятовским и этой прусской принцессой разгорелся интерес, который и привел их в ту злополучную нишу, где ее величество и застала пшека, целующего данную принцессу. Надо ли говорить, что ее величество пришла в ярость?
— Пожалуй, нет, — я покачал головой. Елизавета чрезмерно вспыльчива, так что это было даже, наверное, кому-то больно. — Избавь меня от подробностей.
— Мать данной принцессы была выслана с позором и запретом пересекать границу Российской империи, за то, что за дочерью уследить не в состоянии. Ну, а принцессу Софию срочно выдают замуж за этого Понятовского, чтобы избежать скандала. При этом ее величество велела как можно быстрее дожать Августа Польского и назначить Казимира Понятовского своим преемником.
— О, Боже, — я зажал рот рукой. — Но как сама София это допустила? Она ведь так сильно хотела остаться.
— Нежные чувства такой молоденькой девушки следует как следует удобрять и поощрять, вы же, ваше высочество, такое чувство, делали все, чтобы оттолкнуть ее от себя, — Румянцев покачал головой. Надо же, знаток женских сердец нашелся, мать его. — Нет ничего удивительного в том, что она поддалась мгновенному порыву. Вот только на ее беду данный порыв стал достоянием общества. Сами понимаете, вряд ли между ними все зашло бы дальше этого поцелуя, вот только для того, чтобы похоронить саму идею стать императрицей Российской, этого хватило.
— Как же много я пропустил с этой болезнью, — я кашлянул, к счастью, не закашлявшись на этот раз почти до рвоты.
— Да, вместе с герцогиней выслали прусского посла, — Румянцев попытался меня добить. — За то, что тот имел наглость примчаться ко двору и просить пощадить репутацию и чувства несчастной девочки.
— И самое смешное, не за шпионаж, не за то, что они пытались пролоббировать сближение с Пруссией и полную поддержку политики Фридриха, а за то, что за девчонкой уследить не смогли. Как-то даже обидно получилось, — я встал из-за стола и прошелся по комнате. Кошка, вылезшая из своей корзины, пошла за мной, пытаясь ухватить за ногу.
Дверь в очередной раз отворилась, и Румянцев вскочил со стула, склонившись в глубоком поклоне.
— Ваше императорское величество…
— Оставьте нас, — Елизавета взмахом руки отослала Петьку и вошедших вслед за ней Штелина, Разумовского и Ивана Шумилова. Когда все убрались, недоуменно переглядываясь, Елизавета подошла ко мне. — Полагаю, Румянцев уже рассказал тебе все новости, — я осторожно кивнул. — Не скрою, я весьма благоволила этой девочке. Сделать окончательный выбор в ее пользу мне мешала твоя возможная реакция. К тому же время до назначенного срока еще есть. Но, в связи в произошедшими событиями, к которым еще и твоя болезнь присоединилась, я, наконец-то, определилась. Точнее, я, наконец-то, приняла твои симпатии. И гонец к Августу несет не только настойчивую просьбу сделать мерзавца Понятовского предполагаемым приемником на польском троне, но и объявление о помолвке и начале переговоров о приданом, — я долго смотрел на тетку, затем осторожно кивнул. — Полагаю, что остальные девицы вздохнут с облегчением и начнут по-настоящему развлекаться, без оглядки на меня или тебя. Да и, Петруша, подумай, что бы ты хотел получить в подарок на свою помолвку?
— Вот это, — и я взял со стола и протянул Елизавете проект развития в Российской империи всеобщего начального образования. — Я хочу получить вот это.
Глава 19
Грохот, раздавшийся из коридора, заставил меня поднять голову с подушки и посмотреть в ту сторону. Сегодня я впервые выспался, потому что меня, наконец-то, перестал мучить кашель, никак не хотевший полностью проходить. На свободу меня выпустили уже две недели назад, и прошло уже десять дней, после того, как объявили о моей помолвке, и ровно неделя с тех пор, как Понятовский увез Софию в Польшу. Я при отъезде не присутствовал, но, благодаря Румянцеву знаю, что выглядела несостоявшаяся Екатерина очень расстроенной. А вот что думает по поводу всего этого Мария, мне узнать также не удалось. Потому что наедине мы с ней больше ни разу не оставались. При этом караулили нас почище государственной казны. Моя первая, она же последняя вылазка на территорию, отведенную польской делегации, встретила препятствие в виде здоровенного гвардейца, который стоял на страже возле входа в небольшое крыло. По всей видимости у него был приказ, не позволяющий пропускать на вверенную ему территорию никого мужского пола. Посмотрев на часы, убедился, что пора вставать, чтобы предпринять очередную попытку встретиться с Марией.
— Вы куда-то направляетесь, ваше высочество? — добродушно поинтересовался у меня, все тот же гвардеец, похоже бессменно дежуривший здесь, перегородив дорогу.
— Так, — я остановился. — Пройти я не смогу? — он только покачал головой, а я с трудом удержался, чтобы не сплюнуть. — Отлично, — и, развернувшись, я направился восвояси.
— А зачем приходили-то, ваше высочество?
— Кошку выгуливал, — сквозь зубы процедил я, подхватывая на руки как по заказу вышедшую и-за угла Грушу.
— Зачем кому-то может понадобиться выгуливать кошку? — гвардеец нахмурился, а в его голосе звучало искреннее недоумение.
— О-о-о, тебе не понять, — протянул я, направляясь обратно к своим апартаментам, неся под мышкой вырывающуюся Грушу.
Обязаны мы были такими драконовскими мерами еще одной гостье Елизаветы, которая решила поддаться коллективному бессознательному и отмочила фокус похлеще Софии. Вообще, близость весны срывала головы в полет, а объявленная помолвка перечеркивала все далекоидущие планы девушек, а также их родителей, даря взамен относительную свободу, которой некоторые из них не преминули воспользоваться. Так, например, Каролина Генриетта Кристина Филиппина Луиза Пфальц-Цвейбрюккенская не нашла ничего умнее, как сбежать из дворца, тайно обвенчаться и явиться обратно, будучи уже княгиней Волконской. Как впоследствии оказалось ее избранник Михаил Никитич Волконский был одно время посланником Августа Польского в Пфальц, с какими-то переговорами, которые положили конец очередной немецкой разборке, кои происходили с завидным постоянством: то сосед участок реки оттяпает незаконно, то чья-то корова на территорию соседнего ландграфства забредет, то еще какие-нибудь страшно важные причины рассориться с ближайшими соседями. Вот князь Волконский одно время эти проблемы и решал. Вот при решении одной из подобных проблем, он и встретил юную Каролину Гентриету. И хотя он был ее старше почти на двадцать лет, между ними, как это говорится, «искра пробежала». Но князь уехал, и, казалось бы, все осталось далеко в прошлом, но нет, это только казалось. Похоже, Волконские все двинутые на голову вольнодумцы и этот исключением не являлся, делал то, что хотел, что в башку взбредет.
Разумеется, Елизавета от такого финта пребывала в полном экстазе, и то, что Волконский был все еще жив и на свободе, говорило лишь о том, что тетка до сих пор не может без мата сформулировать объем наказания.
Нет, я понимаю, у них любовь, или какое другое помутнение, но я-то почему должен страдать? Трудности, конечно, закаляют характер, но только, если они не настолько тупые, и в большинстве своем надуманные. И так уж получилось, что я понятия не имею, как относится сама Машка к своей так внезапно изменившейся жизни. Попытался было прижать к стене архиепископа Симона, просвещающего невесту наследника в православии, но был послан подальше с пожеланием не заблудиться по дороге. В общем, стало весело. Настолько, что вот уже две недели никаких балов не было, кроме того, который помолвке был посвящен. Но и там с невестой мне пообщаться так и не удалось.
