Я перенёс пленницу к лестнице — преодолел расстояние за два вздоха. Усадил её на перевёрнутые ящики у стеллажей; прикрыл оголившееся плечо покрывалом и резво отскочил прочь, будто опасался, что женщина меня ударит или укусит. Перевёл дыхание. Смахнул скопившиеся на бровях капли пота. Почувствовал сильное желание немедленно выбраться из погреба, сдёрнуть с лица влажную ткань платка, вдохнуть полной грудью свежий, пока ещё не прогретый солнечными лучами воздух.
Женщина прижалась спиной к мешкам, щурила от света глаза. И продолжала твердить: «Не надо! Пожалуйста, не надо!..» Смотрела не на меня — на спутанное по рукам и ногам тело Рихарда Жидкова. Прижимала к груди ноги, будто боялась, что Каннибал ухватится за них. Шумно дышала. Я разглядел её лицо чуть лучше: опухшее, с потрескавшимися губами и кровоподтёками на скулах. Заметил у женщины под носом старый шрам — как от заячьей губы. Подумал: «Не ребёнок. Лет тридцать пять. Но выглядит сейчас на все пятьдесят».
— Всё, — сказал я. — Успокаивайся.
Толкнул ногой Жидкова — тот зарычал в ответ.
Женщина вздрогнула.
— Видишь? — спросил я. — Он тебе больше ничего не сделает. Не сможет.
Бывшая пленница на меня не смотрела — только на Каннибала. Дрожала, будто в погребе стояла минусовая температура. Прижималась спиной к мешкам.
— Всё закончилось, — сказал я. — Сейчас я вызову скорую помощь. Приедут врачи, отвезут тебя в больницу.
Указал рукой на Жидкова.
— А за этим уродом явятся милиционеры. Увезут его в тюрьму и запрут там в камеру — навсегда. Понимаешь?
Женщина никак не реагировала на мои слова. Но замолчала. Тряслась… и смотрела на Жидкова.
А вот Каннибала мои слова заинтересовали. Он взглянул на моё лицо, вновь скривился от боли, попытался что-то сказать. Шарф заглушил его слова, превратил их в мычание.
Я оставил попытки Жидкова заговорить со мной без внимания. Спрятал за спину топор, пощёлкал пальцем — старался привлечь к себе внимание женщины. Дождался, пока та повернёт голову, взглянет на мою руку.
— Как тебя зовут? — спросил я.
Женщина не ответила.
Наши взгляды встретились.
— Ладно, не говори.
Пожал плечами.
— Этот человек — убийца, — сказал я, указал на Рихарда Жидкова. — Ты должна будешь рассказать об этом милиционерам. И о том, что он делал с тобой. Расскажи им всё. Договорились?
Женщина молчала.
— Он убивал людей и закапывал их тела на своих грядках за домом, — сказал я. — Запомни: человеческие останки зарыты в его огороде за домом, под окнами. Там сейчас под землёй лежит много человеческих костей. Понимаешь?
Бывшая пленница никак не реагировала на мои слова — будто и не слышала их. Вздрагивала.
— Нужно, чтобы их нашли, — говорил я. — И чтобы этот человек понёс наказание за свои преступления. Ты согласна со мной? Передай мои слова милиции. Обязательно! Слышишь меня?
Женщина отвернулась.
— Не надо, — пробормотала она. — Пожалуйста, не надо…
Куталась в грязное покрывало, смотрела на Жидкова. И не реагировала на мои новые попытки привлечь её внимание. Лишь тихо шептала всё те же фразы. По моему лбу одна за другой скатывались капли пота, футболка подмышками и на спине давно стали влажными. Я в сердцах махнул рукой. Очередной, казалось бы, хорошо продуманный план рушился на моих глазах. И происходило это не по моей вине: вновь возникли форс-мажорные обстоятельства.
— Да что ты будешь делать… — выдохнул я. — Всё нужно делать самому!
Подумал: «Придётся копать».
Глава 15
Я окинул комнатушку погреба прощальным взглядом. Не собирался сюда возвращаться. Прикинул: всё ли сделал, чтобы произвести нужное впечатление на тех, кто явятся сюда после моего звонка. Убедился, что бывшая пленница Каннибала не останется незамеченной. Хотя её укутанная покрывалом фигура слегка сливалась с фоном из груды мешков. Но всё же решил, что не увидеть её не получится. Уж очень приметно блестели при тусклом искусственном освещении спутанные волосы. Да и голые женские коленки смотрелись со стороны лестницы ярким белым пятном.
Подумал, что Рихард Жидков вряд ли захочет спрятаться за стеллажами, откажется от помощи медиков. Хотя… подобная возможность всё же была. Зареченский каннибал мог и попытаться освободиться своими силами. Что ему стоило притаиться за стеллажами? Он мог дождаться, пока уйдут медики. И после этого избавиться от пут. Вывих ключицы — не смертельная рана. Подобную неприятность Жидков мог и перетерпеть. А если всё же освободится… то в суете, что должна была возникнуть во дворе его дома, мог и улизнуть. Вероятность такого исхода я посчитал ничтожной… но всё же не нулевой.
Я обнулил её ударом обуха топора по спутанным лодыжкам Каннибала. Треск костей заверил меня, что в ближайшие дни Рихард Жидков не сможет совершать пешие прогулки. Хозяин дома скорчился от боли — шарф заглушил его крик и хрипы. От звуков его голоса бывшая пленница взвизгнула. Прижала к ушам ладони. «А вот теперь это уже причинение тяжких телесных повреждений, — подумал я. — Сегодняшний день по количеству нарушений законодательства уже почти переплюнул достижения моей прошлой жизни — это если не считать экономические преступления».
— Даша.
Я занёс ногу на ступеньку. Но вдруг застыл. Обернулся.
Встретился взглядом с бывшей пленницей.
По щекам женщины скользили слёзы — блестели, точно утренняя роса на траве.
— Что? — переспросил я.
— Меня зовут Даша, — сказала женщина.
Смотрел на её едва шевельнувшиеся губы, пытался понять: действительно ли женщина со мной заговорила, или же у меня начались галлюцинации — выдавал желаемое за действительное.
— Я им расскажу.
— Что расскажешь?
— О трупах в огороде, — сказала бывшая пленница. — И… о нём.
Она кивнула на Жидкова (тот бился в судорогах на полу, рычал и поскуливал). Смахнула с лица влагу. Слёзы одна за другой скатывались по её щекам, падали на покрывало. Глаза женщины больше не казались стекляшками — смотрели на меня внимательно, настороженно, устало.
— Хорошо, — сказал я. — Сейчас вызову скорую помощь. Жди.
* * *
Лопата мне всё же пригодилась. Я подпёр ею дверь. Чтобы приехавшим на вызов медикам не пришлось рыскать по двору в поисках погреба.
* * *
— Алло! Скорая?! Дядя Рихард упал в погреб! Он сильно расшибся! Он сломал ногу… и что-то ещё. Я не могу его вытащить! Помогите! Поскорее! Пишите адрес: улица Александра Ульянова, дом тридцать восемь. Поспешите! Ему очень больно! Я оставил калитку открытой! Приезжайте!
* * *
Я протёр телефонную трубку платком — на всякий случай. Отошёл от таксофона, остановился в тени каштана, огляделся по сторонам. По проспекту Гагарина сновали машины. Мне всё ещё непривычно было видеть разом такое количество советских ретроавтомобилей. Да и полупустая проезжая часть без малейшего намёка на пробки выглядела необычно. Взглянул на огромный плакат, что красовался на стене дома: рабочие и колхозники работали «во благо страны». Прочёл: «Слава труду!». Вспомнил, что именно на этом месте в девяностых видел рекламу американских сигарет.
Снял будёновку, спрятал её за пазуху: поленился открывать чемодан. Подвернул рукава на футболке, чтобы скрыть дыру на локте. Проследил за тем, как из автобуса торопливо выбирались люди — им на смену в салон ринулись те, что ждали этот рейс, стоя на остановке. Советские граждане пыхтели, бурчали. Но я не услышал со стороны распахнутых дверей ни единого бранного слова. Должно быть, никому не хотелось ругаться в это солнечное воскресное утро. Увидел, что сразу несколько мужчин ринулись к ларьку «Союзпечать» — выстроились в очередь, шаря по карманам в поисках монет.
