— Поразительно, господа. Если бы кто нибудь еще три дня назад сказал мне, что такое возможно я счел бы его лгуном. Но мы, господа, за полтора суток прошли больше шестиста миль и находимся сейчас на траверсе острова Пантеллерия, в двадцати милях севернее. Мальта далеко за кормой, до неё больше ста тридцати миль, до Туниса и Сицилии по сорок пять, а до Генуи не больше пятиста сорока.
До Генуи мы шли не полных четыре дня, а всего от берегов Крита мы уложились в рекордно короткий срок — шестеро суток. Все наши страдальцы пришли в себя и даже набрались сил. Николай тоже пошел на поправку. Рана стала заживать. Он повеселел и стал у меня расспрашивать о подробностях нашего жития-бытия.
Никаких серьёзных разговоров я не с кем не вел. Все было решено отложить на потом, после возвращения. Джузеппе и Паскуале под руководством Петра аккуратно присматривали за нашими гостями, особенно греками.
Адмирал в походе очень переменился, он просто светился от счастья. Когда мы прошли Корсику у нас состоялся интересный разговор.
— Алексей, — к концу похода адмирал полностью перешел в общении с нами на русский и это у него вполне получалось, только иногда некоторые слова произносились им так комично, что вызывали смех или в крайнем случае улыбку, он на это не обижался, всегда переспрашивал и иногда смеялся сам над собой, — какие у вас планы на это великолепное судно?
— Пока никаких. А у вас есть предложение? — я об этом совершенно не думал. Вся эта история почему-то опустошила меня, после шторма самочувствие было отвратительным, очень болела рука и начала ныть рана, полученная в поединке с Белинским.
— Есть. Я знаю, вы скептически относитесь к парусным кораблям и считаете, что их век заканчивается. С этим не поспоришь, но этот корабль просто великолепен и я хотел бы походить на нем. Как вы смотрите на то, что я поступлю к вам на службу в качестве капитана «Сарагосы»? Я думаю вы найдете для неё применение.
— А что на это скажет ваша жена? — предложение было настолько неожиданным, что я даже растерялся.
— Открою вам большой секрет, наняться к вам это её идея. Правда она имела в виду ваш следующий пароход, женская интуиция подсказывает ей, что их у вас будет много. И она хочет ходить со мной вместе.
Я представил себе картину, теща с адмиралом на капитанском мостике и рассмеялся.
— А вы знаете, господин адмирал, я приму ваше предложение.
Глава 23
Сразу же после возвращения «Сарагоса» опять встала на ремонт.
Крестному наше с адмиралом решение понравилось. Он с удовольствием передал командование брига адмиралу и занялся «Геркулесом». Лейтенант Леонов с со своими людьми вернулись на корвет. Естественно я наградил каждого моряка, Иван Васильевич переписал всех участников нашего похода и каждого от моего имени пригласил на службу при увольнении.
Павел Александрович похоже очень призадумался о месте продолжения службы, он в нашем походе много времени провел беседуя с крестным, а после шторма подолгу сидел у Николая.
Посовещавшись, мы приняли совместное решение бригу оставить прежнее имя, моряки люди суеверные и после такого удачного похода менять имя корабля с их точки зрения чистой воды безумие.
Неожиданно для меня набрался экипаж «Сарагосы», почти все греки попросили взять их на службу. Решение этого вопроса я поручил бывшему адмиралу, а теперь новому капитану «Сарагосы» Джону Джервису, третьему мужу моей тещи, отчиму моей жены.
В итоге служить на бриге осталось тридцать восемь греков, в том числе и Андреас Популукас, который стал старшим офицером. Он оказался очень образованным человеком, уроженцем Северной Греции. Жениться Андреас не успел, с первых дней участвуя в революции. Где его семья он не знал, по его родным местам война прокатилась будь здоров. Именно по этой причине наш грек и пошел служить на флот, рассчитывая что морская служба даст ему больше шансов найти своих.
Такими же примерно горемыками были и все остальные и основная причина приведшая их на флот была такой же. Архип, ближе других сошедшийся с греками, сказал мне, что по этой же причине, они дружно решили что служба мне поможет им найти свои семье.
Один из греков, Одиссей Канарис, из не пожелавших мне служить, решил обосноваться в Генуи и заняться торговлей. Он был потомственным афинским торговцем и свою семью после начала войны вывез во Францию. В Генуе у него были старые связи, а самое главное небольшой капитал и он резонно решил попробовать здесь начать новую жизнь.
Мы с адмиралом решили Геную сделать одной из наших баз и планы Одиссея поддержали, как и все греки, рассчитывая через него начать поиски своих семей.
Остальные пожелали сразу же вернуться на родину. Расставаясь со своими бывшими товарищами по несчастью, Андреас сказал, что он всегда будет рад их видеть.
Совершенно отдельным вопросом была судьба турка Ибрагима. Он рассказал, что местный паша, застреленный мною, занимался очень интересным бизнесом — работорговлей. Особенно его предприятие расцвело когда началась война. Старший сын был в армии на Балканах и последние месяцы начал оттуда поставлять русских пленных, рассчитывая после войны получить за них хороший выкуп. Два потопленных нами голета занимались пиратством, грабя всех подряд.
Николай со своими моряками возвращался из командировке на большой парусной канонерке греческого флота. Шансов уйти или победить в начавшемся бою против двух пиратских голетов были равны нулю.
Такая добыча попала в руки паши первый раз, сразу несколько русских и один из них еще и офицер, пусть даже и раненый.
Ибрагим служил у сына паши и сопровождал первую партию пленных на Крит. Паша почему-то оставил его у себя и хотя ему и не нравилось служить такому человеку, по это было лучше, чем сражаться с русскими на Балканах.
Жизненным принципом Ибрагима было, гора с горой не сходится, а люди запросто. Семья Ибрагима оказалась в том районе, который заняли русские войска и он решил, что с русскими пленными надо обращаться все таки по-человечески, а то мало ли что.
Всё это мне турок честно рассказал и попросил отпустить его к семье. Я удивленный до глубины души спросил как он это сделает и тут Ибрагим поразил меня еще больше. Оказывается он рассчитывает на помощь Одиссея.
Про этого турка бывшие пленники на самом деле ничего плохого не говорили, а Николай действительно сказал, что его лечили только благодаря Ибрагиму. И поэтому на этом я решил наше общение прекратить и отпустил его, сказав, чтобы больше никогда не делал плохого русским людям, иначе при следующей нашей встречи спуска ему не будет.
Оставалось решить судьбу освобожденных офицеров и нижних чинов русской армии и флота. В Турин, к русскому посланнику поехал Иван Васильевич. Вернулся он быстро с распоряжением отправить по возможности в Кронштадт с русским корветом нижних чинов, а господа офицеры пусть решают сами.
Господ офицеров было шестеро, кроме Николая и капитана Тульева, были еще поручик Петров и ротмистр Черняев одного из драгунских полков, совсем юный мичман Олег Панин, попавший в плен вместе с Николаем и польский капитан Ян Ружицкий.
Мичман пожелал вернуться на русскую эскадру, Николая я естественно решил задержать пока он не поправиться, все армейские русские офицеры пожелали через австрийские пределы вернуться в действующую армию, а поляк попросил отдельно поговорить со мной на тему возвращения, при том исключительно тет-а-тет.
Я почти на сто процентов был уверен, что услышу опять что нибудь про графа Белинского и не ошибся. Капитан решил сразу расставить всё точки над и, начав беседу с прямого вопроса.
— Ваша светлость, вы светлейший князь Алексей Андреевич Новосильский, сын князя Андрея Алексеевича?
— Совершенно верно капитан, — этот уточняющий вопрос меня честно говоря немного удивил.
— Я вам сейчас расскажу историю жизни одного человека. Если вы сочтете, что я где-то говорю не точно или более того не верно, пожалуйста поправьте меня, — поляк вопросительно посмотрел на меня, я кивнул соглашаясь. Он широко открыл глаза и несколько мгновений неподвижно и безмолвно смотрел куда-то вдаль, как бы желаю кого-то или что-то там увидеть.
