— Поручение КГБ. В фуре, перевозившей телевизоры «Горизонт» в Польшу, обнаружили несколько чемоданов. В них — дохренилион часовых механизмов, опознанных как ливер из наручных часов с минского завода «Луч». Пятьдесят тысяч штук. Фактически — часы, но без корпуса, стекла, стрелок и ремешка. Розничной цены на механизм в отдельности нет, гэбисты по согласованию с дирекцией завода установили её, для круглого счёта, в три рубля. Итого сто пятьдесят тысяч, особо крупный размер хищения, расстрельная статья.
— А дирекция завода…
— Пребывает в унынии, потому что зам директора по производству, главный бухгалтер и начальник цеха поправляют здоровье в американке. Написали уже несколько повинных, но ни одна не касается этого груза. Чекисты бодро изъяли два кубометра документации, отражающей движение комплектухи в сборочный цех и из него, после чего затребовали в группу следователя из УВД и привезли кубометры нам: разберись. Напарник тотчас взял бюллетень и написал рапорт на отпуск, хоть и у него запара с делами. Но КГБ у него над душой не висит. Выйдет из отпуска — продлит сроки.
— А ты?
— Разобрать, откуда берётся неучтённый левак, выше моих сил. Одних шестерёнок — десятки, да там ещё разные модели механизмов, чёрт ногу сломит… Пишу поручение в следствие Москвы, чтоб организовали там экспертизу на аналогичном часовом заводе и выявили пути хищения. По крайней мере, от этих залежей на полгода буду избавлен.
Егор задумчиво оглядел Монблан из бумаги.
— Дело в производстве следователя КГБ?
— Полупанова.
— Твою мать… А лучше — его мать. Не понимаешь? Это — небожитель. В КГБ сплошь оперативные работники, немного технических, а следаков — единицы. Расследуют только контрреволюционные преступления типа измены Родины, шпионажа, теракта с покушением на главу государства. Как ты думаешь, такого много случается в Беларуси?
— Боюсь, вообще не случается.
— Боюсь, — передразнил Егор, — что всё же одно-два находят, надо же оправдывать своё существование. Пьяный слесарь с завода имени Вавилова выточил самодельный однозарядный пистолет, и снова жизнь дорогого товарища Генерального Секретаря была под смертельной угрозой, и если бы не бдительность и мужество сотрудников КГБ БССР…
— Что-то ты слишком смел на язык, — оборвал Паша.
— Наобщался с ними. А у Полупанова провёл почти неделю. Я свидетель по делу банды папенькиных сынков, организовавших автогонки на угнанных тачках. Дело подследственности района, в крайнем случае — твоего уровня, увэдэшное, и контора впряглась только потому, что родители покрывают недорослей. Следователь это прекрасно понимает и воротит нос, будто ювелира заставляют копать навоз лопатой.
— Охотно верю…
— Слушай! Не все же до одного на «Луче» крадут продукцию вёдрами. В виде исключения там должны быть честные? Сориентируют — где и что там при желании можно спереть. Дай почитать копии протоколов допрошенных.
— Ты точно из Первомайского? Или с Луны свалился?
— Гость из несветлого будущего. В чём проблема?
Чешигов откинулся на стуле, сцепив пальцы на затылке.
— Проблема в небожителе. Мало того, что копии не снял, а чего проще было копирку подложить, когда печатал протоколы, так и ознакомиться не даёт. Я пробовал вызвать начальника одного из участков, тот: уже допрошен в КГБ, дал подписку — никому ни слова больше.
— Даже так… Ладно. Закрой уши и сделай вид, что не слышишь, — Егор придвинул телефон, до этого погребённый под залежами бумаги. — Аркаша? Приветствую. Городское управление внутренних дел, следователь Евстигнеев, вашими усилиями пристёгнутый к делам ОБХСС. Да, Аркадий, я тоже в восторге. Его не описать без матерных слов. Знаешь сказку «Волк и семеро козлят»? Так вот, «козлят» — это глагол. Причём один за семерых козлит твой Полупанов. Что? Хорошо, пусть не твой лично. Ваш…
Егор, даже несколько сгустив краски, поведал, что у младших братьев по разуму руки связаны. И дело, инициированное КГБ, буксует из-за чванства следователя-капитана, не видящего краёв.
— Можно подъехать посмотреть? Аркадий, мне — не в падлу. Сам прекрасно знаешь, я лёгок на подъём. Но давай в воспитательных целях поступим иначе. Хай оторвёт свой жирный зад от кресла, сходит к ротапринту и отпечатает копии. Вот тогда и заеду. Либо кого-то пришлю. Нет, не обязательно сегодня к вечеру. Завтра к девяти — нормально. Спасибо! Да, за мной не заржавеет. Кстати, мою жену в Культторг перевели. Понадобится что из дефицитов — обращайся. Пока.
На старшего следователя было больно смотреть. Цвет его лица стал серее прошлогодних накладных и складских ведомостей.
— Ты с кем это?.. Иванков запретил КГБ напрягать!
— Мне же не запрещал. Это управление по Минску и Минской области. Ребята сложные, местами вредные как иприт, но у меня с некоторыми наладились неформальные отношения. — Егор не стал распространяться, как спасал Невцова, не рассчитавшего силы во время гастролей «Песняров» по Краснодарскому краю, тем самым вышёл на баланс 1:1, памятуя усилия Аркадия, откачивавшего его самого после пьянки с Говорковым, стоившей участковому жизни. После таких приключений оставаться в официозе «Товарищ лейтенант? Да, товарищ майор!» совершенно не реально. Тем более на следующее утро в Краснодаре из койки Аркадия пришлось доставать чумовую кубанскую казачку, о чём лучше не знать ни Сазонову, ни супруге героя-любовника.
— И правда, будем считать, я ничего не слышал, — согласился Паша.
— Поскольку я сэкономил нам обоим массу времени, попрошу тебя съездить в КГБ самому. Сам метнусь в Первомайский. «Луч» — на их территории. Из-за того, что контора по моей наводке повязала верхушку ОБХСС города, парни пошли на повышение. Боятся меня, где-то ненавидят, но понимают, что в долгу. Пошушукаюсь с ними. В Москву, конечно, отправляй. Хотя бы кабинет освободишь. А я тыхэнько, нызэнько, у самой земли понюхаю.
— Ты — хохол?
— Обижаешь. У меня не то что украинцы, даже евреи плачут. Здоровеньки булы!
Спиной он чувствовал вопросительный взгляд Паши: кто это на самом деле свалился на мою бедную голову.
* * *
Шутка «козлить — это глагол» произнесена в КВН Д. Хрусталёвым.
Глава 17
Не ожидал, нечего сказать.
Около здания Первомайского РОВД, на противоположной стороне Инструментального переулка, переступала с ноги на ногу Ольга Плоткина. Её выхватил свет фар из темноты, студентка прикрылась ладонью в перчатке.
Наверно, проще было не останавливаться и просто ехать дальше, обогнув её. Ослеплённая фарами, та, скорее всего, не рассмотрела бы водителя.
Но её присутствие у милиции — проблема. И проблемы нужно решать, а не консервировать.
Он запер дверцу, прикидывая, что рабочий день приближается к концу, и скоро не застанет нужных оперов. То есть от девушки надо избавиться как можно скорее.
— Замёрзла? Здравствуй!
Она кинулась навстречу.
— Ещё как замёрзла! В дежурной части не знают никакого Жоры. Показали мне Диму Цыбина, он совсем не такой.
— Идём. Внутри теплее.
Испросив ключи у дежурного, Егор провёл её в ленкомнату, благо всего несколько шагов от входа.
— Садись! — сам пристроился рядом. — Давай я расскажу тебе всё, что можно. Остальное — через неделю по телефону. Через Глеба влетел в неприятности.
— Где он?
Та-ак… Родственникам не сказали. Чем хорош КГБ, лишняя информация не расползается. В том числе о двух жмурах в морге на Кижеватого, поднятых водолазами из увенчанного таранными рогами «москвича».
— Понятия не имею. Наверно — в американке, следственном изоляторе КГБ. Нас всех, кто был на гонках, отпустили по подписке. Я понятия не имел, что тачки — краденые! Думал, скупали металлолом, восстанавливали, чтоб выдержали один бой. Там такие рамы наварены вокруг каждой, бивни-тараны впереди… Прикинь, моя ставка выиграла! Тут — свет фар, вылетают два УАЗа-«козлика» и одна «буханка», через мегафон: «Не двигаться! Работает КГБ!». Нас повязали — и на Комсомольскую. Кололи до утра. Кто-то признался, что знал про угоны, мне пришлось тоже… Так дёшево влип!
