Васька почувствовал… восхищение. Никогда бы он не смог так сказать. А вот царевич… и сказать, и сделать… сможет ли он когда-нибудь ну не так же, но хоть как-то? До сих пор ведь иногда на уроках риторики запинается. И казацкие ухватки ему не все хорошо даются… А ведь придется кого-то еще учить, показывать… ой, мамоньки! Нипочем ему не справиться! Страшно-то как…
Может, хоть не сразу?
Увы, судьба, в очередной раз не спросив мальчишку, подкинула ему задачку на следующий же день. Княжеского сына.
Михаила Григорьевича Ромодановского.
Васька только и сказал, что «ой, мама…».
Мальчишка и отдаленно не знал о том, что Софья и царевны расписывали все по людям задолго до приезда новичков. Не знал, что к нему, как и к остальным воспитанникам школы, приглядывались весь год, что собирали все сведения о тех, кто хотел поступить в царевичеву школу. И что они посчитали – справится.
Он не знал, но это не отменяло факта.
Ему, бывшему босяку, придется учить княжеского сына. А если он не послушается?
Опять-таки, о том, что за всеми воспитанниками строго приглядывают и казаки, и слуги, и девушки – и обо всем, даже самом незначительном, доносят царевне Анне, а через нее и Софье, – он тоже не знал. И что ему могут прийти на помощь – тоже. Васька должен был справиться сам. Своего рода переходной экзамен.
* * *
Княжич оказался невысоким щекастеньким мальчишкой, который тяжелее петушка на палочке явно ничего не поднимал. Мамки-няньки помогали. Васька посмотрел на него, вздохнул – и представился.
– Утро доброе, Михаил. А я Василий. Я на первое время приставлен тебе помогать.
– Слугой, что ли?
Васька тряхнул головой.
– Э, нет, слуг тут ни у кого нет. Сами одеваемся-раздеваемся.
– Как – нет? А…
– Сами по кухне дежурим, посуду моем, кровати застилаем, полы метем…
Судя по круглым глазам мальчишки, Васька сказал что-то страшное. М-да, не жил он никогда под мостом. И в канаве не ночевал. И на зиму в трактир не нанимался за крышу в хлеву и объедки. Васька улыбнулся и вдруг почувствовал себя таким сильным и взрослым рядом с этим ребенком.
– Да ты не думай, это все не страшно. Раз в неделю-то…
Страшно. Наверное…
– Зато тут интересно! Грамоте учат… вот ты разумеешь?
Мальчишка важно кивнул.
– Разумею.
– А на латыни? На франкском?
Ответом были удивленные глаза.
– Научат… Нас вот год уже языкам учат.
– А еще чему?
– Цифири разной, чтению, письму, церковные книги читают да объясняют, про соседей рассказывают, воинским ухваткам учат, верхом ездить… да все так сразу и не перечислишь…
– А ты тут тоже учишься?
– А я – первый набор царевичевой школы.
– А какого ты рода?
Васька чуть поежился, но откуда-то на язык сами собой всплыли слова.
– Самого высокого. Нам царевич всем – отец родной, а мать – земля русская, христианская, православная. Лучшего и не надобно. Высшая честь, какая есть, – родину защищать, за то и голову сложить не жалко.
После такого заявления Михаил чуть опешил. Обычно-то как. Ты князь? Нет? Значит, букашка. А тут что-то новое, да еще так заявлено. А Васька, не развивая опасную тему, потянул мальчишку за собой.
– Пошли, я тебе все здесь покажу. Мне на сегодня увольнительную дали, чтобы я с тобой позанимался, завтра уже с утра гонять начнут…
– Княжича?
– Так с нами царевич заниматься не брезгует… говорит – науку познавать не зазорно, неучем-от быть куда как стыднее… Пошли?
Михаил послушно последовал за своим гидом.
Нет, будь он постарше, поопытнее, пожестче – не так сложился бы этот разговор. Но дети очень быстро забывают про социальные границы, если им интересно. А в школе все было ново, непривычно и загадочно. И все выяснить хотелось больше, чем ругаться и ставить себя. Да и не было рядом ни стада холопов, ни мамок-нянек, ни… никого знакомого. И что делать? Особенно ежели отец строго-настрого наставлял ни с кем не ссориться, а с царевичем дружить и всячески ему потворствовать, дабы товарищем стать.
Не начинать же с лая да ругани? А потом уже и ругаться не захотелось, насмотревшись на местные порядки да ребят…
– Сонечка, мы завтра едем в Коломенское.
– Зачем?
Софья уже не коверкала речь. Как-никак, почти пятилетка, время-то летит. Попала в трехлетнее тело, ближе к четвертому году жизни, теперь ей почти пять. Год прошел, чуть больше, а сколько сделано?
– Сонюшка, так братец письмецо прислал. Хочет видеть меня на именины в Коломенском.
– Тятя? – уточнила Софья, хотя кто бы еще мог вытащить царевну Анну из Дьякова.
Женщина кивнула.
– А кто еще едет?
– Мы все…
– А в школе кто старшим останется?
– Танюша согласилась приглядеть. И Аввакум присмотрит за порядком…
Софья чуть улыбнулась краешками губ. Эти двое присмотрят, а то ж! И кто бы думал, что они так споются? Татьяна же в Никона была влюблена по самые ушки, а Аввакум – тут вообще отдельная статья. Борец за счастье во всем мире. И чтоб никто от него не ушел обиженным, вот! А гляди ж ты! Татьяна любила людей идеи, поэтому увлечь ее оказалось просто. Переключатель повернули – и она уже смотрит восхищенными глазами на Аввакума, а тот знай себе соловьем разливается про ересь погубительную. А заодно гоняет всех школьников вдоль и поперек, заставляя учить языки, чтобы потом перевести с латыни и греческого старинные религиозные тексты. Софья подозревала, что толку будет чуть, но если человеку хочется…
Заодно и мозги ребятам прочистит. Нескольким уже досталось на предмет гордыни, а уж как умел протопоп давить на психику, Софья, ей-ей, восхищалась. И все больше удивлялась, что им удалось повернуть его в свою сторону. Хотя удалось ли?
Наверное, все-таки несколько целей совпали. И у них, и у протопопа, такое тоже бывает…
– А надолго мы?
– Да нет, дня на три, не больше…
Софья пожала плечами. Почему бы и не съездить, развеяться, к сестрам присмотреться, к придворным, что кому надо, чего ждать… Ордин-Нащокин, конечно, был полезен, но ведь не полагаться же на один-единственный источник? Глядишь, еще о ком что интересное услышим…
Здесь не отмечали день рождения, здесь отмечали именины – и Софья считала, что это – неплохо. И что особенно приятно – не было никаких американизмов. Ни дурацких пирогов, ни свечек, которые Софья терпеть не могла, были поздравления, маленькие подарки, вроде сувенирчиков, тепло и понимание.
Но то – она. А то старшая царевна. Ее именины проходили более торжественно. Алексей Михайлович хотел устроить пир, но Анна отговорила его. Сейчас она могла высказывать свое мнение и даже отстаивать его. Приятно…
А потому – только свои, только родные. И никакой кучи бояр, ближников, стольников и прочей шушеры. Софья вообще считала, что самый ценный подарок Анне уже преподнес Воин Афанасьевич. Маленькое такое колечко с синим камнем в цвет ее глаз. Скромным сапфиром, размером с ноготь большого пальца.
Шила в мешке спрятать не удавалось. Анна влюбилась по уши – и избранник ответил ей взаимностью. Вот до чего-то более серьезного, чем беседы, у них не дошло, это верно. Но и так – почти революция.
Хмурился старый Ордин-Нащокин, печально покачивала головой, хоть и молчала, Татьяна, но Анне все было безразлично. Она любила.
Софья уже задумывалась, как бы натолкнуть тетку на мысль. Рожать ей надо. Ро-жать! От любимого мужчины. Симеона извели, доносчиков профильтровали и подсовывали им нужную информацию (когда у тебя полон терем девок и все глазасто-ушастые, это сделать несложно), под местными платьями не то что беременность – поросенка скрыть можно. И это еще не самый худший вариант. Вот в платьях европейских дам вообще можно мужика под юбкой спрятать.
А что потом?
А потом Воин отлично сможет воспитывать любимого сына или дочку – кого там Бог пошлет. А Анна – видеть свое чадушко. А там… время штука такая, глядишь, что и переменится, когда Алексей Алексеевич на престол взойдет. Просто Тишайший еще крепок, протянет долго – и дай ему бог здоровья, но для Анны, когда Лешка царем станет, рожать будет поздно.
Как бы ей эту идейку подкинуть?
Ладно, дайте время.
А пока съездить, именины отметить, а то закрутились со всей этой школой – передохнуть некогда.
Софья по праву могла собой гордиться. Да, хотелось бы большего, но и имеющееся радовало. В 1660-м году она попала в тело трехлетнего ребенка. В 1661-м была основана школа. Сейчас, летом 1662-го уже состоялся второй набор, и вчерашние беспризорники бодро натаскивали своих подопечных. Какая там дедовщина?
Здесь Софья твердо настраивалась на нечто вроде воинского братства. Больше всего ей нравилась идея с тамплиерами, где в роли Великого Магистра выступает сам царь-батюшка. А почему бы нет?
