— А дети то растут, брат! Старые мы с тобой становимся.
— Ну не знаю, я так еще вполне ничего, жена не жалуется, — усмехнулся Пророк. — Ты мне вот что скажи, а когда все вокруг завоюем, мы-то с тобой что делать будем?
— А вот эти два парня пускай об этом и думают, — заявил царь. — Я надеюсь помереть раньше.
Глава 19, где над греческим миром сгущаются тучи
Год восьмой от основания. Месяц Тебету. Недалеко от побережья Киликии. В настоящее время — Анталия, Турция.
Море было спокойным, и только небольшой ветерок теребил прямой парус на единственной мачте. Дромон отличался от других кораблей лишь приподнятой кормой, на которой стоял зачехленный сифонофор. Палуба и борта вокруг были обиты бронзовым листом, во избежание пожара. Им перед выходом особые кувшины привезли, которые, говорят, поджигать не нужно. Само загорается после выстрела, поэтому рядом стояли мешки с песком, иначе эту дрянь ничем не затушить.
Командовал кораблем Малх-младший, самого Наварха сын. Отец его опять куда-то за моря поплыл, а семья снова в Сидон перебралась. Ну, а кому же новый корабль, да с секретным оружием под командование отдать? Да тут и вопросов не было, уж очень Малха-старшего уважали. В Сидоне и Тире его сыном самого Дагона считают, больно удачлив в плаваниях был. Порт Бандар построил, Великий Канал фараонов прочистил, а потом и Новый Свет открыл. Теперь моряки из Тира в шумерский Ур плавают, чего никогда не бывало. А самые отчаянные уже и до Синда добрались. Воистину, великий мореплаватель Малх, никто из финикийцев с ним и рядом не стоял. В последнее время, как Империя на себя всю торговлю перетянула, купчишки из захолустных земель разоряться начали. Греки, критяне, киликийцы начали на разбойный промысел выходить, а потом в своих скалах прятаться. А в последний год просто житья от них не стало. Торговли нет, а корабль есть, так только разбой и остается. Невдомек бедолагам, что недолго им радоваться осталось, ведь до самого Великого Царя те вести дошли.
И теперь дромон по самым опасным водам шел, торговой лоханкой притворяясь. Корабль был узким и быстроходным, в ущерб грузоподъемности, но отличия только вблизи видны были, а коли увидел, то уже и поздно. На веслах, помимо гребцов, два десятка персидских князей сидело из Первой сотни царского отряда.
— Где же таких бугаев набрали? — с завистью думал Малх-младший. — Ну чисто быки.
У него задача была месяц море чистить от разбойников, а потом с этими парнями на Сицилию идти, к Сиракузам. Два звероподобных десятника из ассирийцев парней крыли, почем зря, их княжеское достоинство в грязь втаптывая. А парни и ухом не вели. Их, говорят, десять лет так мордуют, привычные. Тот десятник им с семи лет как отец и мать был и, говорят, после выпускных боев юные князья простому воину в пояс кланялись и подарки дарили. Он после такого выпуска мог собственный дом купить и до самой смерти жить безбедно. Да только еще не ушел никто, их же поименно сам повелитель знает, и личного разговора удостаивает. А этим не всякий тысячник похвастаться может. Каждый год по пятьдесят бойцов из этой сотни выпускают, и кто хорошие оценки имеет, теми родители гордятся, и невесты самые знатные в очередь стоят и коленки себе шпарят, на таких орлов глядючи. Ведь те оценки за отцовские дарики не купишь, на выпускных боях сам государь присутствует. Вон, гребут, и не ноют. Даже не скажешь, что у каждого дворец из чистого золота есть. Ох, и суров повелитель, не дает людям немыслимым богатством насладиться. Уж он бы, Малх… Эх…
Из корзины на мачте наблюдатель свистнул, увидел кого-то. А потом и правда, какая-то лохань киликийская, местной рванью набитая, к ним радостно устремилась. Да шагов в тысяче капитан увидел, что не тирский это купец, а бирема военная, и попытался вид сделать, что обознался и вообще мимо плыл. Ну конечно!
На дромоне забили барабаны, ускоряя ритм, и корабль стрелой понесся к неудачливым разбойникам. Малх бронзовый рупор (ох, и хорошая вещь!) ко рту поднес и проорал:
— Парус спустить, корабль в дрейф, оружие на палубу, руки над головой поднять!
Киликийцы скалятся, копья корявые вперед выставили. Некоторые луки ладить стали. Вот смешные!
— Первый десяток, луки взять. Второй — щиты! Воины — на палубу!
Князья с весел вскочили, и, как солдаты умелые, быстро исполнили все. Один десяток со щитами вышел, второй с луками. В общем, мальчишки безусые такую бойню устроили, что через две минуты половина киликийцев на коленях стояла с поднятыми руками, а вторая лежала, стрелами утыканная. Страх то какой! Малх никогда не видел, как персидские лучники работают. Да он же теперь месяц в поту просыпаться будет. На борт абордажная команда зашла, и десяток израненных оборванцев на дромон притащила. После на три десятка шагов от той лохани отошли и залп из огнемета дали. Ох, и вспыхнул кораблик, на диво просто. Малх потом за каждый кувшин отчитаться должен. И сам Великий Инженер Лахму ему велел написать подробно, как и что у него получилось. Потому как десять лет он на эту смесь проклятую потратил.
— Воин Митрабазан, с малым допросным набором, ко мне! — крикнул десятник.
Великие боги, имя то какое! Митрабазан! Да это же из Десяти Великих Семей мальчишка!
— Слушаю, командир, — сказал боец, и устремился.
— Вот тебе пленный, выяснишь, где их бухта, и кто еще разбоем занимается.
— Пальцы резать, как на полевом допросе? — деловито поинтересовался немыслимо родовитый воин.
— Нет, ты же «Допрос вражеского лазутчика» завалил. Пересдача у тебя, забыл, что ли? Время пошло! — скомандовал десятник.
Малх отвернулся, потому что затошнило его. А бедолага выл и, захлебываясь, рассказывал все, что спрашивали. А потом воина по матери крыть начал от боли.
— Все узнал, боец? — спросил десятник.
— Так точно, — ответил тот.
— Ну, так чего смотришь? Или он меня только что овечьей мандой назвал?
Воин, не особо напрягаясь, грабителя над головой поднял, и в море выбросил. Ну и зверей они в этой Первой сотне растят, великие боги! Малх даже вспотел.
А потом они вдоль берега прошли и городишко их задрипанный обнаружили. Все, что плавать могло, сожгли, а пленным глаза выкололи, и домой отпустили. Как сказал ассирийский десятник, им теперь морским разбоем гораздо сложнее заниматься будет. Это у них, ассирийцев, шутки такие смешные. Великий царь Синаххериб отменно шутил, обхохочешься просто. Девятая сатрапия до сих пор его шутки вспоминает. Ну,
