Бенедикт поднял глаза к закопчённому потолку.
Измученный вид монаха убедил воеводу.
— Ладно, садись! Есть хочешь?
Не дожидаясь ответа, воевода обернулся к двери и крикнул:
— Настуся! Ещё еды и тарелку!
Затем снова повернулся к Бенедикту.
— Куда ты теперь?
— Мне надо в Гнезно, к князю Болеславу, — ответил Бенедикт. — Князь ждёт от меня сведений о пруссах, и как можно скорее.
Воевода задумчиво полез пятернёй в сивую бороду.
— Завтра от нас пойдёт обоз с рыбой в Гнезно. Поедешь с ним. А сейчас поешь и умойся. Настуся! Постели монаху в чулане!
На следующее утро, чуть свет, обоз из Гданьска двинулся в Гнезно. Скрипели немазаными осями деревянные колёса. Возчики покрикивали на сонных быков.
Бенедикт, обхватив руками мешок, сидел на передней телеге в компании двух стражников.
Добравшись до Гнезно, он первым делом припрятал янтарь. Оставлять мешок в монастырской келье побоялся — замков в дверях не было, и настоятель мог войти в каждому монаху, не спрашивая разрешения.
Поздно ночью, улучив момент, когда братия разошлась по кельям, Бенедикт проскользнул за монастырскую поварню. Здесь, за задней бревенчатой стеной был неглубокий овраг, куда сливали помои с кухни.
Возле приметного пышного куста калины Бенедикт ножом выкопал неглубокую яму в жирной влажной земле. Опустил в яму мешок, засыпал его землёй и плотно утрамбовал. А сверху засыпал прелыми листьями.
Два крупных камня Бенедикт припрятал за пазухой. Закопав мешок, он спустился в овраг и незамеченным перебрался через низкую монастырскую стену.
Окольным путём он добрался до города, легко проскочив сонных сторожей с колотушками. Стараясь не перебудить окрестных собак, отыскал нужный дом и негромко постучал условным стуком.
Через минуту дверь тихо скрипнула и открылась. Бенедикт шагнул внутрь дома и почувствовал, как под лопатку ему упёрлось остриё ножа.
— Ты один? — тихо спросил его низкий голос.
Бенедикт сглотнул комок, который неожиданно застрял в горле, и ответил:
— Один.
— Шагай вперёд! — прошептали на ухо.
Бенедикт послушно двинулся по тёмному коридору в сторону проёма, в котором трепетали слабые отблески свечи.
В комнате он молча выложил на стол камни и повернулся к хозяину дома.
Коренастый черноволосый крепыш так же молча отложил в сторону нож и поднёс свечу поближе. Наклонился над столом.
— Где взял? — спросил он Бенедикта, внимательно рассмотрев янтарь.
Отблески огня играли на его красных щеках, отражались в щёлках хитро прищуренных глаз.
— Продать сможешь? — вопросом на вопрос ответил Бенедикт.
— Половина моя! — быстро отозвался хозяин.
— Треть, — отрезал Бенедикт.
Хозяин дома прищурился ещё сильнее и снова наклонился к столу.
— Ещё такие камни есть?
— Продай эти, а там посмотрим.
Широкая ладонь с короткими пальцами накрыла камни.
— Хорошо. Зайди через два дня — будут тебе деньги. Тогда и об остальном поговорим.
Князь Болеслав прислал за Бенедиктом только на следующий день к вечеру. Разумеется, настоятель сразу же доложил князю о возвращении Бенедикта. Но Болеслав не спешил.
Он принял монаха в той же самой комнате, где напутствовал перед отъездом. Точно также на столе стояли кувшин с пивом и блюдо с жареным мясом.
Болеслав, сидя в своём удобном кресле, смерил взглядом застывшего возле дверей Бенедикта.
— Сядь, поешь. Почему сразу не пришёл ко мне?
— Прости, князь, — с поклоном ответил Бенедикт. — Еле живой добрался до Гнезно. Ряса на теле сгнила от пота. Не в таком же виде — и тебе на глаза являться.
Болеслав покивал.
— Хорошо, не сержусь. Ты ешь, ешь. Пива выпей. Ну, рассказывай — что приключилось с епископом Адальбертом и его братом?
Бенедикт старательно повторил историю, которую рассказал гданьскому воеводе. Он понимал, что князь непременно проверит, и потому сочинял небылицу всё время, пока грёб на лодке по холодному морю. Пока не повторил столько раз, что сам в неё поверил.
Болеслав слушал Бенедикта, изредка задавая вопросы. Когда монах закончил, князь кивнул.
— Значит, язычники убили епископа? Досадно. Придётся писать письмо в Рим. Но что поделать? Все мы в руке Божьей. Хорошо, что ты вернулся. Мысль о награде помогла? Молодец, молодец.
Князь весело рассмеялся. Потом прикрыл рот ладонью и набожно поднял глаза к высокому сводчатому потолку замка. Бенедикт из приличия сделал то же самое. А когда вновь опустил взгляд к тарелке — на столе перед ним лежали два больших слитка янтаря. Те самые, которые он вчера вечером оставил скупщику.
Ноги монаха мгновенно ослабели в коленях. А Болеслав громко хлопнул в ладоши, и в комнату тут же вошла стража.
— В пыточную его, — сказал Болеслав, кивком указывая на Бенедикта. — И передайте палачу, что он должен рассказать всё, что знает. Особенно — где спрятал драгоценности. Хоть кожу с него живьём сдерите — мне всё равно. Но не убивать, пока не проверите.
Бенедикт не сопротивлялся, когда его тащили в подвал по сырым кирпичным ступенькам. Перед остекленевшими глазами монаха медленно проплывало тело убитого им Радима, а в ушах шумело холодное море.
Глава 18
Июнь 1970-го года. Балтийск, Калининградская область СССР
Сладкая пшённая каша с маслом таяла на языке. Её вкус не портили даже отдельные горьковатые крупинки. Умм, объедение!
Я с удовольствием облизал ложку, сделал глоток яблочного компота и покосился в сторону стола, за которым сидели Валентин Иванович и Валерий Михайлович. Они о чём-то беседовали, неторопливо работая ложками.
План был готов. Но на всякий случай, я ещё раз перебрал в памяти все источники, которыми пользовался в прошлой жизни, чтобы отыскать медальон прусских вождей. Вроде, ничего не забыл.
Теперь нужно было дождаться подходящего момента.
Я поставил на поднос пустые миски и отнёс их на кухню. Выходя обратно в столовую, я столкнулся с Олей. В её руках тоже был поднос.
Оля с Севкой по-прежнему ели за другим столом, объясняя это тем, что впятером за стол не поместиться. Севка при этом смотрел на меня таким взглядом, что даже толстокожий бегемот почувствовал бы себя неуютно.
Но что я мог поделать? Сердцу не прикажешь. Особенно, чужому.
Я приветливо улыбнулся.
— Доброе утро, Оля!
— Доброе утро, Саша.
Оля смотрела вниз и в сторону. Я отодвинулся, чтобы пропустить её в кухню.
Не станет она со мной разговаривать. И это хорошо. Я не знаю, что ей сказать. А изображать из себя доморощенного психотерапевта не хочу. Все эти заклинания: «Всё будет хорошо», «поболит и пройдёт», «время лечит»...
Нет, всё это верно. Но когда болит по-живому — слышать такие утешения неприятно, и хочется послать утешающего куда подальше. По себе знаю.
Поэтому я просто сделал шаг в сторону и вернулся к нашему столику.
Мишаня уже убежал — в последнее время он стал несколько суетлив и растерян. Сказывался объём работы, который взвалил на него Валерий Михайлович. Ну, ничего! Мишане предстоит научная карьера, а на её старте надо много работать. Потом будет легче.
Света посмотрела на меня.
— Готова? — улыбнувшись, спросил я.
Вот с кем мне позарез надо было поговорить — так это со Светой. Странно, да?
Ночь, когда мы нашли труп, словно провела между нами какую-то черту. Мы по-прежнему много времени проводили вместе. Разговаривали. Я даже пытался шутить, и Света улыбалась моим шуткам. Вот только глаза её оставались тревожными. Словно она хотела о чём-то спросить, но не решалась.
Значит, спрошу её сам, напрямик. Не люблю неопределённости и всегда стараюсь всё прояснить. Особенно, в отношениях.
Я протянул Свете руку, помогая подняться со стула.
— Идём!
На улице ослепительно сияло солнце. Бывают такие дни, словно природа сама радуется лету и теплу. Лёгкий ветерок шевелил залежи тополиного пуха по обочинам дороги. Пахло морем и нагревшимся на солнце асфальтом.
