Витя наловчился во второй день спрыгивать и запрыгивать на малом ходу поезда и удачно обчистил раззяву, пока тот выходил до ветра.
В тот вечер его добыча состояла из чайника, початой пачки Витю особенно привел в неописуемый со, спичек и шариковой ручки.
На пару дней его социальный статус подняли с мужика до «авторитетного мужика», и даже «правильного пацана», но после некоторых событий снова разжаловали в рядовые мужики. Спасибо, что не хуже.
Витя наотрез отказался рассказывать о причинах деградации его преступной карьеры в во время того путешествия по бескрайним просторам нашей необъятной страны.
Отношения худо бедно устаканились, Витю, конечно прижимали и эксплуатировали, но жить можно было вполне.
Все детали организации перехвата и суете на зоне по поводу побега Витя узнал из рассказов Пальца, который звонил проводнику по одному ему известному номеру.
У того были свои люди то ли среди заключенных, то ли среди сотрудников. Витю особенно приводил в неописуемый восторг тот факт, что «тупорылые» менты и вертухаи так и не догадались как зэкам удалось бежать.
Он прервал свой рассказ на этом месте заикающимся смехом и долго не мог успокоиться, чем вызвал улыбки на лицах всех в том, числе и у сосредоточенно слушающего Гунько. Это был Витин бенефис, представление, в котором он играл одну из главных ролей.
Администрация думала, что побег был совершен на транспорте, привозившем в тот день в колонию продовольствие.
Так что забытый коллектор, является рабочей темой. Через него все еще вполне можно самостоятельно себя «амнистировать».
Витя страстно рассказывал, как он «сплел лапти» то есть совершил успешный побег, с гордостью и удовольствием, считая, что нашел в нас благодарных слушателей. Сам побег и последующее путешествие были маленьким триумфом его воли, непокорности злой судьбе.
Тундра понравилась меньше.
Вообще по сравнению с блужданием в тундре, можно было сказать, что Витя сохранил яркие воспоминания о поездке.
Тундра со всем своим однообразием походила на зону, каждый день одно и тоже. К тому тут добавился Гибарян и Витя с минимальными навыками в естественной природе ушел на четвертый план.
По правде, только Гибарян относился к Вите по-людски, те двое больше с ним не обсуждали планов и часто даже не отвечали на его простые вопросы.
Вите кроме сказанного особо нечего было добавить к рассказанному.
У меня было еще много вопросов к нему, но я решил их пока отложить на потом. Я понимал, что нам есть еще о чем поговорить, но надо, чтобы он стал больше мне доверять. Отложим все на завтра. Время всегда стоит — человек идет сквозь него, вспомнил я слова Выквана.
— А ракетница, Вить? Кто стрелял? Ты? С чего решил? — спросил я допивая очередную кружку чая.
Витя заерзал на месте, покраснел, казалось, что ему стыдно,
— Ракетницу с единственной ракетой мы запустили тогда, когда через сутки после назначенного срока поняли, что Палец и Хмурый не вернулись, — Гибарян рассказывал, про сигнал СОС, который мы видели, — Витя нервничал, он вообще парень нервный, и считал, что эти двое заблудились и им надо помочь.
— Вить, а что ты так нервничал?
— Ага, не понервничаешь тут. Еды нет, патронов нет. На мне раненый, куда идти не знаю.
— Это ты мне, а не я на тебе, Вить, окстись, — посмеялся сквозь боль Гибарян, — эти двое ему строго настрого запретили стрелять из ракетницы,так же как и из винтовки. Пригрозили очень нехорошими последствиями. Ну и наш Витя слово, точнее зуб давал.
Витя сидел понурив голову.
— Ну а сами понимаете, в мире откуда к нам прибыл Витёк, просто так словами не разбрасываются. Витя знает, что придется отвечать.
Гибарян подмигнул мне. Я вглядывался в его глаза и пытался понять обсуждали ли они с Гунько месторождения.
— Кость, ладно тебе не пугай Витька, если бы не он, то мы бы вас еще не скоро нашли.
Руководитель группы з время нашей беседы с Витей не проронил ни слова и больше слушал.
Это было разумно. Наша работа требовала «тишины» и неукоснительного соблюдения этого правила: не стоило при посторонних обсуждать темы связанные с золотом.
Он доверился и предоставил мне полную свободу действий.
Время от времени он одобрительно качал головой, когда я задавал Вите те же вопросы, которые интересовали его самого.
Что же касается остальных членов группы, то они слушая рассказ Вити успели соорудить носилки на четверых
— Кость, ладно тебе не пугай Витька, если бы не он, то мы бы вас еще не скоро нашли.
Витя поднял голову сначала прищурился, ища подвох. А потом посмотрел с надеждой. Но несмотря всё мое дружелюбие Витя все ещё тревожился. Казалось, что он ощущает какую-то опасность.
* * *
Двое сидели у костра, после молитвы.
Они уже убрали свои молельные коврики в рюкзаки, смотрели на огонь и тихо говорили между собой на своем родном языке, непонятном для посторонних людей.
— Долго мы еще будем лазить по горам, ходить по тундре?
— Наберись терпения. Ты теперь взрослый мужчина. Теперь твоя жизнь изменилась навсегда. Забудь все что было раньше. Мужчина не должен жить с женщинами. Тем он и отличается от них, что Всевышний дал ему полную свободу.
Он разделил кусок вяленого мяса, протянул половину второму и подбросил топлива в костер, а затем продолжил:
— Свобода — это когда ты не просто делаешь, что хочешь, как мы показываем для них, — он махнул куда-то в сторону, — свобода — это когда все что ты делаешь, ты делаешь для укрепления цехга*(гагл. род, фамилия, община). Ты получил от Всевышнего свободу вести дела и торговать тем, чем ты владеешь, по своему усмотрению, при условии, что ты делаешь это справедливо и делаешь для пользы своей семьи.
— Почему ты не сказал им, что не убивал тех людей на горе? Они думают, что это сделал ты. Разве это справедливо? Почему ты не рассказал, о том, что мы видели той ночью?
— Разве овца поверит волку? Ты думаешь слова для них имеют значение?
— Я не знаю. Почему ты называешь нас волками, разве мы не люди?
— Потому что, когда мы и наши дети голодают, мы как волки идем и забираем свою добычу и ничего нас не остановит.
— А они?
— Они не знают наших законов. Они не мы. Они пойдут жаловаться в райком.
— А если райком не ответит на их жалобу?
— Они будут ждать.
— Разве наши семьи сейчас голодают, почему мы идем за этим золотом?
— Ты пока молод и неопытен, мард. Это не мы идем за золотом. Это золото идет к нам. Оно идет к нам на встречу. Мы двигаемся вперед для того, чтобы оно нас поскорее нашло, чтобы ему было легче нас найти. Ты понял разницу?
Второй закивал. Хорошо, когда старший знает жизнь и разбирается в ней. В школе рассказывали про жизнь по-другому. Но это обман. Особенно он любил литературу. Ему нравилось в голове рисовать картины из текста, который он читал в книгах. Но так, как рассказывали в школе — в жизни не бывает.
— А они? Они же тоже ищут золото.
— Наше золото нашло их немного раньше нас.
— Ты когда-нибудь убивал?
— Запомни, Муса! — первый строго посмотрел на второго, — Ты еще слишком мало знаешь о жизни, чтобы спрашивать о смерти. Когда-нибудь я тебе расскажу
Второй подождал пока дядя ответит, а потом тихо произнес:
— Но я сегодня чуть не умер, как ты можешь говорить, что мне рано спрашивать о смерти.
Султыг обнял юношу, потрепал его по голове и поцеловал в теме
— Да, верно. Для нас нет смерти! Тело человека может умереть в этом мире, но его душа тут же окажется в другом в новом.
— В раю?
— Твоя в раю.
— А твоя?
Первый не ответил.
— Когда этот тебя ударил, я готов был убить его. Я думал, что ты сам его убьешь. Почему ты позволил себя остановить?
— Мне все ещё очень хочется знать, как тот затвор от ружья попал в рюкзак к русскому. Если бы я его убил, то как бы я это узнал?
* * *
— Так, мужики. Давайте собираться в обратный путь, — Гунько осмотрел и проверил носилки на которые должны были положить Гибаряна.
