бы ее огорчать.
— Ой, да хватит на мне свое остроумие упражнять! — Хироши подмигивает мне: — читай и мотай на ус. В четыре часа! — и он исчезает. Я разворачиваю записку. В записке сложена купюра в пять тысяч иен и написаны несколько слов. «Четыре часа. Кабинет химии в старом корпусе. Крайняя кабинка слева. Первый клиент. Свои 50% уже взял, спасибо». Внизу приписка «Кента знает все! Консультации за десять тысяч иен!»
— Хироши — вздыхаю я: — вот попадешься мне после уроков…
— Томоко-чан! — в класс врывается Дзинтаро и сразу же бросается к первой парте: — извини меня пожалуйста!
Томоко вздрагивает от неожиданности, а я прикладываю руку к лицу. Кто ж так извиняется?
— Был неправ! — говорит он и склоняется буквой «Г», практически под девяносто градусов: — я не знал, что это все неправда! — некоторое время он так стоит, видимо ожидая реакции. Томоко ничего не говорит, молчит и даже не смотрит на него. Он выпрямляется и стискивает челюсти, играя желваками.
— … в общем… если сможешь простить. Если нет — я пойму. — он склонился еще раз и пошел на свое место. Класс проводил его взглядами в полном молчании.
— И почему мне кажется, что все это только начало? — говорит Хироши прямо над моим ухом: — не мир я вам принес, а меч. Евангелие от Матфея, глава 10.
— Откуда ты библию так хорошо знаешь? — удивляюсь я, глядя на застывшую спину Томоко.
— У меня отец верующий — отвечает Хироши: — но это неудивительно. Удивительно, как ты за такое короткое время столько всего наворотил в нашем классе.
— Динь-донн-динь! — звучит сигнал к началу урока, но учителя еще нет, и староста нервно оглядывается на дверь, чтобы вовремя отдать команду.
— В четыре часа! — говорит Хироши: — без опозданий!
Учебный день прошел как обычно. Так, как и все дни за последнюю неделю. Однако что-то неуловимо изменилось. Так на одной из перемен к Томоко подошла одна девочка — что-то спросить. На другой перемене — еще одна. Ничего такого, то ли задание уточнить, то ли стирательную резинку, но все же, все же. Раньше она была такой социальной невидимкой, все делали вид, что ее не существует. А тут — какое-никакое а общение, ее снова признают членом коллектива, социальной единицей. Пройдет некоторое время, новая информация разойдется кругами, все забудется. Для коллектива, конечно, не для самой Томоко. Для нее это урок на всю жизнь, урок, который наверняка изменит ее отношение к обществу и общественному мнению. И к так называемым «подружкам». Хотя, в таком вот возрасте «друзья» и «подружки» — это скорее приятели. У самого Кенты вот друзей тоже нет, даже таких, в кавычках. Есть только приятель Хироши, который сразу же начал на мне деньги делать. Надо будет его за ухо поймать и сделать больно — так, «шобы знав». А то завел себе моду на меня дополнительные обязательства скидывать, еще и консультации давать после уроков. С другой стороны — деньги. Деньги мне сейчас нужны, у меня в выходные день «уважения к парфэ» и совершенно случайной встречи с Айкой-тян. И соревнования у парней из школы бокса. И встреча с Наоми-тян. Какой я занятый человек, оказывается.
На предпоследней перемене я все-таки поймал господина Хироши за шкирку и притащил в пустой класс на втором этаже. Впрочем, тот не сильно-то и сопротивлялся и с готовностью повис головой, словно повешенная кошка, спешно перебирая ногами. Умеет, мерзавец делать жалкий вид, рука на такого не поднимается. Вот почему Хироши мог ходить по грани в нашем классе, откалывать шуточки, которые никому другому бы с рук не спустили — он всегда с готовностью изображал позы покорности, как у собак. Тут и хвост поджатый и заискивающий взгляд не в глаза, но рядом, застенчивая улыбка Альхена Яковлевича из 2-го дома Старсобеса, сгорбленный силуэт… мастер да и только. На самом деле Хироши не боялся ни меня, ни Дзинтаро, ни кого-либо в нашем классе. Это было видно — иногда его лицо искажала легкая ухмылка превосходства. Думаю, он сам и не подозревал о ней — иначе бы принял меры стереть ее с лица. Но он изучал сам себя перед зеркалом, отрабатывая позы и выражения лица, он не видел себя со стороны в живом общении, а потому не знал об этой своей особенности. Ему был нужен друг, который рассказал бы ему об этом… но друзей у него не было.
О том же, что он не боялся никого в классе я мог судить по тому, что он не боялся выглядеть смешным. Не боялся показаться трусом. Не боялся выставить себя дураком. Более того, он активно работал именно на этот имидж. Шут. Джокер. Какая удобная позиция для того, чтобы просто делать что хочется — никакой ответственности, что с него взять, он же … Хироши. Чтобы он не сделал — все отнесутся к этому с некоей долей снисходительности. Что с него взять. Впрочем, у такой игры тоже есть своя опасность. Всегда есть вероятность что эта маска прирастет к твоему лицу насовсем.
— Кента-кун! — лепечет Хироши, явно переигрывая. Совсем меня не уважает, даже играть как следует ему лень. Фарс, гротеск, перебор.
— Хироши-кун — вздыхаю я, отпуская его: — у меня нет желания выслушивать весь твой обычный цирк. Я понимаю, что ты забавляешься надо мной, и в общем даже не буду препятствовать. Согласен, в последнее время я довольно забавен. Но ты должен понимать, что вот такие вот консультации — это ответственная штука. Я даже не говорю о том, что ты деньги с людей берешь. Но ты и меня не спросил, и я даже боюсь узнавать, что за человек ко мне придет в четыре. А знать мне желательно — чем больше у меня информации, тем лучше я могу дать совет.
— Кента-кун, только не по лицу! — некоторое время продолжает юродствовать Хироши, закрываясь руками. Потом до него доходит то, что я сказал.
— Хм. — говорит он и отпускает руки: — что ты только что сказал?
— Я сказал, что ты только прикидываешься клоуном, а у меня сейчас времени в эти игры играть нет. В обычное время я бы с удовольствием бы продирался сквозь все эти твои репризы, домашние заготовочки и весь театр
