Ближе к пристаням и рынкам было видно четкое различие в стилях десятка своеобразных «пятен», организованных таким образом, что крайние дома напоминали повозки переселенцев, занявших круговую оборону во враждебной степи. Так выглядели районы, населенные выходцами из одной страны и они же, являясь местными аналогами земных чайнатаунов, занимали ключевую роль как в легальной торговле, так и в контрабанде и других неблаговидных занятиях «ночного братства». Встречались небольшие, но ухоженные храмы, и редкие представительства орденов, отличающиеся от окружающих зданий разве что числом хозяйственных построек. Тем не менее, часть левого берега, именуемая из-за скученности жилища и наглости обитателей — Варварка (ударение на первый слог), казалось, утопала в садах, причем, сильнее, чем более цивильные Новый и Старые города. Это отличие было заметно даже зимой, при скучной бесцветной листве и сырой погоде.
Рус шел по узкой извилистой улочке Варварки, рассеянно оглядывая вывески постоялых дворов. Шагал расслабленной походкой уверенного в себе человека, идущего по важным делам. Ноги, обутые в не по погоде чистые сапожки из кожи дракончика, аккуратно переступали многочисленные лужи — следы недавнего зимнего ливня. Непривычные сильный запах свежей и не очень свежей рыбы, гораздо насыщенней, чем в северном Кушинаре, раздражал. Другие трудно определимые ароматы южного океанского порта дразнили и отвращали одновременно. Откуда-то неподалеку доносилось переливное, игривое гудение единорогов, возмущенное мычание борков, наглый галдеж чаек и неразборчивые крики людей. То ли зазывал, то ли ругань грузчиков, то ли веселье команды, наконец-то обретшей под ногами твердую почву. Небо затянула светлая пелена, не предвещающая повторения ночной стихии. Скорее наоборот, сулящая порадовать взор веселым солнечным лучиком. И лишь противная сырость, ползущая под плотный плащ из тонко выделанной тюленьей кожи, не давала забыть о зиме. Сезон штормов только думал заканчиваться.
На это время, на период неспокойного океана и надеялся Рус, идя в Гроппонт — в самый крупный западный порт ойкумены. Он заставил себя поверить в то, что теневики (члены мульского ордена Сумрака) в купе с лоосками (по-мульски ланитками), несмотря на заверение лже-Тирилгин, не рискнут везти ценный груз — его сына, по бурному морю. Конечно, лично Лоос могла обеспечить и безопасный проход судна или выделить кучу Силы на «тропу» прямо до противоположного континента, но это являлось бы излишне грубым вмешательством в дела смертных. Другие боги, насколько понимал пасынок Френома, такого не потерпели бы.
Заметив обшарпанную вывеску «Великие Гелины», Рус перешел улицу, пропустив повозку с непонятным остро пахнущим грузом, и уверенно распахнул скрипучую дверь. Заведение принадлежало чуть ли не первому в Варварке землячеству, эритрейцам, давно потерявшим силу и влияние в делах местных общин.
Постоялый двор знавал лучшие времена. Претенциозная, некогда богатая настенная роспись, повествующая о подвигах первых гелинов-просветителей, которые любили втолковывать новые знания при помощи огня и меча, была вышаркана. Местами поцарапана и выбита. Кое-где проступали неряшливо замытые следы непонятного цвета. Хотелось думать, что от еды.
— Да хранят тебя боги, уважаемый! — лениво проскрипел обрюзгший приказчик, в силу тяжелого похмельного состояния даже не попытавшийся поднять свое рыхлое тело с лавки за стойкой, под которой обычно хранились ключи от комнат. — Наш двор славится… тебе переночевать, перекусить или потолковать? — Служащий откровенно наплевал на рекламу своего заведения и по его мятому лицу легко угадывалось, что и ответ на последние три глагола ему, мягко говоря, был неинтересен.
— Потолковать, — коротко бросил Рус. Со стороны приказчика никакой реакции не последовало. — У вас остановился мой компаньон, Дик из Кушинара.
Портье впервые посмотрел на посетителя. В его мутных заплывших глазах, пронизанных кровяными прожилками отражалось вселенское страдание.
— Десять лепт. Могу взять полудрахмой. — Неожиданно жестко произнес он.
— Однако! — возмутился посетитель, оказавшийся прижимистым, как все торговцы имеющие дела с кушингами. — Кувшин дрянного пойла, которое вернет тебе вчерашнее блаженство, в соседней лавке стоит не более пяти лепт. У вас, уверен, не дороже. Злой хозяин? — участливо поинтересовался Рус, резко сменив негодование на сочувствие.
— Тот кувшин мне, как киту креветка, — немного смягчился страждущий. — А хозяин, — опасливо обернулся, похрустев всеми шейными позвонками, и тихо простонал. — Сволочь. Полудрахма, я не торгуюсь. — Закончил, твердо хлопнув рукой по узкой столешнице.
Стопочка медяков нехотя легла на стойку и была сразу накрыта пухлой трясущейся ладонью. Попытка подсчета честно заработанных денег не предпринималась.
— По левой лестнице, второй этаж, третья дверь направо. — Быстро пробормотал приказчик. Сгреб монеты в потайной карман своей безразмерной туники неопределенного цвета и сказал уже заметно веселее. — Твой Дик не один, с ним один оборванец из наших, эритреец. Это они, китовы отрыжки, меня вчера напоили. Стучи сильнее, а то мне не открыли. Чтоб их кальмар об воду прихлопнул! — с этими словами портье уже выбирался из-за стойки с ключами. Для своего состояния и комплекции — необычайно проворно. И плевать ему стало на других постояльцев и на сохранность вверенного ему имущества.
На условный стук дверь отворилась почти сразу. Адыгей, а это он представлялся купцом Диком, был лохмат и украшен мешками под глазами. Из комнаты доносился заливистый храп.
— Теперь ты понимаешь, почему я просил не вызывать меня в твою вселенную? — сказал он вместо приветствия, дохнув перегаром. — Я понятия не имел, где буду ночевать, да и Флавий… заходи, чего стоять на пороге. Вон он, на полу храпит. Лучше все разъяснит. Эй, друг! — Адыгей бесцеремонно пнул спящее тело.
— А приказчика зачем поили? — поинтересовался Рус, направляя в Адыгея духа Жизни.
Тиренец, блаженно зажмурившись, глубоко вздохнул и медленно выдохнул:
— Спасибо, друг! Везет вам, склонным к Силе. Флавия полечи, быстрее очухается. Слабак он на выпивку оказался.
Эритреец ошалело вскочил с тюфяка, брошенного прямо на пол. Худой, морщинистый, с трехдневной седой щетиной, в аккуратно заштопанной суконной тунике с нестираемыми пятнами, в накинутом вместо одеяла видавшем виды парусиновом плаще, в шерстяных обмотках разного цвета на левой и правой ногах, лохматый, с затравленным бегающим взглядом — по земному определению типичный бомж неопределенного возраста, из породы спившихся интеллигентов.
— А? Что? — испуганно пролепетал он.
— Успокойся, друг! — Адыгей приобнял Флавия за плечи. — Не узнаешь старого приятеля Дика?! — На лице бомжа появилась осмысленность, плавно переходящее в хитроватое выражение. — А это господин Рус. Я тебе о нем вчера рассказывал. Не помнишь?
— Помню. Я всегда все помню! — эритреец приосанился, пригладил пятерней волосы, поправив их насколько это было возможно, запахнул плащ, символично стряхнул с него пыль и с важным поклоном высокопарно произнес. — Да хранят тебя Боги, господин Рус! Тебя приветствует Флавий, свободный подданный гроппонтского князя и его наместника в славной Эритрее!
— И тебя хранят Боги, уважаемый Флавий. Я — Рус из Месхитии. — Серьезно, с ответным поклоном представился Рус.
— О! Славные места с волшебной лозой, из которой получается воистину нектар Богов! М-м-м может, господин Рус захватил что-нибудь из родных мест? — многозначительно продекламировал хитрый эритреец, невольно облизывая пересохшие губы.
— Друг Флавий, прислушайся к себе, — прошептал Адыгей чуть ли не в ухо. — Так ли это тебе необходимо?
Бомж удивленно открыл рот. Захлопнул. Сглотнул. На мгновенье нахмурился и коротко, одними краешками губ хитро ухмыльнулся. Чуть склонил голову на бок и, глядя на Руса из-под кустистых бровей протянул:
— Но не попробовать славного месхитинского вина будет преступлением перед милостью богов, одаривших тот край столь благодатным для виноделия климатом. Я правильно выражаюсь, господин Рус? — его лицо, изрезанное глубочайшими морщинами, выразило тонкую смесь подобострастия и наглости, смешанной с тщательно скрываемым страхом.
— Что ж… — Рус задумчиво потер подбородок, с интересом разглядывая данный любопытный типаж. — А зачем приказчика напоили?
— А как от него отделаешься? Он мой земляк из городка Борей. В молодости мы с ним вместе у купца одного местного служили. Рабами были, если уточнить. Боги правду любят. — Обыденно так сказал, будто был с небожителями запанибрата.
— Это Эледриас вас освободил? — полюбопытствовал Рус. Мелочь, а ему стало приятно от своего участия в совершенно чужой незнакомой судьбе.
