– Леди Авельонская Оливия Чаризз, единственная и неповторимая дочь нашего славного правителя Герберта Чаризза! – провозгласил глашатай. – Поприветствуем же ее как до́лжно верным подданным!
Гости встали со своих мест и осыпали невесту бурными овациями. А та, ничуть не смутившись, медленно, но решительно приблизилась к герцогскому столу и, присев в реверансе, произнесла:
– Да пребудет правитель наш в добром здравии. Долгих лет жизни ему и его владычеству!
Голос леди Оливии прозвучал довольно специфично. Он оказался немного грубее и ниже, чем предполагал Виктор, хотя интонации и постановка речи были выше всяких похвал. Сразу видно – с ней долго и упорно занимались самые лучшие учителя, коих только можно было сыскать во всем герцогстве и за его пределами.
– Здравствуй, дочь моя, – улыбнулся герцог. – Сегодня великий день для меня, тебя и всех жителей герцогства. Сегодня день твоей свадьбы! Этой ночью ты станешь совсем взрослой, моя любимая девочка…
Последнюю фразу Герберт произнес с некоторыми нотками грусти, которые мог заметить лишь воспитанный на Земле человек, потому что в этом мире, в этом обществе не считалось зазорным и аморальным проводить обязательную «первую ночь» с последующим доказательством совершения акта дефлорации. Но Виктору не предстояло сегодня ночью попасть в объятия леди Оливии, и ему очень хотелось обнадежить герцога на этот счет, но здравый смысл запрещал мешать процессу.
Невеста наконец выпрямилась после поклона и, отдав букет одной из фрейлин, громко произнесла:
– Мой суженый гордо скакал на коне, даруя мне славу от вражьих страданий. Так станет же верным супругом он мне, пусть станет героем всеобщих сказаний! И верной женой нарекусь навсегда, коль стану любимой, желанной супругой. И пусть будет трудно порой – не беда! Победа окажется общей заслугой.
Герцог едва заметно прослезился, но вида не подал. Утерев щеки рукавом, он добродушно улыбнулся и повернулся к Виктору:
– Давай, Джеймс. Вот время и настало. Выйди к своей невесте.
Виктор вздохнул так глубоко, как не вздыхал еще никогда. Задержав дыхание и проверив наличие феникса на плече, он медленно встал со своего трона, ощущая на себе сотни, тысячи взглядов, один из которых принадлежал переживающей за своего сообщника Даше. Граф поправил воротник, гордо поднял подбородок и подошел к леди Оливии. Поцеловав ее ручку, посмотрел на толпу.
– Теперь вы, ваше преосвященство, – сказал герцог епископу. – Приступайте к церемонии.
Клод Люций кивнул и вышел к брачующимся. Он встал напротив них и воздел руки к потолку, после чего прикрыл глаза и нараспев прочитал длинную молитву только на одним богам известном языке. Виктор не жаловал здешнюю религию, как и любую иную, но поднявшийся прямо внутри помещения ветер и небольшое похолодание воздуха заставили его пересмотреть свое отношение к вселенскому Свету. В конце концов, мир, основа которого погрязла в магии, может быть заполнен чем угодно – вплоть до самых сказочных богов. Впрочем, тема веры сейчас Виктора мало волновала, а потому он решил разобраться в себе и своем мировоззрении несколько позже.
– Леди Оливия Чаризз, – почти прокричал епископ, – согласна ли ты взять этого человека в законные мужья, любить и оберегать его от всяческой скверны? Клянешься ли жить в мире и преданности с ним до самой своей смерти и даже после нее?
Невеста чуть подалась вперед и кивнула:
– Клянусь.
Клод Люций повернулся к Виктору:
– Граф Джеймс Берк, согласен ли ты взять эту девушку в жены, любить и оберегать ее от всяческой скверны? Клянешься ли жить в мире и преданности с ней до самой своей смерти или даже после нее?
Виктор представил, как среди гостей где-то сидит и усмехается Лагош. От этой мысли в голове его закипела ярость, но выплескивать ее в столь знатный момент было бы верхом глупости. Вместо этого Виктор прикрыл глаза и постарался успокоиться, сосчитав перепрыгивающих забор десять беленьких овечек. Самая последняя овечка почему-то оказалась побитой и несчастной: она не преодолела препятствие и с грохотом рухнула на плетенку.
– Граф Берк? – повторил епископ.
– Кля… клянусь, – откашлявшись, выдавил из себя Виктор и сразу же почувствовал себя последней сволочью в отношении герцогской дочки. Но отступать было поздно.
– Вот и славно. Именем Света, я принимаю ваши клятвы, и с этого самого момента объявляю вас мужем и женой! Можете друг друга поцеловать.
Не было никаких колец или иных символов бракосочетания. Леди Оливия под шум аплодисментов и свадебный марш повернула Виктора к себе лицом и положила руки ему на плечи. Ее теперь уже законный муж приобнял девушку за талию, предварительно стянув с ее головы фату. А убрав закрывающую лицо вуаль, чуть не впал в ступор.
– Поцелуй меня, – улыбнулась Оливия.
Сказать, что новоиспеченная жена оказалась страшненькой – это ничего не сказать. Совершенно неправильные черты лица резко перетекали то в округлые, то в угловатые формы. Над высокими и выпуклыми скулами смотрели в разные стороны два чрезмерно накрашенных глаза. Из-под очень тонких и алых от помады губ выглядывали зубы, между которыми зияли довольно крупные пробелы. И, разумеется, над всем этим великолепием был проведен обряд косметического вмешательства: веснушчатую и прыщавую кожу покрывал довольно толстый слой стекающего из-за жары тонального крема, присыпанного целой тонной обсыпающейся пудры.
– М-мамочки, – только и выдавил из себя Виктор, прежде чем «суженая» впилась в его губы сладким французским поцелуем.
– Горько! Горько, товарищи! – разнесся знакомый женский голос над толпой. Кто выкрикнул эту фразу – было понятно без подсказок.
Оливия и не думала выпускать мужа из своих крепких объятий. А Виктор вдруг осознал, что это его первый поцелуй за долгие, долгие десятилетия. Последний раз он целовал таким образом лишь свою настоящую любовь, единственную и неповторимую Лизу, но было это так давно, что все уже и забылось.
– А ты красив вблизи, – шепнула Оливия. – Не терпится остаться с тобой наедине, любимый.
– Да… и мне тоже, – ужаснулся Виктор.
Епископ искренне извинился и покинул праздник, объяснив это тем, что у него есть еще другие дела, касающиеся только сановников. Перед уходом он похлопал Виктора по плечу и как-то странно заглянул ему в глаза, не произнеся ни слова. Остолбеневший от ужаса не жених, а уже муж окаменевшими ногами добрался обратно до своего трона и занял место подле герцога.
А свадьба взорвалась очередной бурей празднества. Бесчисленное количество бокалов разом ударились друг об друга, подняв на несколько секунд режущий слух звон. Гости словно ждали этого момента не потому, что желали добра леди Оливии, а потому, что хотели как можно скорее приступить к решительному и бесповоротному гулянью. Виктор отметил, что подобное отношение ко всем праздникам остается и на его родине, так что привыкать к этому не пришлось.
Теперь уже законной жене графа Берка оставаться на празднике после обручения строго-настрого запрещалось, а потому фрейлины увели ее обратно в свои покои. Герберт тем временем объяснил, что она будет ждать своего мужа ровно в полночь, а до этого момента есть еще куча времени, чтобы подготовить себя к этому ответственному событию. Виктор, слушая герцога, все больше и больше проникался к нему уважением. Было совершенно ясно, что таких людей, как Герберт Чаризз, в этом мире очень немного. По крайней мере среди знати.
– Вот так и заканчивается моя отцовская миссия, – с тяжелым вздохом и грустью в голосе произнес он. – Отныне Оливия – это твоя ноша, Джеймс. Я так долго ждал этого дня, и вот когда он наконец пришел, мне непросто с ней расстаться. Не пойми меня неправильно – я ее очень люблю. Очень. Она – главное счастье в моей жизни. Береги ее так, как не берег никогда даже собственную шкуру. И если с моей девчушкой чего плохого случится, то ответ будешь держать ты, понял?
– Я прекрасно это понимаю, – кивнул Виктор, думая про себя: «Господи, да ведь он возложил на меня действительно огромные надежды. Совершив предательство и сбежав с Дашей, я разобью его сердце. Возможно, навсегда. Да что там возможно! Однозначно – я оставлю его без малейшей надежды на будущее!» От этих мыслей настроение резко упало, потому что Виктор всегда считал себя человеком честным и никогда не крутил интриг за спинами пусть не друзей, но хотя бы знакомых ему людей, даже ради крупной выгоды. А в данной ситуации и выгоды-то и не предвиделось. Просто помощь родственной душе из далекого-далекого мира, именуемого Землей.
– Расскажи о своей первой жене, Джеймс, – вдруг попросил герцог. Он откинул голову на мягкую спинку трона, прикрыл глаза и достал из внутреннего кармана накидки длинную прямую трубку и огниво. Пара щелчков – и воздух наполнился терпким ароматом незнакомых Виктору трав, совсем непохожих на обычный табак.
