Конь мчался что есть силы, всадник зорко оглядывался по сторонам…
И ему повезло. Действительно, бунт, начавшийся в Москве, не могли оставить без внимания. Навстречу ему мчался всадник, хорошо знакомый Воину.
Патрик Гордон, офицер одного из полков…
– Осади! – рявкнул Воин. Патрик повиновался и посмотрел на мужчину. Узнал.
– Вы из Коломенского?
– Да. А вы… полк…
– Мой командир – полковник Крофорд.
– Что в Москве?
– Не знаю. Мятежники направились к вам, в Коломенское. Я хотел прорваться к царю…
– Это бесполезно. Там полно народу, вы не пройдете. Но у меня есть приказ. Скачите обратно, поднимайте полки и ведите их в Коломенское.
Патрик впился глазами в пергамент. Действительно, это был царский приказ, печать… да и сам он хотел идти туда с полком, просто тупица Крофорд колебался…
– Вы поедете со мной?
– Да. И мне нужно еще людей…
– Из Москвы вышли Матвеевский полк и полк Полтева. И Шепелевский должен быть где-то поблизости…
– Вы их не видели?
– Нет.
– Что ж, либо они, либо…
Мужчина хищно ухмыльнулся, снискав молчаливое одобрение казаков. Не то чтобы они были сильно против бунта, им тоже не нравилась ситуация с медью и серебром. Просто царевич был в Коломенском. А его они знали. И его действительно стоило защищать.
Алексей Алексеевич не замечал этого, но люди уважали мальчишку. За ум, пытливость, терпение, за отношение к людям… одним словом – за державу драться никто не собирался.
А вот за своих родных и близких…
Впрочем, людям это чаще всего и свойственно.
* * *
– ВЫ!!! Ходите невесть где!!! Мать глаза выплакала!!!
Алексей с Софьей переглянулись, безмолвно спрашивая друг друга – это еще что за явление хвоста народу? А хвост был впечатляющим. Пухлая темноволосая девочка лет так восьми-десяти гневно топала на них ножками.
Ну да, это оно и есть – сестрица Марфа.
Закончив все дела с гонцом, дети решили вернуться под присмотр мамок-нянек, чтобы потом к ним не было претензий – и первым делом наткнулись на это чудо в перьях.
И в дорогих перьях. Одна душегрея чего стоит – вся жемчугом расшита. А золотая лента в волосах? Кстати – достаточно жидких и редких. Софья даже порадовалась за себя, она-то куда как лучше смотрелась. И румянец на щечках играл, и под платьем гуляли мышцы, а не сальце, как тут. И к чему это обиженное выражение?
На обиженных, Марфуша, воду возят…
– В чем дело? – надменно поинтересовался Алексей, перехватывая инициативу у сестры. Ему с рук спускалось то, что никогда не сошло бы Софье – и он быстро это понял. И научился пользоваться.
– Дети неразумные!
Марфа пыталась подражать кому-то из взрослых, но куда там.
Алексей, недолго думая, ухватил за руку ближайшую девку.
– А ну позвать сюда Лобанову-Ростовскую!
И перевел взгляд на Марфу.
– Ты, девка безмозглая, решила, что можешь на царевича орать? Тебе кто вообще разрешал голос поднимать?
Все-таки мальчишка тоже переволновался и сейчас с удовольствием срывался на сестре. Софья его не останавливала. Зачем?
– Твое бабье дело сидеть ровно да молиться громко, а остальное тебя не касаемо. Бодливой корове бог рога не дал!
– Государь-царевич?
Анна Никифоровна себя долго ждать не заставила, вихрем принеслась. А и то ж… если царевич в покоях, надо об этом первой царице сказать, а то и сына к ней привести…
Мальчишка ее опять разочаровал.
– Княгиня, возьмите вот это и умойте, что ли?
Марфа, действительно слегка испачканная чем-то вроде киселя, надулась. Царевич посмотрел на сестру с презрением.
– Невместно царевне себя как девке кухонной держать! Ежели не знаешь, что сказать, – промолчи. А взрослым не подражай, пока ума не нажила.
Потом взял Софью за руку и потянул за собой, оставив княгиню с царевной хлопать глазами в легком шоке. Девочка только головой покачала. Взрослеет братик. И это – хорошо.
Если так и дальше пойдет – не мальчик вырастет, но муж. Дай-то бог.
Алексей тем временем прошел через расступающуюся перед ним толпу мамок и нянек и присел рядом с бессильно лежащей на кровати царицей. Погладил ее по руке.
– Маменька, не бойся. Все хорошо будет.
Из темных глаз Марии Милославской покатились крупные слезы. Софья незримой опорой стояла рядом с братом и разглядывала свою мать.
М-да, первый бунт, во время которого толпа ворвалась в Кремль, сильно ее подкосил. Вот и сейчас… боится. Очень боится. И все же…
Ты – царица.
Должна держать себя в любой ситуации, что бы там ни происходило. А Мария расклеивается на глазах.
Судить – легко. А смогла бы сама Софья держать себя?
Хотя… странный вопрос. Она уже здесь. Она уже ведет себя как царевна и не срывается в пропасть истерики. Или она просто не представляет всей опасности бунта?
В любом случае – не стоит судить мать. Ей и так тяжело. Лучше подумать, что можно сделать, чтобы помочь ей, и примет ли она помощь. Как-то так…
Алексей утешал царицу.
Софья, которую никто не осмеливался оттеснить, думала. Больше им ничего не оставалось. Ждать и верить. Молиться?
Она бы молилась, если бы умела. Но произносить заученные слова – и вкладывать в молитву душу – вещи безусловно разные. А раз второго не дано, то не паскудь таинство первым…
* * *
Когда Алексей Михайлович появился в тереме, Алешка первый бросился отцу на шею.
– Тятенька!!!
Царица лежала без чувств. Софья тихо стушевалась в уголке. Ни к чему ей громкая известность. Вот Лешка – тот да, должен быть на виду. А ей хватит и того, что Ордин-Нащокин жив. Не хотелось бы сейчас лишиться такого полезного кадра…
– Как вы тут? Все в порядке?
– Все хорошо. Стрельцы входы перекрыли, – отчитался Лешка. И тут же, без перехода, повесил голову. – Тятенька, ты прости меня… я за подмогой послал!
– Как? Кого?
– Так младшего же Ордина-Нащокина! – Лешка был абсолютно безмятежен и наивен. – Кому ж еще и доверять, если не ему?
Старший расцвел в улыбке.
Алексей Михайлович потрепал сына по голове.
– Все в порядке будет… не волнуйся.
– Да я и не волновался. Вот матушке плохо…
– Что с ней?
– Боится она сильно…
Алексей Михайлович кивнул.
– Сейчас схожу, успокою…
Алексей незаметно переместился в угол, к Софье.
– Что теперь?
– Только ждать…
Долго ждать не пришлось, во всяком случае, новых действующих лиц. Из Дьякова примчался Аввакум и был тут же допущен к царевичу. Кинулся в ноги, поинтересовался, поздорову ли, все ли в порядке, получил утвердительный ответ и расслабился. Отошел в сторонку, тихо поинтересовался у Софьи, все ли в порядке, погладил девочку по голове и заверил, что пока он рядом – ничего плохого не случится. Софья молча выставила мужчине высокую оценку.
Ведь волновался, кинулся сюда – и застань он бунт, наверняка попытался бы увещевать людей, вышел бы к народу, проповедовал, не обращая внимания на то, что его могут убить…
Кремень, а не человек. На таких русская земля и держится.
Интересно, как развиваются события в Москве?
Софья не была бы так спокойна, знай она, что вторая группа мятежников собирается идти на подмогу первой.
* * *
А они собирались. Бунт вспыхнул не просто сам по себе, хотя и давили на людей достаточно сильно, но терпения у народа хватало. И все же во многом в бунте повинны были Милославские. Как царские родственнички, они воровали много и со вкусом, а остальным боярам это почему-то не нравилось. Наверное, потому что к кормушке не подпускали, ай-ай-ай…
И одним из вдохновителей, хотя и тайным, был боярин Матвеев.
Умен был Артамон Сергеевич, и силен, и хваток, вот только масштабов нужных никак добиться не мог. К царю хоть и вхож был, но на многое не влиял. А хотелось большего, большего…
Задумано было просто. Поднять бунт, спровоцировать беспорядки, обвинить в них Милославских, Хитрово, Ртищева и сделать так, чтобы царь удалил их от себя. Раскидать подметные письма, взбаламутить народ, нанять крикунов, чтобы накручивали побольше, прибавить стрельцов и солдат из нескольких полков, командиры которых ему обязаны, – вот и заварится каша.
Царь напугается, пуганый уже, удалит врагов Артамоши от двора, а там и его время настанет.
Получилось все вполне неплохо. Сначала.
Первая волна бунтовщиков докатилась до Коломенского, и крикуны, недолго думая, принялись накручивать вторую. Эти были уже серьезнее, потому в Москве вспыхнули грабежи и погромы. Причем громили купцов, с которых было чем поживиться. И тех, кого громить было выгодно.
Так уж вышло, что боярин Матвеев был женат на англичанке Марии Гамильтон, получившей в крещении имя Евдокия. Родом девушка была из Немецкой слободы, но мы же не будем никого подозревать, верно?
