Аиша вышла из своей комнаты, едва узнала о моём отъезде. По её лицу можно было сказать, что она тоже совсем не рада этому решению. Но ничего не поделать. Не то, чтобы она очень расстроилась, просто огорчилась. Я бы хотел остаться с ними, однако нельзя. Точнее, можно, но это дорога в никуда. Пора уже заниматься своим продвижением во власть. Время сейчас горячее, возможностей много, идиотов тоже хватает, так что, самое время.
— Ты уезжаешь от нас? — спросила Аиша.
— Да.
— И надолго?
— Надолго.
— А почему? — спросила она, машинально накручивая на свой палец длинный локон иссиня-чёрных волос.
— Потому что нужно.
— А разве тебе с нами плохо?
Я прямо посмотрел на девушку и впервые, наверное, растерялся с ответом, буркнув не к месту:
— Смотря с кем.
— Что значит: «смотря с кем»? — набычился Фарах.
— То и значит! — взорвался я и выпалил: — Я бы предпочёл общаться больше с Аишей, а с тобой лишь по делу! А получается ровно наоборот: дела я обсуждаю с ней, а с тобой болтаю на отвлечённые темы. Не могу же я игнорировать брата девушки, которая мне нравится?!
Услышав мои слова, Аиша удивлённо распахнула глаза. Она бы, наверное, покраснела, если бы её кожа была чуть светлее. Но всё равно, её смуглые щёчки от прилива крови стали ещё более смуглыми и приобрели немного другой оттенок. Словно румянец хотел прорваться сквозь нежную девичью кожу и проявить себя во всей красе.
Фарах тоже удивлённо уставился на меня. А я не собирался стесняться: всё равно уезжаю! Пусть что хотят, то обо мне и думают! Вернее, в правильную сторону думают, пока я по саванне с автоматом буду носиться. А девушка мне действительно нравится: спокойная и умная, да ещё и красавица.
— Мамба, разве я запрещаю тебе общаться с моей сестрой? Это её жизнь, пусть поступает, как считает нужным. Я буду только рад, если у вас возникнет приязнь друг к другу.
«Да, — подумал я, — вот и поговорили. Как-то не планировал я в своих симпатиях признаваться. Впрочем, лучше так, чем никак, тем более повод есть — мой отъезд. А там будет видно: или я передумаю, или девушка себе найдёт более подходящую пару».
— Да, тут ты прав, Фарах. Но что поделать? Мне пора уезжать. Оставляю тебе оружие в тайнике. Так, на всякий случай. Может, когда и пригодится. Там пара автоматов, гранаты и патроны. Короче, мне пора.
Сжав друг другу ладони, мы прислонились плечами и разошлись. Аиша стояла чуть в стороне, но подойти и обнять меня она так и не решилась. Шагнув к ней, я взял её ладонь в свои руки.
— Какие у тебя длинные и красивые пальцы, Аиша, — я ласково провёл пальцами по её ладони и поднял взгляд на лицо девушки: в её глазах блестели слёзы. — Я хочу сделать тебе подарок. Вот, возьми этот флакон, он укрепит твоё здоровье, а эта мазь сохранит твою красоту и даже преумножит. Ждите меня, и я вернусь.
Я выпустил руку девушки и, развернувшись, быстро ушёл. Путь мой лежал в одно из селений на границе с Сомали. В нём находился военно-полевой лагерь Сомалийского Национального Движения клана «исаак». Об этом движении я узнал ещё в Аддис-Абебе. И теперь, разузнав подробности и наведя за деньги кое-какие справки, направился туда. Предложение у меня был железобетонным, оставалось лишь правильно преподнести его тем, кто хоть что-то решал в этом тренировочном лагере.
Дорога предстояла сложная, но верблюд и автомат составляли мне неплохую компанию. На этот раз, чтоб уж полностью соответствовать образу борца за социалистическую справедливость в отдельно взятой африканской стране, со мною был АК-47.
Сначала я отправился в город Харэр, по дороге вдосталь налюбовавшись открывающимся на гору Гара-Мулета видом. Оттуда вдоль Ахмарского хребта поехал в Джиджигу. И, наконец, приехал в большое селение, расположенное на границе с Сомали. Селение называлось Вау! Вот Вау и всё! Ну, что же, пусть будет Вау, нам неграм всё по барабану. Именно здесь и расположился тренировочный лагерь этой самой конторы с громким названием Сомалийское народное движение или сокращённо СНД.
Лагерь ничем меня не удивил: всё те же нестройные ряды грязных палаток. В самой длинной брезентовой палатке (естественно, советского производства) организовали столовую, рядом с которой торчала полевая кухня. Последняя была загажена до такой степени, что только от одного взгляда на неё становилось противно! Потёки каши, застарелая сгоревшая пища, что засохла, не успев вывалиться из баков, гарь толстым слоем. В общем, красота по-африкански, изобилие... Ну, не важно. Позже, подавшись импульсу, я начертил пальцем на гари три весёлых буквы, всё равно рядом никого не было. Да и русский тут никто не знал. Вот инструкторы-то обрадуются!
После окрика дежуривших возле лагеря часовых, я слез с верблюда и, перекинув свой калаш со спины в руки, пошёл им навстречу.
— Кто таков?
— Приехал вступить в ваш отряд. Я предупреждал старейшин, когда останавливался в селении, что собираюсь к вам.
— А, это ты приехал из Джиджиги?
— Да.
— Пойдём тогда к начальнику и нашему командиру, — и мы пошли.
Для советников из числа советских предназначалась отдельно стоявшая новая палатка, рядом расположилась похожая, но для командного состава из числа местных героев. Младший командный состав квартировал под более старыми брезентами, а про хаотично разбросанные тут и там обычные палатки и говорить нечего.
Сначала меня повели к советникам. И я очень удивился, увидев в одном из них знакомого ещё по первому лагерю капитана. Интересно: за какие такие заслуги этот мужик так надолго застрял в Африке? Он, разумеется, сначала меня не узнал. По себе знаю: все негры для европейцев на одно лицо. Но, как только я стал рассказывать об отряде, кэп оживился. Потом подробно расспросил меня о почти забытых событиях, пока, наконец, не убедился, что я действительно был в том отряде повстанцев.
— Так, а как тебя зовут?
— Бинго!
— Я понял. Так ты Бинго? Странное имя.
— Да, меня зовут Дед Бинго, — через переводчика ответил я.
— Дед?! — его лицо странно перекосилось от еле сдерживаемого смеха.
— Угу, — глядя на его эмоции, меня тоже буквально распирало, но я держался.
— Ох, мать твою, ну и имена, — хмыкнул капитан по-русски. — Дед Бинго, кто бы мог подумать… Ладно ещё «Бинго», но «Дед» — это уже чересчур.
Он словно уговаривал сам себя не заржать в голос, поэтому произнёс этот короткий монолог ворчливым тоном, а я, чтобы не расхохотаться, покрепче сжал зубы и начал рассматривать потолок палатки.
— Ладно, я смотрю, ты с оружием?
— Да, я взял в бою автомат.
— А ещё чем владеешь?
— Могу стрелять из пулемёта, гранатомёта, пистолета, винтовки, — бодро перечислил я. — Умею кидать гранаты, взрывать. Всё умею!
— Мм, кажется, я припоминаю. Вроде бы тебя я учил подрывному делу?
— Да, учили, — я всё никак не мог вспомнить ни имя, ни фамилию капитана.
— А что с отрядом?
— Все полегли. Может, кого и в плен взяли, я не знаю. Нас долго преследовали. Я спрятался, а потом бежал, куда глаза глядят. Шатался везде, но без денег тяжело. Вот, в Эфиопию вернулся, до Аддис-Абебы дошёл. Там и узнал об организации за освобождение Сомали и о вашем тренировочном лагере. И приехал сюда. По мне: воевать лучше! Хочу освободить Сомали от злого диктатора Сиада Барре! — чуть ли не проскандировал я в конце своей длинной речи.
Капитан недоверчиво посмотрел на меня.
— Ммм, — невнятно промычал он.
В действительности ему было на меня абсолютно по хрен. Ну, пришёл ещё один негр, пусть с ним местные разбираются.
— Какое звание в отряде имел?
— Я был десятником. Когда убили сотника, стал за него.
— Понятно. Тогда здесь начнёшь сразу с десятника. А теперь ступай к местному вождю: я сообщу ему о своём решении, скажу, чтобы он тебя поставил десятником. Но если ты врёшь…
Я промолчал и после разрешающего знака вышел, направившись в соседнюю палатку.
Как же разительно она отличалось от палатки советского офицера! Если там царили чистота и порядок, то тут… Здесь властвовали бардак и полное безразличие к комфорту! На железной койке посреди всего этого хаоса валялся высокий и худой сомалиец с резкими чертами лица, короткими курчавыми волосами и чёрными глазами. Это и оказался вождь всей этой бодяги.
